Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы. (СИ)

«Где Нетарь? Что вы сделали с ним, псы?» – с безопасного расстояния рявкнула она.

«Ребята малость перестарались, допрашивая его, – оскалился сыщик, раздувая ноздри и выдыхая белый морозный парок. – Он не выдюжил пыток, испустил дух. Не раскололся, щенок! Ну да ничего – ты, я думаю, будешь поразговорчивее! Девка твоя у нас. Ежели не хочешь, чтобы ребята с нею поразвлеклись, ты нам всё расскажешь!»

Сердце-скала не дрогнуло, только глубоко внутри на один-единственный миг что-то жалобно тренькнуло, будто лопнула тонкая струнка, державшая Цветанку в этой жизни. Сыщик полагал, что ей есть что терять, но он ошибался.

«Иди сюда, малец. Не думаешь же ты, что я полезу за тобою на тонкий лёд? – усмехнулся он. – Деваха у тебя славная… красотуля! Неужто тебе её не жалко? Сапожки покупаешь – значит, ценишь».

Цветанка медленно двинулась к берегу. Лёд потрескивал, но держал. Сыщик подманивал её рукой:

«Иди сюда, голубчик, иди… Разумно с твоей стороны! Молодец, правильное решение! Ежели покаешься – смягчение наказания тебе будет».

Когда до берега оставалось несколько шагов, Цветанка остановилась. Короткий, но сильный взмах – и из рукава вылетел нож, заблаговременно вынутый ею из-за сапога. Сыщик охнул и осел на колени в снег, а Цветанка сказала с плевком:

«Тоже мне… Нашёл, чем меня взять. Для вора баба – пустяк. Разменная монета».

На лбу сыщика вздулись жилы. Ожидал ли он, что, погнавшись за юным воришкой, встретит свою смерть? Он был уверен, что те, кто ворует по мелочи, на «мокрые дела» не идут – кишка тонка кровью мараться, но для Цветанки уже не были писаны никакие законы. Несколько мгновений он мученически глядел на неё и, вероятно, слышал её слова, а потом безжизненным тюком рухнул на бок. Воровка склонилась и выдернула торчавший в его животе нож, смыла снегом кровь с клинка и убрала на место. В ушах гудел вой призрачного волка. Стезя, с которой не свернуть… Заснеженная, одинокая стезя.

Тело она затащила волоком на лёд, перевернув на спину, чтоб за ним не тянулась кровавая дорожка. И откуда только брались силы? Оставив его на самом тонком месте с прозрачным льдом, она топнула ногой. Хрусть! Кряк! Побежала трещина – Цветанка еле успела отползти по-пластунски. Ей показалось, что между её телом и льдом была прослойка воздуха, которая и давала это бешеное скольжение…

Уже на берегу, среди торчавших из снега сухих стеблей травы, она обернулась. Там, где лежал сыщик, теперь зияла полынья, а тело исчезло.

Снегопад заменил ей и душу, и разум, и дыхание. Всё окутала, всё поглотила зима, только на запястье горели сердоликовые бусы, купленные для Ивы. То и дело спотыкаясь и падая в снег, Цветанка шагала без цели, без желания, без направления, а рядом с ней скользил лохматый белый волк-призрак. Ему не страшен был ни холод, ни голод, только глаза, в точности такие же, как у Цветанки, смотрели с потусторонней тоской.

Капустное поле, овражек и кусты. Зачем она сюда пришла? Полюбоваться на забытое воронье пугало, на котором колыхалось промёрзшее тряпьё?

«Где тебя носит? – услышала она вдруг. – Стужа такая! Я тут чуть не окочурилась!»

Стуча зубами и притопывая ногами в красных сапожках, к ней бежала Ива. Для смеха не осталось ни сил, ни желания, но Цветанка растянула пересохшие губы в улыбке. Похоже, сыщик считал Зайца совсем уж желторотым и глупым…

«Прости, моя ласточка, припозднился… Дела задержали. Вот, это тебе».

Бусы колыхались в рое снежинок и горели рябиновым жаром, а губы Цветанки согрел поцелуй. Суждено ли было ему растопить её сердце, которое так и закаменело с той трещиной, сочащей иногда по каплям тёмную кровь? Отложив все думы на потом, Цветанка жадно проникла в горячий ротик Ивы: покуда есть тепло, нужно греться. А любимые вишнёво-карие глаза под лиственным шатром в укромном уголке купеческого сада – далёкое прошлое, застывшее семечком в куске смолы.

______________

1 влопаться – попасться на воровстве, но неопасно, с возможностью спастись

2 по водопаду плавать – передвигаться в потоке людей

3 замочить ноги – попасться

4 два аршина – примерно 142 см

5 крикуша – задница

6 жухнуть – убить

7 овёс – деньги

8 жирный грач – богатый купец

9 ол – довольно крепкий напиток наподобие ячменного пива, часто с большим количеством хмеля и с добавлением полыни (любопытно отметить созвучие слов «ол» и «эль», скорее всего, являющихся, по одному из мнений, разными фонетическими вариантами одного и того же древнего индоевропейского корня *alu – «волшебство, чары, опьянение»).

10 корьё – пиво, пойло

11 в кувшин загонять – злить

12 шкуру сбросить – сбежать

13 рыжий – плохой, ненадёжный

14 брюхо буравить – пить; поить, спаивать

15 масть честно удержит – не посрамит своего статуса

16 желтяки – золотые монеты

17 онучи – широкие полосы ткани для обёртывания ноги под обувь (лапти)

2. Остаться человеком

Того же лета бысть болесть силна в людех, не бяше бо ни единаго двора без болнаго, а в ином дворе не бяше кому и воды подати, но вси боли лежаху.

Московский летописный свод, год 1187

– Нельзя ли снять эти кандалы? На руках уж живого места нет, – набравшись наглости, попросила Цветанка.

Для допроса её привели в подвал крепости: отсутствие окон, низкие сводчатые потолки, гулкое эхо, холодный мрак, слабо разгоняемый трепещущим пламенем светочей – видимо, всё это должно было оказывать на пленную давление и приводить её в покорное состояние духа, но на деле вызывало лишь мрачную усмешку. Помещение, в котором её оставили, освещала жаровня-тренога. Из мрака к пляшущему на углях огню протянулись руки: два кольца с хрустально-прозрачными камнями на левой, перстень с кроваво-алым камнем – на правой, а вместо ногтей – загнутые когти. Тыльную сторону кистей защищали пластины брони, предплечья были заключены в холодно поблёскивающие наручи. Умные серые глаза, острые и суровые, но без жутковатого мерцания бессмысленной жестокости, с кошачьим разрезом и золотистым ободком вокруг зрачка… Женщина-кошка – воин.

– Я – Радимира, – представилась она, садясь напротив пленницы. – Как ты предпочитаешь, чтобы тебя называли – Цветанкой или Зайцем?

На столе перед девушкой стояло блюдо с тонко нарезанным сырым мясом, при виде которого её рот невольно наполнился голодной слюной. Свежее, влажно блестящее, истекающее алым соком… Запах окровавленной плоти дразнил до покалывания в клыках. Когтистые пальцы, унизанные кольцами, протянулись к блюду и взяли с него кусочек. Блеснув белыми удлинёнными клыками, Радимира отправила мясо себе в рот.

– Кандалы мы снимать не станем: они предохранят тебя от резких движений и необдуманных действий, которые сейчас совсем ни к чему, – сказала она. – Поешь, это придаст тебе сил, достаточных для заживления язв.

Съев несколько кусочков на глазах у Цветанки, Радимира показала ей, что с мясом никакого подвоха нет, и девушка нерешительно протянула руку к блюду. Замешкалась на пару мгновений, но Радимира ободряюще кивнула, приглашая угоститься.

– Ешь, ешь… Так как тебя называть?

– Зайцем, – пробурчала Цветанка, жадно набивая рот мясом.

Блеснув золотом ободка вокруг зрачков, Радимира спросила задумчиво:

– Это имя у тебя было до обращения, или ты получила его позже – после того как стала оборотнем?

– Зайцем я зовусь с детства. Так меня прозвали за быстрые ноги, – ответила девушка. – А оборотнем я стала совсем недавно, этой осенью.

Жевать она не перестала, но струнка настороженности натянулась и запела в ней. Имя… Вспомнилась бабушка Чернава, её слепые выцветшие глаза, устремлённые в осеннее небо.

– Значит, человеческого в тебе пока много, и твоя душа ещё не затянута Марушиной хмарью, – промолвила Радимира. – Послушай доброго совета: если тебе станут предлагать взять другое имя, не спеши с этим. Отказавшись от своего имени, ты потеряешь последний оплот своей людской сути, и Маруша завладеет тобой намного быстрее. Изменения, которые в тебе происходят, необратимы, рано или поздно ты станешь Марушиным псом до мозга костей, но имя поможет тебе дольше продержаться человеком в душе. Да, эта борьба обречена на поражение, сделать тут ничего нельзя. Только тебе решать, стоит ли бороться с тьмой в себе, зная, что она победит. Всё, что ты сможешь отвоевать – это лишь немного времени.