Сборник "Чистая фэнтези"

Заслоняя беспомощных юнцов, грыз дагу и злобно клекотал милый старичок, один взгляд на которого мог свести случайного зрителя с ума.

К этому моменту барон и компания успели покинуть вершину холма, а потому не видели главного, что открывалось для Анри с балкона. Рыбачьи лодки на озере Титикурамба причаливали к западному берегу, и рыбаки в черном, с пиками наперевес, готовились принять участие в потехе.

Вигилла запрокинула голову к небу и оглушительно заржала.

Где бы ни скрывался сейчас умница Гиббус, лошак должен был услышать.

SPATIUM XVIII. ПОКАЗАНИЯ АНДРЕА МУСКУЛЮСА, ЛЕЙБ-МАЛЕФИКА, или ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ

— Где находились вы, сударь?

— Когда вигилла Куколь заржала на весь Чурих, я находился в Башне Изысканий, в лаборатории для мирного труда за номером 36-бис.

— Вы были один?

— Нет. Со мной были Наама Шавази, близнецы Крученики, Растиньоль и Растиньяк, а также магистр Нанус Пумпильо, более известный как Фальш-Дударь.

— Чем вы занимались?

— Я проверял всех присутствующих на наличие скрытого дурного прикоса, способного вне их желания влиять на ход экспериментов по оперативной умбрологии.

— Продолжайте.

— Услышав ржание, я подошел к окну, с которого госпожа Шавази любезно сняла художественный морок, и увидел, как лошак вигиллы Куколь летит к балкону Башни Вечных Покоев.

— Вас это не удивило?

— Ничуть. Я знал, что лошак вигиллы — мирабил.

— Откуда?

— Когда мы впервые встретились, Анри… м-м.. вигилла Куколь была верхом.

— Вы в курсе особых свойств мирабилов?

— Морис Джарри, мой приятель, — потомственный тулпаролог. Он рассказывал, что три ячменных поля, разоряемые при верном вскармливании лошака-мирабила, каким-то образом трансформируются на уровне Высших Эмпирей в единое поле, возможное лишь теоретически. Его свойства на практике позволяют мирабилу использовать складки триадного пространственно-временного континуума, согласно «Конвергентному динамикуму чудес» Эйзельберта Шеффена…

— Достаточно. Что было дальше?

— Я увидел, как вигилла Куколь вскочила на лошака и понеслась вниз, к дальнему перекрестку. Там шел бой, и я подумал, что это довольно пикантное зрелище…

— Вы про бой?!

— Нет, я про Генриэтту. Верхом на мирабиле, с балкона Чуриха, в одном шелковом халатике на голое тело, без пояса… Ветер бил ей в лицо, и халат, строго между нами, больше напоминал плащ.

— Достаточно. Что вы увидели потом?

— Когда халат стал напоминать плащ?

— Нет. Мы говорим о дальнейшем развитии событий.

— Я увидел, как вслед наезднице с балкона Башни Таинств, расположенного существенно выше и левее, полетел Фрося.

— Кто?!

— Гроссмейстер Эфраим.

— Он упал с балкона?

— Нет. Он принял Облик. Я впервые столкнулся с наличием выпестованного Облика не у охотника на демонов, а у некроманта. Многие в юности мечтают об этом. В принципе, здесь нет ничего недоступного, но Облик пестуется долгие годы, на него уходит масса сил, и большинство, наскучив трудами, бросают пустую забаву. Я сам, помнится…

— Какой Облик принял гроссмейстер?

— Черно-белый ворон с ярко-красным хохолком. Очень большой.

— Как после этого поступили вы?

— Я хотел левитировать, но госпожа Шавази меня отговорила, в связи с возмущением тонкой структуры нихиль-спатиума. Тогда я и Растиньоль Крученик возвели ступенчатую лестницу-кудесницу от окна к перекрестку. Более медленный и трудоемкий способ перемещения, но нас волновала надежность.

— Вы последовали за вигиллой Куколь и Эфраимом Клофелингом?

— Да.

— Кто прекратил бой на перекрестке?

— Они перестали драться сами.

— Почему?

— А вы представьте себя на их месте! Со стороны печально известного Чуриха к вам летит голая валькирия на бешеном лошаке, за ней — пегий ворон размером с корову плюс размах крыльев, и, наконец, по лестнице-кудеснице через ступеньку скачет представительный мужчина в самом расцвете сил, с увесистым табуретом в руке. Я забыл сказать, что прихватил из лаборатории табурет…

— Табурет? И все?

— Еще я сверкал очами. Специалисты моего профиля умеют очень убедительно сверкать очами.

— Верю. Как события развивались после вмешательства вашего ограниченного миротворческого контингента?

— Рыбаки, оказавшиеся пограничной стражей Майората, которую предупредили заранее и оставили во второй засаде, забрали своих раненых и отвезли в лодках на ту сторону озера. Квесторов, с повреждениями разной степени тяжести, мы доставили в Чурих. Точнее, в расположенную рядом с замком кадавральню. Отряд барона фон Шмуца последовал за нами. Перед этим барон вернул палаш рыцарю Шарлю Лефевру, избитому лично его светлостью, и принес извинения.

— Откуда вам известно имя рыцаря?

— Барон спросил, не родственник ли молодой человек корнету Францу Лефевру, приемному сыну полка конных пращников. Молодой человек ответил утвердительно.

— Рене Кугут последовал за вами в Чурих доброй волей?

— Вы о горбуне? Лишившись сил, он валялся неподалеку от перекрестка, на грани обморока. Рыбаки всеми силами старались увезти его в Майорат, но сударь Кугут воспротивился. Он кричал, что живым не дастся, что никогда не вернется в эту… э-э… он что-то такое говорил про юдоль скорбей, тернии позора и трагическую любовь. Я не особо вникал в его вопли.

— Рыцари Зари Вечерней настаивали?

— Да. Но сударь Кугут невесть откуда выхватил острый предмет крайне неприятного вида и стал угрожать самоубийством в случае его насильственной экстрадиции. Барон фон Шмуц сказал мне, что юноша на грани нервического истощения и что он страстно жаждал личной встречи с профосом Надзора Семерых. Я подумал… Ну, неважно, что я подумал. Важно, что я предложил сударю Кугуту сопутствовать нам, и после краткой беседы он согласился.

— Представители Майората возражали?

— Категорически. Но тут проснулся граф Ле Бреттэн, и они прекратили дозволенные речи.

— Вы уже тогда знали, что Рене Кугут — Черный Аспид, владыка Майората?

— Нет. Он признался позже.

Liber IV. ГЕНРИЭТТА КУКОЛЬ, ВИГИЛЛА ТИХОГО ТРИБУНАЛА, И КОНРАД ФОН ШМУЦ, ОБЕР-КВИЗИТОР БДИТЕЛЬНОГО ПРИКАЗА

CAPUT XIX

— Уже поздно, — сказал гроссмейстер Эфраим, сняв знаменитый тюбетей и вытирая им лысину. Золотое шитье царапало кожу, оставляя красные полоски, но это, судя по блаженной ухмылке, ничуть не занимало престарелого некроманта. — Сударыня, вы, должно быть, утомились? Моя гостевая спальня в вашем распоряжении. Уверен, ваш чудесный лошак легко доставит вас в башню!

Гиббус тихонько заржал, радуясь комплименту.

— А вы, ваше чернокнижие? Мой мирабил без труда снесет двоих!

Быстро сообразив, что рано обрадовался, Гиббус фыркнул и сделал вид, будто умирает от голода. Ткнувшись мордой в заросли болиголова, он громко зачавкал, пуская зеленые пузыри. Любой конюх, не разбирающийся в природе мирабилов, кинулся бы спасать глупое животное от ядовитой пищи, но хозяйка отнеслась к капризам лошака без интереса. Таких, как Гиббус, овсом не корми, дай сожрать торбу бешеницы, корыто цикуты или объесться белены. Анри в данном случае удивляло другое. Фрося, конечно, двужильный, тянется — не рвется, но в его почтенном возрасте отдых требуется даже самым бодрым, самым манообильным чародеям. Вон бычок Мускулюс поперек себя шире, как любой последователь Нихоновой школы, а зевает во весь рот…