Волшебники в бегах. Часть 2

Птичья трель раздалась совсем близко и почему-то снизу. Он опустил глаза и обнаружил девчушку лет пяти, с цветком магнолии в волосах — таким большим, что она смело могла использовать его в качестве шляпки.

— Привет, — сказал эльф и улыбнулся.

Малышка улыбнулась в ответ и снова застрекотала.

— Скажи мне…

— Трк, трк, фьюить?

— Ладно, сам найду, — со вздохом сказал он.

— Она все равно не ответит. — На дорожку выпрыгнула девушка постарше. В руках у нее было несколько мокрых окатышей. — Она ни с кем, кроме птиц, не разговаривает. Ты хотел спросить дорогу? Я могу помочь?

— Мне нужно… к воротам.

— Каким?

— Не знаю, как они называются. Я пришел в город с севера.

— Ага, значит, к Песчаным!.. Тогда тебе не стоит возвращаться в город. Неподалеку начинается тропа, которая ведет к горам. Правда, петляет она зверски…

— Нет, благодарю, я лучше через город, — поспешно возразил Тайриэл.

Девушка казалась чуточку разочарованной.

— Ах, ну тогда просто поднимайся по улицам наверх. Они все рано или поздно выводят к воротам.

Тайриэл кивнул и не спеша пошел назад. Все эти блуждания ему порядком надоели. Даже в человеческих городах улицы спланированы менее беспорядочно, раздраженно подумал он. На самом деле эльф ошибался — многие людские города, которые не имели изначального ядра в виде замка, как и Ксеен-а-Таэр, обрастали кварталами, как старое одеяло заплатами: неровно, разноразмерно и на первый взгляд совершенно бессистемно.

Изощренно, но беззвучно кляня погоду, город, море, южных эльфов и себя самого, Тайриэл посматривал по сторонам в поисках таверны, поскольку время было как раз обеденное. Как назло, ему попадались одни лавки, да и те почему-то преимущественно ювелирные.

— По… помилуй! — воскликнул кто-то дребезжащим пронзительным голосом. — Разве ж так дела делают? Может, обговорим все в… э-э-э… более располагающей обстановке?..

— Darn! Ты замолчишь или нет?! — Тощий, фантастически подвижный эльф в ярко-красной рубашке, с роскошной черной косой, балансируя на узком бордюре, нависал над собеседником — круглым, как мячик, растрепанным и, по-видимому, жутко испуганным.

— Значит, по-твоему, от шестидесяти алетов двадцать процентов — кстати, я уже обсуждал с тобой этот возмутительный процент? Как нет?! Ладно, об этом чуть позже… Так вот, сумма за три месяца, из расчета двадцати процентов за каждый, с шестидесяти алетов будет составлять тридцать шесть алетов! Понял?! — Для наглядности подсчетов эльф потряс рукой с загнутыми пальцами перед носом у толстяка — видимо, местного ростовщика. — Тридцать шесть, а не сорок! Или ты думаешь, что я считать не умею?!

— Не-е-т, — проблеял тот. — Не думаю!

— Оно и видно, — пробурчал разъяренный должник. — Думать ты не торопишься… Только обсчитывать честных моряков.

— Честных?! Ой! — Смуглая рука с тонкими сильными пальцами нежно ухватила его за воротник. — И в мыслях не было! Моряки мне как родные!

— Ну, если ты так с родных дерешь, то я предпочту не продолжать наше знакомство…

— А деньги? — пискнул ростовщик.

— Не так быстро! Сначала обговорим процент! Скажем, двенадцать…

— Грабеж!

— Неужели?

Толстяк нервно вырвал из кармана какой-то листок.

— Вот! Расписка за твоей подписью… обязуешься выплатить взятые у меня взаймы шестьдесят алетов… двадцать процентов сверху за каждый месяц задержки. Итого за три месяца девяносто шесть монет. Плати, или я кликну стражников!

Эльф стремительно спрыгнул с бордюра. Длинная коса плеснула в воздухе, как хлыст.

— Морской дьявол и все его сирены! — ругнулся он и бросил ростовщику кожаный мешочек… — Подавись! Aark старый…

— Но здесь только девяносто!

— Считай это платой за собственную безопасность.

Толстяк поспешно скрылся с деньгами в доме. Эльф наклонился, подобрал с земли камешек и оценивающе глянул на окна. Потом с силой швырнул его в гущу справляемой неподалеку собачьей свадьбы и размашисто зашагал вниз по улице.

Таверны Тайриэлу по-прежнему не попадались, однако для разнообразия ювелирные лавки сменились ткацкими мастерскими. Это навело его на мысль, что, буде он задержится в городе на неопределенный срок, неплохо было бы приобрести себе пару смен одежды. Не ходить же все время в одной и той же рубашке. Поразмыслив, эльф обнаружил, что у него появилась еще одна проблема — деньги. Пока их было предостаточно, с лихвой хватит на еду, оплату проезда и жилья, но вот с учетом непредвиденных расходов… В пояс все же крупных сумм не зашьешь, а Тайриэл, направляясь в Моинар, не рассчитывал на то, что окажется в совершенно чужом городе, с которым его банк не имеет никаких дел. Правда, на нем была пара колец, стоивших очень и очень дорого, но их продажу эльф решил приберечь на совсем уж крайний случай. Нет, драгоценности не были фамильными, чума знает сколько лет пролежавшими в семейной шкатулке, но Тайриэл крайне бережно относился к своим немногочисленным вещам и продавать их считал постыдным.

Голод напоминал о себе все явственнее, и Тайриэл начал уже всерьез подумывать, а не ограбить ли ему чей-нибудь сад, — как вдруг его внимание привлекла румяная толстушка, прислонившаяся к калитке. В руке она держала вазочку с конфетами. На ее лице застыло совершенно несчастное выражение. На первый взгляд, ничего странного — ну лакомится девушка сластями, — но если присмотреться, как она их ела… Брезгливо брала конфету, откусывала кусочек, а остальное растирала между пальцами. Осколки карамели алмазной пылью поблескивали на дорожке и частично — на зеленой туфельке; левая рука была перемазана шоколадом, но толстушку это мало волновало. Шоколад был даже на кончике ушка, за которое она то и дело заправляла мешающуюся тонкую косичку. Тайриэл не понял, заметила она его или это был возглас в пространство, но девушка, возведя очи к небу, страдальчески вопросила:

— Боги! Ну почему у них такое бедное воображение?! Цветы, конфеты, конфеты, цветы… Ах да! Еще иногда притащат ракушек и гальки с пляжа… Мне что, ею дорогу к собственной спальне мостить?

— Можно из окна в ухажеров кидать, — заинтересованно подсказал эльф. Девушка перевела на него зеленовато-карие глаза и задумчиво разгрызла очередную карамельку.

— Не… Раковинки жалко. Они красивые. Вот конфетами я точно скоро бросаться начну!

— Элья так не любит сладкое?

— Элья от него уже озверела! — пылко воскликнула она. — Но что делать, если у мужчин ни на что больше ума не хватает? Букеты — дом уже на клумбу похож, а сестра от них жутко чихает; сласти — впору лавку открывать… Я, между прочим, еще и читать умею!..

— А ты их сестре отдай.

— Да она ненавидит сладкое! И мама тоже. Darn! Ну почему… — Тут она снова посмотрела на Тайриэла. — Э-э-э… ты, случайно, не любишь конфеты?

Тайриэл к сладкому относился с полным равнодушием, но конфеты все же лучше, чем ничего. Повеселевшая жертва мужской ограниченности принесла ему ледяной воды запить. Тайриэл поблагодарил ее и предложил подумать — чем менять свои вкусы, не проще ли сменить поклонников… Девушка нашарила в складках юбки платок и, вытирая перемазанные руки, обещала поразмыслить над его советом.

Снова двинувшись в путь, Тайриэл услышал за спиной хруст карамели на зубах. Все-таки обитатели этого города — что люди, что эльфы — какие-то сумасшедшие, думал он. Ну где бы в графствах или тем более в Лесах он мог натолкнуться на подобную сценку? Ясно, что приличная девица никогда не покажется на улице с перемазанными в шоколаде лицом и руками! Но, похоже, здесь это не вызывало ни малейшего удивления. Южные эльфы в большинстве своем были существами легкого, чтобы не сказать легкомысленного нрава, неуемной фантазии и необыкновенной свободы мысли. И отражался сей факт не только в многообразии домов и улиц, но и в самом облике жителей. Здешние дамы не знали, что такое тяжелые пышные платья с корсетом, обилие оборок и бантиков, сложные высокие прически… Тонкий лен или шелк пастельных тонов, красиво оттеняющий черные волосы и смуглую кожу; летящий, не стесняющий движений покрой одежды, как женской, так и мужской. Здесь практически не носили золота и серебра, зато в изобилии украшали себя жемчугом, кораллами, яркой цветной тесьмой или лентами и даже различными деревянными поделками. Но чаще всего Тайриэл видел янтарь. Волны щедро выносили на берег хрупкое «морское золото», как называли янтарь в графствах, где он ценился наравне с рубинами, или «слезы солнца», как говорили о нем здесь.