Сборник "Круг Земель"

Рядом с Артагевдом Герфегест, разглядывавший пристань, смог заметить коренастого, наголо выбритого человека с булавой у пояса. Он стоял подбоче-нясь, и вся его поза свидетельствовала о том, что этот человек не боится никого и ничего. Даже если небо упадет на землю, он будет стоять так. И простоит до скончания вечности. Герфегест узнал в нем Хозяина Дома Лорчей. Его звали Перрин.

Лорчи. Грубияны, задиры и тугодумы. Конгетлары всегда относились к этому Дому снисходительно. «Лед греет душу Лорчей, у Лорчей пламя его». Ледяные цепи на их гербах. Странный символ. Достойный странного дома. «Не садись за нарк с человеком из дома Лорчей, не то уснешь раньше, чем узнаешь, каков будет первый ход твоего противника», – шутил его дядя Теппурт Конгетлар. Сколь далек был народ Лорчей от радостей просвещенного досуга! Сколь чужд учению и наукам! Конгетларам, Эльм-Орам и Гамелинам всегда было над чем позабавиться, обсуждая своих соседей. Но теперь никакой просвещенный досуг не мог заменить стойкости духа и мужества, которым отличались люди этого Дома.

Теперь Герфегест смотрел на свои давние предрассудки совсем иначе. Что ему до извращенной изысканности Хевров, празднующих труса на Свен-Или-арме? Что ему до искусств и магических знаний Эльм-Оров, перебитых близ пролива Олк? Лорчи были единственными, кто выстоял. Единственными, кто не предал. Только Лорчи были теперь могучими и верными союзниками Дома Гамелинов.

Перрин не умел играть в нарк. Не доводилось ему испить и Меда Поэзии. Но когда Герфегест рука об руку с Харманой ступил на пристань Дагаата, он сложил руки в знаке почтения, спеша опередить слова жестом, который был красноречивее всяких слов.

– Да воспоет земля Священного Острова под вашими ногами, Гамелины, – сказал Перрин.

– Я верил, что увижу вас в здравии, – сказал Тор-вент, и его бескровные губы тронула усталая улыбка.

Когда Дагаат восстал из вод морских, на нем не росло ничего. Ни кораллов, ни водорослей, ни раковин. Столь же пустынны были его скалы, когда Ган-фала преклонил колени в сердце Синего Алустрала перед Хуммером. Ни одного дерева и ни одной травинки не оживляло унылую серость его камней, когда Гамелины овладели им. Похоже, Дагаат подходил для жизни так же мало, как и наковальня, на которую опускается в безумном падении молот судьбы.

Герфегесту случалось бывать в местах, подобных этому. Давным-давно в Сармонтазаре он видел город Лишенного Значений. Он видел Лон-Меар. Он видел подземелья Тайа-Ароан в Варнаге. И все-таки он был впечатлен тем, что увидел.

Священный Остров представлял собой огромное сооружение со множеством башен, бойниц, лестниц. И, разумеется, комнат. Кто и когда строил его? Отчего он ушел под воду и отчего столь стремительно появился вновь? Герфегест предпочитал не занимать свой ум столь наглыми вопросами.

– Некоторых вещей лучше не знать, – сказала ему Хармана, когда они, остановившись у края лестницы, ведущей к палаткам лагеря Лорчей, заметили, как в одном из окон Четвертой башни цитадели вспыхнуло и погасло голубоватое пламя.

Хармана была совершенно права в некоем холодном высшем смысле. Но Герфегест хорошо понимал, что коль скоро нити судеб привели их в место, противное естеству смертных, значит, многие из «некоторых вещей» им неминуемо придется узнать. В тот момент Герфегест впервые в жизни пожалел, что его чело – не чело звезднорожденного.

6

– Дагаат можно исследовать днем и ночью, но ты никогда не узнаешь его полностью, – сказал Арта-гевд, с куртуазнейшим поклоном помогая Хозяйке Га-мелинов спуститься с высокого парапета на светло-зеленую дорожку, мощенную шершавыми скользкими плитами.

Герфегест, разумеется, мог и сам помочь Хармане, но он уступил это необременительное право Артагев-ду. Во-первых, оттого, что все больше и больше проникался к нему дружеской симпатией, а во-вторых, оттого, что беглый взгляд, брошенный на зеленоватые плиты дорожки, неожиданно всколыхнул что-то в самой глубине его естества. Пробудил что-то важное. Обнажил краешек воспоминания, которое, разумеется, сохранилось где-то в глубинах его памяти, но все еще не обнаружило себя полностью. Где он видел такие плиты? Во сне, что ли?

– И хотя я здесь всего вторую неделю, но уже успел выучить дорогу к Озеру Перевоплощений, – продолжал Артавевд.

Перрин, Хозяин Лорчей, казалось, совершенно не интересовался разговором.

– Я слышала о нем, – в оживлении отозвалась Хармана. – Но ни мне, ни Стагевду не удалось отыскать его, когда мы были здесь вместе.

– Отыскать в таких местах именно то, что хочешь, – это почти то же самое, что пытаться определить, где север, очутившись в чреве у кашалота, рассекающего воды океана, – философически заметил Артагевд, неспешно шествовавший в арьергарде.

– Я не искал его, – печально сказал Артагевд. – И, может быть, поэтому нашел.

Сознание Герфегеста заволоклось флером смутного воспоминания. Озеро Перевоплощений. Не так давно он что-то слышал о нем от Ганфалы. Когда?

Следуя по зеленой дорожке, они стали подниматься куда-то вверх, лагерь оставался позади, зато отлично был виден северный уступ крепости. «Озеро. На таком маленьком острове… да это не озеро, должно быть, а скорее лужа какая-то!» – недоумевал Герфегест.

Дорожка круто взяла вниз и, неожиданно для всех, исключая, быть может, Торвента, прошла через миниатюрное ущелье и вынырнула вновь в объятиях у серых скал. И, о чудо, их взорам открылась волшебная картина.

Хармана не смогла сдержать возгласа удивления, Торвент хмыкнул. И лишь один Перрин оставался невозмутимым и безучастным.

Крохотное озеро. Чудовищно изрезанный берег. Острова. На них – трава и деревья. По берегам цветут крокусы, азалии и даже карликовые деревья. Волшебная картина. Но Герфегест уже видел ее однажды. Теперь, когда он следовал за Торвентом по берегу Озера Перевоплощений, по шершавым плитам зеленого гре-оверда, он наконец вспомнил, что уже гулял однажды здесь. В обществе Надзирающего над Равновесием.

Когда его тело слилось с телом Киммерин, когда воскурения и камлание карлика Горхлы заставили его сознание покинуть тело, оставленное близ капища. Когда не стало Тайен, умертвленной стрелами убийц. Вот тогда Ганфала, Рыбий Пастырь, явившийся ему в странном видении, которое и было в тот миг самой реальностью, говорил с ним на берегу Озера Перевоплощений. Он лгал ему. Он водил его за нос. Он бросал фигурки от нарка на эти крохотные острова. Он давил на него, как мастер на недоумка ученика. И он не побрезговал ничем для того, чтобы склонить Гер-фегеста на свою сторону и приобщить его к черным замыслам. Даже заклятием Конгетларов.

Вместе с воспоминанием о заклятии Конгетларов в виски Герфегесту хлынула чудовищная боль. Она исчезла так же быстро, как появилась. Но воспоминание о том разговоре с Ганфалой стало еще более ярким и перестало быть воспоминанием. Он не слышал, как Торвент объясняет Хармане, сколь много сходства между островами, которыми, словно пятнами бок оленя, было усеяно Озеро Перевоплощений. Он не слышал, как Торвент цитирует заковыристый пассаж из магического канона искусства та-лан, где говорилось о Дагаате, Озере и месте их в круговороте мироздания. В тот момент с ним было лишь заклятие Конгетларов. В тот момент боль ушедшего рода восстала в его сердце.

И тогда Герфегест понял, что никогда не станет Гамелином. И он поднял глаза к небу в надежде, что искренность солнечного света развеет наваждение теней, овладевшее его рассудком. Но он неувидел солнца. Не было неба. Не бьию и солнца. Озеро Перевоплощений было накрыто стеклянным куполом. Будто бы оранжерея императрицы Сеннин.

7

Они остановились. Хармана достала гребень и стала расчесывать свои серебристо-пепельные косы. Торвент, присев на корточки у берега, попробовал пальцем воду. Перрин вынул из ножен клинок и, придирчиво осмотрев его, вложил его обратно. Зачем? Скорее по привычке.

– Так я и думал, – заключил Торвент, рассматривая ноготь своего указательного пальца, на котором блестела жирная серая капля. – Вода в Озере в несколько раз тяжелее Густой Воды. Да это и не вода, собственно говоря, а квинтэссенция материи, чьи свойства – текучесть и изменчивость – известны каждому.