Горизонты нашей мечты

— Да. Не удивлюсь, во всяком случае, — Масарик криво усмехнулся. — Онка, время моего отца ушло вместе с прежним Верховным Князем. А он не смог бы жить на пенсии старым бесполезным бездельником. Никакая месть его не оживит — зато может серьезно навредить тебе. А вот такого я уже допустить не могу. У меня не слишком много друзей, чтобы терять их походя.

Ольга пожала плечами.

— Я не малолетняя дурочка, — холодно сказала она. — Я не собираюсь лезть на рожон очертя голову…

Прожужжали моторчики дверей, и в раздвинувшиеся створки прошла женщина в траурном белом платье и с профессиональным выражением скорби на лице. Судя по эн-сигнатуре — уже не та, что стояла в зале.

— Господин Медведь, — начала она, протягивая небольшую урну с пеплом. — Соболезнуя вашему горю…

— Спасибо, — перебил ее Масарик. — Считайте, что ваша задача выполнена. Оставьте нас еще ненадолго, и мы уйдем.

Он склонился вперед и взял урну, поставив ее на колени.

— Разумеется, господин Медведь, — кивнула женщина. Она повернулась и вышла.

— Ладно… — Ольга махнула рукой. — Что попусту воздух толочь? Поехали к тебе. Гром обещал к вечеру в город вернуться. Его опять куда-то погнали в формальном качестве члена княжеской семьи, он не сумел отвертеться. Очень переживал, что не успевает к похоронам, но клялся, что появится на поминках.

— Нет, — резко сказал Масарик, и Ольга с Кариной недоуменно посмотрели на него. — Прости, Онка, — его тон смягчился. — Кара, — прожужжал мотор, и Масарик дотянулся до ее руки. — Спасибо, что приехала. Я хотя и отговаривал тебя, для меня твое появление многое значит. Очень многое. Но сейчас я хочу, чтобы ты уехала. Мне нужно побыть одному: переосмыслить жизнь, финансовые дела упорядочить, с нотариусом и адвокатом пообщаться, все такое. И поминки я устраивать не собираюсь. Мне тяжело находиться на людях, нужно прийти в себя. Да и журналисты, если пронюхают о твоем появлении, мне житья идиотскими вопросами не дадут. Не обижайся, ладно? Жаль, что ты проделала такой путь впустую, целых полсуток в дороге, но… Кара, я сволочь и свинья, знаю, но я не могу общаться с тобой в таком настроении.

— Марик, ты уверен? — встревоженно спросила Карина. Она чувствовала исходящую от Масарика тяжелую свинцовую усталость напополам с безысходной тоской. Как бы он руки на себя не наложил!

— Не бойся, самоубийством кончать жизнь не собираюсь, — внезапно улыбнулся мужчина, словно прочитав ее мысли. — Более того, я, пожалуй, все больше склоняюсь к мысли принять твое предложение. Ну, то, о месте в вашем бюрократическом аппарате. Надеюсь, оно все еще в силе? Теперь, когда отца нет, меня больше ничего не ограничивает.

— Марик, я — все мы — с огромной радостью тебя примем, — Карина с трудом подавила желание обнять его, прижавшись к его широкой сильной груди. — Как только решишься, сразу же звони.

— Обязательно. А теперь, девчата, я домой. Не провожайте меня. Счастливо добраться до дома, Кара. Извини, ладно?

Он махнул рукой, развернул кресло и выехал из комнаты.

— Я ожидала чего-то подобного, — грустно сказала Ольга. — Он в последнее время становится все больше и больше нелюдимым. Ну ничего, Гром с Веткой вернутся, и мы его совместными усилиями приободрим. Не хочешь задержаться у нас?

— Нет, Онка. Я и не намеревалась оставаться надолго. Я возвращаюсь домой.

— Самолет скоро? В аэропорт подвезти? Или ты хочешь… в воздухе раствориться, ага?

— С ума сошла! Ты хоть представляешь, сколько народу мое пребывание в стране непосредственно обеспечивает?

— Э-э… сколько? Вон джип торчит, СБ СВР. Там пятеро, твоя персональная охрана. Или нет?

— Онка, — Кара слегка улыбнулась, — я точно не считала, но по дороге сюда развлекалась слежкой за местностью. Двести персон — как минимум. Восемьдесят из СБ СВР, если судить по сертификатам в удостоверениях, полсотни из Дворцовой охраны и примерно семьдесят из Министерства… как его, внутренней безопасности, уж и не знаю, что они вдруг встряли. Крематорий в двойном кольце оцепления, четыре траурных кортежа моего отъезда ожидают, на крышах снайперы табунами сидят. У Дворцовой охраны еще и два штурмовых вертолета вон за теми домами деликатно барражируют, чтобы мою скромность ненароком не травмировать. А на борту у них, между прочим, ракеты нескольких типов: противотанковые, с термобарическими зарядами и типа "воздух-воздух", хоть сейчас на линию фронта. А теперь представь, что я внезапно исчезаю. Они же все сразу свихнутся. Нет уж, приехала я публично, и уезжать придется так же. Самолет через четыре часа, до того я посажу тело в укромном уголке особого зала и изображу глубокий здоровый сон. Но в аэропорт подвези. Я кое-что хочу тебе рассказать по дороге.

— Ничего себе… — ошарашенно пробормотала графиня. — А почему меня об охране никто не предупредил? Ладно, поехали.

Когда они выехали с дворика крематория, Карина спросила:

— Как у вас дела с Таролоем?

— А? Да как обычно. Неделю назад я опять о свадьбе вспомнила. Так он помялся-помялся и сбежал от меня по горам лазить, как и в прошлый раз. Сказал, что шаг слишком серьезный, он подумать должен. Гордый… — вздохнула Ольга. — Слишком гордый. Нищий плебей пытается окрутить богатую аристократку — похоже, именно так он на вещи смотрит. Ума не приложу, как его переубедить. Мне уже, ох, тридцать семь, детей или сейчас заводить надо, или никогда. Если я за ним еще пару лет погоняюсь, рожать опасно станет.

— Не торопись, — посоветовала Карина. — Качественную беременность мы тебе хоть в шестьдесят обеспечим. А ему дай свыкнуться с мыслью. Мужики — они такие, им свобода дороже всего остального. Особенно при вашей монастырской морали. У вас, кажется, скоро годовщина встречи?

— Ага, — Ольга ностальгически улыбнулась. — Два года. Между прочим, как раз в том маленьком парке, который мы проехали пару минут назад. Я не рассказывала? Я от охраны сбежала от тоски и пошла бродить по улицам. А те гопники, похоже, решили, что слабую девушку каждый может обидеть. И тут Терелой встрял — с работы возвращался. Пока я глазами хлопала и млела от удовольствия — все-таки не каждый день тебя защищают не по долгу службы, а по зову сердца — ему успели навалять как следует, в том числе ногами. Потом, конечно, я очухалась и доступно продемонстрировала им, что такое гипеметаболизм в сочетании с первой категорией. А Теру пришлось ко мне домой везти, от грязи отчищать и ссадины перекисью промывать. Тоже мне защитничек — давно за сорок, а так и не научился понимать, когда надо драться, а когда — делать ноги.

В ее голосе скользнули нежные нотки, так нехарактерные для суровой главы Сураграшского департамента.

— Ну ладно, а у тебя-то как? — спохватилась она. — Никого себе еще не нашла?

— Мне нельзя, — качнула головой Карина. — Я же объясняла. Ой, а знаешь, что Цу учудила на днях? Она давно ругалась, что у нее в лаборатории половину сотрудников СОБ завербовала как осведомителей, практически всех — грубым шантажом. Работать невозможно — все страдают угрызениями совести, глаза отводят, кучу времени на печальные размышления тратят. Так она собрала коллектив в один прекрасный вечер и заявила, что ей все равно, кто, кому и как на нее стучит, что она всех сексотов знает поименно и что ее это не колышет. И что если кому-то по какой-то причине некомфортно работать под ее руководством, то пусть катятся, но уж если останутся, то все эмоции пусть оставляют за стенами универа.

— И что? — с любопытством переспросила Ольга.

— Трое лаборантов уволились на следующий день. И один аспирант попытался сбежать. Но она к нему домой приехала — уж и не знаю, как она ему мозги вправляла, но он вернулся и с тех пор работает нормально. А потом она явилась в окружное управление СОБ и набила морду особо активному следователю, который по ней работал. Буквально набила — дала в глаз кулаком, после чего манипуляторами в окошко на третьем этаже вывесила и как следует потрясла. Бедняга аж обделался с перепуга. У ней уже официально первая категория, так что она больше не стесняется силу демонстрировать. Поскольку у нее дипломатический иммунитет и своя папка в "Камигами", скандал, разумеется, замяли, а СОБ притихла и ее сотрудников дергать перестала. До поры до времени, разумеется. Через годик-полтора обязательно новый инициативный деятель нарисуется.