Корабли Мериора

Когда солнце скрылось за вершинами гор и дорогу перечеркнули лиловые тени — предвестницы наступающего холодного вечера, Халирону стало хуже. Его бил озноб. Нос распух и сделался пунцовым, в глазах появился нездоровый блеск, и даже самые теплые одеяла не могли согреть старика.

Путникам пришлось ненадолго остановиться, чтобы напоить лошадей. Медлир молча наблюдал за учителем, не выказывая, но и не скрывая своей тревоги.

Сознавая, в сколь плачевном состоянии он находится, Халирон решил больше не упорствовать.

— Будь по-твоему, — сказал он Медлиру. — Мы едем в Джелот. Понимаю, как тяжело тебе возиться с больным стариком в этой глуши. Я избавлю тебя от подобных тягот, но не смогу избавить от дурного вкуса жителей Джелота.

— Разве я жаловался на тяготы? — спросил Медлир, поплотнее укутывая колени Халирона одеялом, забрызганным дорожной грязью. — Просто холод и ветер — негодные лекари. А если у горожан дурные вкусы, почему бы не попробовать спеть им баллады, которые мы слышали в матросских кабаках Верпонта?

Халирон ответил сдавленным кашлем. Возможно, он собирался что-то сказать, но его внимание отвлек Дакар. Тот решил схитрить и залезть на своего гнедого мерина не с земли, а с валуна, используя последний в качестве помоста. Хитрость не удалась: Безумный Пророк вторично шлепнулся в грязь.

— Так недолго и шею себе сломать! — крикнул ему Медлир, затягивавший у пони ремень подпруги.

Дакар весь раскраснелся. Он тяжело дышал и вовсе не был настроен выслушивать замечания того, кому неведомы муки толстяка. Безумный Пророк вновь вскарабкался на валун.

— И когда ты успел столько узнать о лошадях? — сердито спросил он, оказавшись наверху.

— Допустим, мои родители были табунщиками, — ответил Медлир.

— Так я и поверил! — Дакар стоял на одной ноге, намереваясь закинуть другую на спину мерина. — Скорее они были лисами и тебя научили скрытничать. Ты готов говорить о чем угодно, только не о себе.

Медлир слегка улыбнулся и с искренним простодушием вскинул брови.

— Лисы, если желаешь знать, кусаются.

— Вечно я сую нос в чужую жизнь, — пробурчал Дакар.

Он напрягся и прыгнул, вцепившись в гриву мерина, пока тот еще стоял возле камня, переминаясь с ноги на ногу. Произошло великое чудо: Безумный Пророк оказался-таки на спине своего коня. Он продолжал цепляться за гриву, боясь перегнуться через седло и упасть назад. Потом Дакар кое-как заставил мерина прекратить блуждания по кругу и произнес:

— Легче найти общий язык с Волшебным Копытцем.

— И ты называешь эту клячу Волшебным Копытцем?

Халирон высунул нос из-под одеял и недоверчиво поглядел на круглые плоские копыта мерина, напоминавшие тарелки для мяса.

— Да, называю, — тоном обиженного ребенка подтвердил Дакар. — Это имя как нельзя лучше подходит моему коню.

Путники двинулись дальше, сопровождаемые тенями ранних сумерек и наползавшим с залива туманом.

К широким городским воротам Джелота они подъезжали уже в темноте. Город располагался на мысе, который птичьим клювом вдавался в залив. Крепостные сооружения и стены были сложены из черного камня. На башнях горели факелы, воткнутые в железные корзины. Сами башни были восьмиугольными, а над их крышами корчились, изгибались и скалили морды химеры. Из бесстыже разинутых пастей высовывались длинные языки. Башенки ворот были одеты белым кварцем. На каждой красовался резной герб: лев на задних лапах, держащий в зубах змею.

— Какое убожество, — сказал вконец уставший и продрогший Халирон.

Рядом нестройно позвякивали, раскачиваясь на ветру, закопченные жестяные талисманы.

— А когда-то здесь были ворота, сработанные еще паравианцами. Рассказывают, их створки состояли из цельных кусков агата. Ворота были снабжены противовесами и открывались легко и неслышно.

— Здесь во Вторую эпоху была паравианская крепость? — спросил Медлир.

Халирон молча кивнул.

— Удивительно, что потом люди не испугались и не посчитали это место нечистым.

Медлир взялся за оглоблю, чтобы остановить упрямого пони. Он ждал ответа Халирона, но вместо ответа услышал вопрос.

— Кто такие? — грубым сиплым голосом осведомился стражник у ворот.

— Двое странствующих менестрелей. С нами попутчик. Мы не намеревались заезжать в Джелот, но мой учитель сильно занемог и нуждается в крыше над головой.

— Обождите в стороне, — лениво потягиваясь, велел караульный. Он шумно дышал, выпуская подсвеченные пламенем факелов струйки пара. — Мы заждались гонца из Та-ридора. Пока он не явится, ворота не откроют.

— Очень любезно с вашей стороны, — произнес расчихавшийся Халирон. — Чуяло мое сердце, что нам нужно переночевать в лесу. Даже если с гонцом ничего не случилось и он все же явится, выбор у нас невелик. В городе три постоялых двора. Все темные и грязные, да и хозяева не обременяют себя честностью.

— А в каком из них лучший эль? — поинтересовался Дакар.

— Поди узнай,-вздохнул Халирон. — В Джелоте привыкли разбавлять эль водой.

Ожидание оказалось недолгим. Пока Медлир старался хоть как-то согреть учителя, а Дакар находил общий язык со своим мерином, к воротам подкатила повозка, запряженная четверкой лошадей. С козел соскочил широкоплечий возница в дорожном плаще из овчины и разразился руганью. Он бранил неизвестно в чем провинившихся лошадей и сетовал, что не поспеет к ужину. Возница, словно мечом, размахивал хлыстом, требуя открыть ворота. Взмыленные лошади испуганно шевелили ушами и били копытами, высекая из булыжников голубые искры.

— Мне велели спешно доставить этот треклятый груз! Мэр сам распорядился, чтобы его не задерживали. Не верите — смотрите сами. Там герб мэра и печать.

Ворота начали открывать. Ничего необычного в этой процедуре не было, однако гнедой мерин тут же вытянул свою верблюжью шею. То ли вид ворот, то ли их скрип явились для него обещанием теплой конюшни, сытного корма и долгожданного отдыха. Мерин навострил широкие кроличьи уши и вознамерился любым способом опередить лошадей сердитого возницы.

На глазах у передней пары были шоры, так что ближайшая к Волшебному Копытцу пристяжная лошадь не видела мерина, а лишь почувствовала на своей шкуре болезненный укус его зубов. Лошадь шарахнулась в сторону. Отчаянно заскрипел валек упряжи. Дакар взревел, выпустил из рук поводья и шлепнулся вниз. К счастью, он не потерял самообладания, чего нельзя было сказать о вознице. Тот сыпал ругательствами, а хлыст так и гулял по лошадиным спинам.

Досталось и мерину: возница ударил его в нос. Волшебное Копытце подпрыгнул на своих раскоряченных ногах, грозно вращая своим крысиным хвостом. Глаза мерина выпучились еще сильнее, из ноздрей повалил пар. Конь захрапел, привстал на дыбы и загрохотал копытами по брусчатке. Попутно он ударил своим костлявым задом коренную, та пошатнулась и пронзительно заржала. Задняя пара лошадей рванулась в разные стороны, увлекая за собой повозку, в результате чего она въехала в ворота наискось и плотно заклинилась. Что касается Волшебного Копытца, тот тоже застрял, оказавшись между четверкой лошадей, словно сиротливое бревно на стремнине.

Проклятия возницы потонули в грохоте кованых копыт: образовалось нечто вроде лошадиной свалки. Надо отдать должное гнедому мерину: он мужественно противостоял всем четверым чужакам.

Ошалевший возница цеплялся за качавшуюся повозку с отчаянием пассажира на тонущем корабле. Напрасно он размахивал хлыстом: лошади, на которых он жаждал обрушить удары, находились по другую сторону повозки. А тем временем начали трещать и рваться ремни упряжи; из хомутов вылетали кольца и скобы, увлекая за собой куски дерева. Веревки, которыми был перевязан важный груз, от толчков и сотрясений начали елозить и ослабли. Доски из дорогого кипарисового дерева, получив свободу, радостно запрыгали, затем встали громадным веером, наклонились через борт и полетели на булыжники мостовой.

Треск ломающегося дерева гулким эхом ударил под своды воротной арки. Обе коренные лошади с диким ржаньем подались назад… Возница мог сколько угодно рубить воздух хлыстом и грозить лошадям смертной карой. Но он не мог повернуть время вспять и предотвратить случившееся. Восемьдесят погонных футов кипарисовых досок, покрытых искусной, сделанной на заказ лепниной, превратились в груду никчемных обломков. Тяжелые тележные колеса уничтожили подарок городского главы своей жене.