Новые боги. Дважды воскрешенный (СИ)

  Моя ладонь озарилась светом, и я, наконец, увидел ауры путников. Вокруг каждого мерцало темное облако, обрамленное по краю едва заметным красным ореолом.

  - Аверс! - крикнул я. Погранцы мгновенно ощетинились мечами, зажав меня между спинами. Иначе я не мог реагировать на подобное событие.

  Четверо встреченных нами были сектантами, послушниками кровожадного демона Копийна, живущего еще до прихода Создателя. Судя по их аурам, это были 'охотники' - искатели жертв, убийцы и мародеры. На их руках была кровь и страдания; долг каждого праведного человека - пресечь их деяния.

  Но я никогда не думал, что столкнусь с ними лицом к лицу, да еще с численным перевесом не в свою пользу.

  - Должен быть пятый, - шепнул я своим спутникам.

  - Почему? - тоже шепотом спросил Бол, держа меч направленным в сторону старосты. Тот пока стоял и не двигался.

  - Для обряда нужно пятеро.

  - Какого обряда?

  Тут послышался веселый голос прямо у меня за спиной. А вот и пятый.

  -... и рукав себе ободрал. А малина там дивная, Раш, ты должен попробовать обяза... - На нас двигалась куча хвороста с ножками. Дойдя до грязевого бассейна, куча рухнула на землю и явила нам пятого сектанта.

  - Пих нахата карадах, - резюмировал он, тараща на нас круглые глазенки на зеленом лице. Венец-Создатель, гоблин!

  Хатчет молниеносно выхватил метательный нож. Бол обратным хватом достал дагу. В это время, я осмотрел старосту на предмет амулетов. Их не было вовсе, если не считать пояса. Полоска крученой кожи мерцала грязно зеленым. Когда я вспомнил, что сие означает, меня прошиб холодный пот. Я вытянул руку, чтобы обезвредить этот опасный предмет, но тот, кто назвался Улешем, снял его с себя.

  - Бой! - хрипло крикнул я, но опоздал. Пояс развернулся в кнут. Улеш взмахнул им и щелкнул Бола по мечу. Оружие рассыпалось ржавой трухой.

  - Сдавайтесь, мальчики, - совсем другим голосом предложил 'староста'. - Обещаю легкую смерть.

  - Умирать сегодня мы как-то не планировали, - возразил Бол, доставая кинжал. - Иди-ка подуй на ветер!

  - А удачно получилось, - хихикнул гоблин. Он был вообще без оружия, не считая небольшого кистеня на поясе. - Как раз трое.

  - О чем это он, святой отец? - спросил у меня Хатчет.

  - Не дайтесь им живыми, - успел сказать я, и бой начался.

  Хатчет швырнул в гоблина кинжал, тот отмахнулся рукой, клинок высек искру из его наруча и улетел в угол. В ответ нелюдь достал кистень и раскрутил его над головой. Хатчет только хмыкнул - он был из дворян и презирал разбойничье оружие, только честная сталь. 'Улеш' снова замахнулся кнутом. Бол шагнул было к нему, но оставшиеся трое стали тыкать своими посохами. Один посох он успешно укоротил ударом даги, но от остальных пришлось уворачиваться.

  - Лови, святой отец! - смеясь, крикнул 'староста' и хлестнул меня по руке. Печально известная 'плеть тлена' - артефакт, который Копийн оставляет на месте пентаграмм в своих капищах и служит послушникам, подвергая все разложению, обвился вокруг моей правой руки. К счастью, я знал, как с этим справляться - в библиотеке при монастыре была обширная подборка способов применения силы Его.

  Я сжал кулак, накрывая пальцами вспыхнувшее Око, и энергия заструилась по руке. 'Плеть тлена' уже успела распустить на ветошь рукав моей рясы, как вдруг озарилась белым светом, и с хлопком разлетелась на части. Сектант грязно выругался, а Хатчета тем временем огрели кистенем по защищенной легким шлемом голове - от удара он охнул и осел наземь. Бол вскрикнул горестно, и в следующий момент сам схлопотал посохом под ребра. Шустрый гоблин перепрыгнул через скрючившегося Хатчета и ударил обеими ногами меня в бок. Я охнул от боли и отлетел к бассейну, где больно получил от кого-то палкой по голове и на какое-то время перестал что-либо соображать. Бой по-прежнему кипел, Бол живым сдаваться не собирался. Хоть кто-то слушает мои слова.

  Не помню, сколько времени прошло с момента моей отключки, но очнулся я лежащим у бортика бассейна. По голове и лицу текла кровь; надо мной стоял Бол, отбивая посохи двух сектантов и гоблинский кистень. Увы, помочь я не мог - монахов, как правило, не обучают противостоянию оружием, наше оружие - слово и божественная сила, искореняющая чары. Но плеть я уже изничтожил, а больше у них ничего такого не было. Пока я рассуждал, пытаясь подняться под аккомпанемент колоколов в ушибленной голове, в висок Болу откуда-то прилетел увесистый камень, разбив ему пол-лица. Пограничник выругался и яростно замахал кинжалами почти вслепую. Сектанты отступили, выжидая, пока противник устанет, а гоблин вдобавок мерзко захихикал. Бол метнул кинжал на звук, оцарапав негодяю левое плечо, на что в ответ в погранца прилетел еще один камень, прямо в живот. Бол согнулся, выставив перед собой дагу.

  - Все, все! - закричал 'староста'. - Пусть выдохнется, они мне живыми нужны.

  Я дернулся в попытке отобрать у Бола кинжал, который он держал в опущенной руке - грех самоубийства был велик, но убив себя, я бы помешал совершению еще более мерзкого обряда на крови. Бол повернулся и посмотрел на меня. Я ужаснулся - его лицо было обезображено ударом кистеня, левый глаз вытек, лоб рассечен. Дрожащей рукой он поднял дагу, приложив ее к сердцу, намереваясь благородно меня опередить, но посох 'старосты' ударил его по предплечью, заставив зарычать и выронить клинок.

  Дальше помню плохо. По голосам и звукам вокруг складывалась примерная картина. Сектанты выкладывали из принесенного гоблином хвороста пятиконечную звезду. Потом они поливали ее чем-то резко пахнущим, наверняка, горючим. Двор бывшей обители купца был просторен и позволял свершить сие действо с размахом. В центр фигуры посадили нас троих спиной к спине - слева Бол, хрипло дышащий и пахнущий кровью, справа Хатчет, без сознания, но живой. Руки, естественно, были связаны.

  Пятеро послушников встали по углам звезды и затянули литанию - люди низкими голосами, гоблин пронзительно высоким. Я тоже стал бормотать 'Последнюю надежду' - предсмертную молитву, прося Создателя, которому верно служу... теперь уже служил, облегчить путь моей души к нему, без терзаний и долгов.

  - Прости, Господи, - прошептал я под конец. - Не исполнил я воли твоей... Дай мне сил достойно...

  Нет, подумал я горько. Разочаровал я Создателя. Не дошел даже до степи, а это была лишь половина дороги. Не говоря уж о помощи в свержении Хсаруса и очистке амулетов от сил демонских...

  Разбитая голова соображала плохо, мысли путались, сбивались. Вспоминался брат Руоз, капитан Курт, Гарут-Убийца... Вот кто бы не сплоховал. Уж он раскидал бы этих сектантов, как тех разбойников. Уж он-то даже со связанными руками что-то сделал. А я?.. Неужели я хуже него? Неужели я не могу сопротивляться и нарушить обряд? Убить себя, убить товарищей, убить хоть одного сектанта? Великий грех, но и великое деяние... Венец не простит смертоубийства, но я же и так его подвел. Хатчет и Бол - они защищали меня до последнего. Кровавый демон - это еще хуже, чем Сатан, тот ждет за дверью миров, а Копийн запросто может воплотиться и сеять смерть и муки уже сейчас. Не именно сейчас, конечно, но еще с десяток таких обрядов и...

  Я приму грех, прошептал я, вливая всю свою силу в Знак на ладони. Я не позволю сотворить зло. Я... сделаю все, принесу себя в жертву, но не демонам или богам, а людям. Не будет в Выжеге капища.

  Руки дрожали от насыщающей их энергии. Веревки заскрипели, нагреваясь и дымясь. Убивший монах - больше не монах. Ну и пусть, жить мне все равно осталось недолго. Я возьму жизнь одного из них. Я прерву обряд.

  Гоблин поджег ветки, и звезда занялась высоким пламенем. Пора.

  Я рванул руки в стороны, стряхивая остатки пут. Скорее на ощупь, чем взглядом, обнаружил у правого бока Бола ножик, который почему-то забыли у него забрать. И - на удачу, не целясь, взмолившись обоим богам сразу, - отправил нож в полет. Гоблин испуганно дернулся, но увернуться не успел - возможно от того, что дым от горящих веток поднимался белый и густой.