Лисьи листы

Глава 5

Хотя о том, что Лао и Хитч не останутся на свадьбу, мы договорились заранее (мало ли что: вдруг мне придется экстренно сваливать, а они останутся у сулушаха под горячей рукой), но всё же, когда они церемонно раскланялись и покинули дворец, мне стало как-то не по себе. Ну, ничего-ничего, завтра я вернусь… в любом случае.

Торжества намечались на вечер, а пока что сулушах вызвал того самого дядю, которого я приняла за церемониймейстера, (кстати, оказался он главным евнухом), чтобы препроводить меня а Малый Дворец — отдохнуть с дороги. К счастью, загружаться обратно в чуйван мне не пришлось, потому что на улицу мы выходить не стали: поднялись по винтовой лестнице наверх, а там уже пошли по крытым мостикам, соединявшим различные башни дворцового комплекса.

Хотя мой провожатый и был предупрежден о том, что ко мне следует относиться практически с таким же уважением, как и к мужчине, но стоило мне сказать первое слово, как он уставился на меня с недоверчивым удивлением, граничащим с ужасом, словно на говорящую собаку. А я, собственно, всего-то спросила, далеко ли нам идти…

Кое-как справившись с шоком, он всё же ответил мне:

— Еще три перехода… Простите, а как мне следует Вас называть?

— Можно просто — госпожа, — что-то мне совсем не хотелось, чтобы он звал меня «Сяо»

— «Гос-по-джа»? — запинаясь, выговорил мой собеседник. Чувствовалось, что это слово ему абсолютно незнакомо.

— Это женская форма от слова «господин», — проинформировала я и тут же, не удержавшись, заметила:

— Я думала, что у евнухов борода не растет…

Придворный, казалось, уже слегка смирился с тем, что я умею не только говорить, но и думать, и обстоятельно объяснил:

— «Евнух» — это просто название должности, госпожа, оставшееся от тех древних времен, когда надзирателя за женами сулушаха действительно оскопляли. Но уже отец Неоценимого отменил этот варварский обычай, стоивший жизни многим претендентам на этот пост.

— Так значит Вы… э-э… полноценный мужчина?

— Да, госпожа. Вполне.

— И у Вас никогда не бывает искушения…

— Нет, госпожа.

— Но как же Вам это удается? — решила я пойти в своем любопытстве до конца.

— Всё очень просто, госпожа, — развел руками мой проводник, — Дело в том, что ни одна из женщин гарема не нравится мне больше, чем моя собственная голова!

Пока я решала, можно ли считать это трагическое заявление шуткой, мы добрались, наконец, до Малого Дворца. Планировка второго этажа, куда мы попали с крытого мостика, была весьма незатейливой: огромный круглый холл с винтовой лестницей по центру, украшенный несколькими фонтанчиками и растениями в кадках, до боли напоминающими обычные фикусы, без окон (свет проникал через стеклянную крышу, широким кольцом окружавшую основание третьего этажа), но с множеством дверей, ведущих в комнаты обитательниц гарема.

— Внизу — помещение для стражи, — пояснил главный евнух, — а наверху — главное чудо и величайшая ценность нашей страны — Цветок Жизни.

… и дверь в наш мир, судя по плану Лао, тоже была где-то там, рядом с Цветком…

— А где же остальные жены? — спросила я, — Хотелось бы познакомиться, поговорить…

— Поговорить?! — мой «экскурсовод» замялся, — Понимаете, госпожа, конечно, некоторые слова они знают: «иди», «сядь», «нельзя» — ну, и еще десятка два…

— Да Вы что?! Я слышала, кошка — и то триста слов понимает…

— Кошка — может быть, — упрямо пожал плечами бородатый евнух, — Да Вы сами посмотрите, госпожа. Сейчас я их позову.

Он покопался в украшенной затейливой вышивкой сумке, которая висела у него на левом плече, и вытянул оттуда пучок длинных трубочек-карамелек. Точно такие же, только в ярких целлофановых обертках, продавали в моем детстве цыганки возле зоопарка вместе с леденцовыми петушками и сахарной ватой. И никогда — никогда! — родители мне их не покупали, ссылаясь на антисанитарию. А ведь так хотелось…

Поток детских воспоминаний был прерван резким воплем моего провожатого: «Конфеты! Конфеты!», и из дверей начали нерешительно высовываться женщины самого различного возраста и телосложения. Некоторые из них были закутаны в цельные куски ткани, наподобие индийских сари, другие щеголяли в длинных широких юбках и бюстгальтерах, расшитых яркой мишурой, двое или трое носили тонкие шальвары с короткими курточками-фигаро, а одна юная особа и вовсе вылетела из своей комнаты обнаженной по пояс. Впрочем, евнух быстро призвал ее к порядку. «Нельзя! Иди! Надень!» — сурово приказал он, тыча пальцем в ее голую грудь. Та недовольно повиновалась.

Женщины быстро расхватали сладости и с удовольствием принялись их поглощать. В этой пестрой толпе попадались и настоящие красавицы, но уж очень портили их абсолютно пустые глаза и настолько бессмысленное выражение лица, что блондинка из анекдота показалась бы рядом с ними Сократом. 

Да, окажись здесь какая-нибудь ярая феминистка, она, скорей всего, тут же задохнулась бы от бешенства! Мне — и то стало как-то дурно.

Это был курятник или ферма — но никак не человеческое общество. Чувствовалось, что только присутствие надзирателя удерживает более сильных от того, чтобы затеять драку за конфеты со слабыми, а те, чувствуя на себе жадные взгляды, старались побыстрее сгрызть свои леденцы, не замечая текущую по подбородку слюну…

Когда с угощением было покончено, красотки обратили внимание на мою скромную персону.

— Муж! — безапелляционно заявила одна из них, указывая на меня.

— Нет. Страж! — не согласилась другая.

— Страж волосы нет! — не уступала первая.

— А муж — волосы здесь, — приложила вторая ладонь к своему подбородку.

— Они принимают Вас за мужчину, — пояснил евнух, с трудом перекрикивая гвалт, поднявшийся, когда к обсуждению присоединились остальные узницы гарема, — потому что Вы, госпожа, не едите конфет и разговариваете со мной. Но никак не могут решить, кто Вы. На стражника Вы не похожи, на сулушаха — тем более, а других мужчин они и не видели.

Но оказывается, даже в столь непривычных к эксплуатации мозгах могли родиться альтернативные  версии. Под общий шум одна из дамочек протолкалась ко мне и, осторожно потянувши меня за край свитера, жалобно спросила:

— Папа?

Я глянула в ее бездонно-голубые младенческие глаза и совершенно непроизвольно так громко расхохоталась, что все умолкли и испуганно уставились на меня.

— Не папа. Нет, — вмешался евнух, — Отойди. Не трогай. Это — госпожа.

Гарем застыл, пытаясь переварить новое слово.

— Ну, как? — склонился ко мне придворный, — Желаете еще поговорить с ними, госпожа?

— Да нет, пожалуй, хватит, — хмыкнула я, — Проводи меня в комнату и покажи, где можно помыться с дороги.

— Вы сами будете мыться? — в очередной раз поразился он, — По доброй воле?! Обычно женщин приходится держать…

Моё терпение почти иссякло:

— Послушайте, — обратилась я к этому шовинисту по должности, — я что — сильно похожа на ваших женщин?!

— Вовсе не похожи, госпожа, — почтительно наклонил голову он.

— Ну, тогда примите, как данность, что я непохожа на них ВО ВСЕМ! — рявкнула я.

Мне как-то резко стало душно внутри чуйвана, и я невольно посмотрела на Хитча. Ну, ничегошеньки особенного: длинноволосый мальчишка с простоватым лицом, напустивший на себя по поводу представления в новой должности преувеличенно-серьезный вид. Хам и балбес. Но отчего-то аура неотразимости, окружавшая сулушаха, слегка потускнела для меня. Наверное, я просто не люблю совершенства. Наверное, по-настоящему живым я воспринимаю только то, в чем вижу слабость… Дура я, наверное….

Между тем, церемония приветствия и знакомства окончилась, и теперь старик извлекал из мешка щедрые дары от своего вымышленного государя. Мраморный столик, куда он их выкладывал, постепенно превращался в копию витрины мелкого магазинчика, торгующего китайским барахлом, — не хватало разве что бумажных ценников. Кстати, скорей всего, именно в подобном магазинчике алхимик и отоварился — к великой радости хозяина… Сулушах уже успел повосторгаться единственной приличной здесь вещью — камерой «Поляроид», которую получил вместе с подробной инструкцией и изрядным запасом пластинок, и теперь из рук в руки переходили мелочи, типа говорящего будильника, термоса и зажигалок.