Ледяная Королева (Трилогия)

— Не смогу, — прерывисто вздохнула я, утирая последние слезы, — мне почему-то кажется, что, если я отойду, он умрет… Глупо, да?

— Как знать! — не сразу отозвался волк, разглядывая меня с каким-то странным выражением на мохнатой морде.

ГЛАВА 5

Следующие полторы недели я отходила от пострадавшего только по совсем уж необходимой надобности. Более-менее спокойных минут перепало — по пальцам посчитать, причем на одной руке. Он то сгорал от сухого жара — и мы ведрами таскали снег, щедро засыпая полыхающее тело до кончиков пальцев, а мокрые бинты высыхали прямо на глазах, то исходил горячим потом, трясясь в жестокой лихорадке, — и мы по нескольку раз в день меняли повязки. Трижды во время приступа он срывал бинты, и я, припоминая вслух свой обширный запас нецензурных высказываний, восстанавливала его мумиеподобный имидж. Правда, с каждым разом перевязочного материала требовалось меньше — поверхностные раны заживали на Дине быстрее, чем на любой собаке, оставляя на загорелой коже гладкие светлые рубцы, но и те постепенно исчезали.

С костями пришлось повозиться подольше. Вот когда не раз и не два пришлось вспомнить бабушкины уроки! Сейчас бы она не нарадовалась, глядя на любимую внучку, ведь настолько прилежно упражняться в реализации заложенных возможностей мне в жизни еще не приходилось! «Скрытым зрением» я пользовалась реже — для определения фронта работ на ближайшее время, а вот запасы жизненной силы были затронуты основательно. Как ни крути, а починить и настроить на нормальную работу переломанный, растерзанный и отравленный организм — это даже не в горящую избу войти… хотя, конечно, и в таком варианте развлечение то еще!

«Встроенный рентгеновский аппарат», кроме всего прочего, помог найти причину столь странного пульса моего первого пациента. Просто-напросто у него было два сердца. Или одно раздвоенное, причем каждая половина представляла собой стандартную человеческую конструкцию, которая каким-то хитроумным способом соединялась в своей верхней части с другой такой же. Сокращались они по очереди с разницей в полсекунды, гоняя кровь с умопомрачительной скоростью — каждое по своему «трубопроводу». Это, конечно, имело кое-какие плюсы — наверняка нормальная температура тела была выше положенной хотя бы на градус, но и яд летучей страхолюдины был разнесен по всему организму в мгновение ока…

Впрочем, на теоретические изыскания ни сил, ни времени почти не оставалось. В первые дни с непривычки выматывалась я по-страшному, но потом приноровилась — научилась тратить меньше усилий на «подключение» и «настройку», стала быстрее концентрироваться и точнее направлять поток энергии, да и саму энергию тратила более разумно, без ненужных потерь. Мало того — еще и радоваться успевала тому, что именно мне достался такой полезный дар, что подвернулся случай попробовать свои силы… О том, что этот самый «случай» оказался воплощением практически всех моих романтических грез, на тот момент лучше было скромно умолчать.

Приступы буйства у болящего случались чем дальше, тем реже, но после каждого из них мне по-прежнему оставалось что-нибудь на память — располосованное когтями плечо, например, или комплект разнокалиберных синяков на запястьях от его стальной хватки, а уж про вывешенный язык (мой) и ноющие мышцы после сеанса вольной борьбы с этой связкой неуправляемых мускулов и вспоминать не стоит, мелочь, да и только! Просто без помощи Грома, Ворха и шушек мне бы здоровья не хватило удержать обеспамятевшего пациента от получения новых травм во время его настойчивых попыток превратить ставшую родным домом пещеру в малопригодные для жизни руины.

Даже в периоды затишья спокойно ему не лежалось. Парень метался и стонал — негромко, но так, что душа переворачивалась. Более-менее он затихал, когда я сидела рядом, положив на его пылающий лоб ладонь, и разговаривала с ним тихим шепотом или держала за руку, кончиками пальцев поглаживая выпуклые синеватые жилки под загорелой кожей.

В одну далеко не прекрасную ночь я, видимо, вымоталась настолько, что попросту отключилась рядом с лежанкой Дина, не выпуская его руки, причем, как сейчас понимаю, умудрилась каким-то образом подсмотреть кошмары, которые терзали его затуманенное сознание. Во всяком случае, до сей поры мне никогда не снились гигантские осьминогоподобные монстры не первой свежести, покрытые расползающейся на глазах мелкочешуйчатой шкурой гнусного буро-зеленого цвета, с неровными рядами раздвоенных шипов! Означенное ушлепище сидело у меня на груди этакой бугристой горой зловонной пульсирующей плоти, утробно рыча и садистски медленно сжимая мою шею липкими щупальцами…

До сих пор не знаю, как мне вообще удалось очнуться, но еще долго я периодически вскакивала с хриплым сдавленным криком и в холодном поту, не успев даже толком заснуть! Зато Дин в этот раз, пожалуй, впервые вел себя достаточно спокойно. Стоит ли говорить, что с тех пор я охраняла его сон с удесятеренным рвением, раз уж мне повезло ненароком разжиться подходящими способностями для разгона подобных кошмаров… Я после недолгих колебаний перетащила свою постель в ту же нишу и теперь часто коротала время, сидя в полудреме рядом с ним, сохраняя способность воспринимать происходящее вокруг, но не обращая внимания на мелочи. Главным же для меня на тот момент было состояние существа, волей судьбы вверенного моим хлопотам.

Кроме прочего, я всерьез опасалась, что авитаминоз и обезвоживание могут здорово подпортить мне всю спасательную кампанию, поэтому сидела в изголовье нашего так и не приходящего в сознание страдальца с ложкой на изготовку. Рядом на плоском камушке стояла батарея кружек, из которых я при каждом удобном случае по каплям вливала в пересохший рот попеременно хвойный настой, травяные отвары, бульон, ягодный сок и просто воду. И если не пустила корни рядом с лежанкой, так только благодаря заботам шушек, периодически сменявших меня на боевом посту.

Вообще, никто из нашей странной компании без дела не сидел. Про шушек и говорить нечего — на их многочисленные хрупкие плечи легли почти все хозяйственные хлопоты, иначе мне было бы впору многократно разорваться. Хорошо еще, что наша пещера — обширная, с множеством тоннелей и небольших пустот — обогревалась большей частью «земным» теплом и обладала дополнительными достоинствами в виде источников пресной, минеральной и горячей воды, так что на сбор топлива уходило много меньше сил и времени, чем это могло потребоваться в такие лютые холода. Вот и на долю «дуэта зубастиков», как я окрестила волка с драконом, выпали в основном другие заботы. Так, на следующее же утро после памятного события в забытом Богом ущелье Ворх о чем-то посовещался с чешуйчатым другом и явился отпрашиваться на денек «по делу». Я только рукой махнула и пожелала «попутного ветра в горбатую спину» — было не до них. К вечеру они явились прежде, чем я начала беспокоиться, и Гром, разжав челюсти, уронил к моим ногам объемистый узел.

Я заинтересованно распаковала их трофей. В мешке оказалась одежда для меня, любимой: две тонкие полотняные рубашки со шнуровкой у ворота и одна шелковая, украшенная ненавязчивой вышивкой во всю грудь — яркие васильки в обрамлении мелких ромашек и зеленых листочков. Дальше обнаружились темные штаны из плотной ткани, еще одни — меховые (определить бывшего хозяина шкуры с короткой, но плотной дымчатой шерстью мне так и не удалось), а под конец — высокие и теплые сапоги на толстой подошве и со шнуровкой.

Я, до глубины души тронутая такой заботой, даже сразу не нашла что и сказать, зато прослезилась и благодарно расцеловала обоих героев дня в холодные с мороза носы. Дракон почему-то чихнул и, кажется, покраснел, несмотря на чешую, а волк неожиданно засмущался и буркнул, глядя в сторону:

— Теперь хоть на человека похожа будешь, а то бродишь как озабоченный призрак в своем полотенце!

И с каверзным хихиканьем успел удрать из пещеры, пока я не добралась до его ушей.