Орк (СИ) [компиляция]

— Дальше понятно. Обходники ударили в тыл. Эльфы решили не трепыхаться и ушли. А вот люди не успели. Так что, если кого вы догнали и порубили из эльфийских лучников, так это неудачников, тех, кто отходил последними. Ну и конников сколько‑то за себя взяли.

— В чем я не прав? — это был вопрос к Рольфу.

Он промолчал. Потом сказал резко, как плюнул:

— Конунг нам на помощь пришел…

Эрик ударил меня в лицо. Убрать голову я не успел. Поделом, нечего зевать. Был бы умнее, ожидал бы. Завалившись назад с бревна, я схватился за мизеркорд, чтобы соперник в запале не добил чем‑нибудь острым.

Того уже крутили товарищи, отбирая меч, к нему приближался Снорри. Эрик поливал меня матом. Помимо прочего, перешел на личности конкретно:

— Ты, ублюдок короткорукий. Меня в лжи посмел заподозрить? В хлеву зачала мамаша от неизвестно кого! В бой не ходил, а что‑то пытаешься сказать…

Оказывается, не только я внимателен к личности оппонента…

Поток словесных помоев прекратил Снорри — элементарно перекрыл парню кислород, взяв за горло. Мать была родственницей Снорри, а отец если не другом, то деловым партнером.

Тут включилась моя вторая половина личности: Край был оскорблен упоминанием матери до глубины души — или обеих душ, сразу не понять.

— Тебе ли об ублюдках говорить, пес помойный, о своем хлеве вспоминая! Что же ты тогда про свою мать помалкиваешь!

После чего крутить руки и отбирать оружие начали у меня…

Короче, представление удалось. На все триста процентов.

Главарь поселкового парламента, по совместительству судья, его честь Кнуба А'Корт на глазах наливался желчью. Рядом с ним пристроились колдун и бургомистр. Обошлись без присяжных. Все сверлили глазами нас с Эриком, а мы резали друг друга ненавидящими взглядами.

Ситуация была непростой. Будь я полноправным воином, ситуация разрешилась бы сама собой в поединке. Но я только новик, так что громкие вопли Эрика о том, что он меня вызывает и убьет, ни к чему не приведут, пока я добровольно не соглашусь. И заставить меня невозможно, и в трусости никто не обвинит. Примирить тоже непросто: он ударил первым, но я‑то провоцировал Эрика, публично усомнившись в его правдивости. И за меньшее убивали.

Не дожидаясь решения судьи, я заявил:

— Круг. Будем биться. Он мою мать оскорблял. Хотя кому‑кому, но не ему матерью гордиться.

Эрик, все еще зажатый охранниками, в ответ снова разразился матом.

Кнуба прокашлялся:

— Ты — новик, не воин пока. Он не может тебя вызвать. А язык, однако, прикуси.

— Нет, он может меня вызвать, потому что я согласен. Такие слова кровью смывают. Если думаете, что трусом прослыть боюсь, то ошибаетесь.

Колдун усмехнулся, глядя мне в глаза, и кивнул, будто соглашаясь…

Поединку быть, неохотно решила судебная тройка. Мать, сестры и примкнувшая к ним Эрика сильно ругались, причем как‑то подозрительно дружно, по‑семейному.

Биться решили на берегу перед пристанью. Для безопасности зрителей огородили ринг — положили жерди на козлы, наподобие противотанковых ежей. Козлы сколотили и связали рабы за полчаса, необходимые для подготовки к схватке.

Пока я обряжался для боя, выслушал немало нового о себе от матери. Эрика с подругами была недалеко, торчала за забором и явно нервничала, зараза лопоухая. Договорились о вооружении: меч и щит плюс доспех, какой есть, все это победитель забирает как виру за оскорбление.

Кольчуга поверх бригантины показалась лишней, зато пригодились, наконец, обшитые пластинками металла сапоги. Для поединка показался удобным цзянь. Если не убьют, омою клинок в крови личности куда более неприятной, чем четверо убитых рабов. Во всяком случае, о них моя совесть хоть немного, но болела.

Одновременно я поймал себя на мысли, что вжился в чужой мир, приняв его таким, какой он есть. Или опять живу по морали войны. Не суть важно. Расплатой за мой длинный язык и желание произвести впечатление на колдуна и девушку будет смерть. Или моя, или чужая. Надеюсь, чужая.

Если мой оппонент ожидал от безусого новика кожаной рубахи с костяными нашлепками, то сильно ошибся.

Во всяком случае, самодовольства у него поубавилось. Снорри заинтересовался, о чем‑то заговорил с боргманом. Бригантина‑то была под кольчугой, когда родич моей матери видел меня в доспехе. Колдун, глянув мельком, покачал головой.

Соперник принарядился в длинную кольчугу с наборным ламеллярным панцирем поверх, на голове простой шлем с бармицей и железной стрелкой, в качестве наручей служили длинные рукава кольчуги. Поножей у него не было, только обычные сапоги. Щит обычный, круглый, с оковкой и умбоном. На руках — кожаные перчатки.

Однозначно, этот задира — признанный отцом бастард. Для обычного искателя приключений, ушедшего из рода, дополняющий кольчугу панцирь не характерен.

Уязвимые места противника — кисти, запястья, голени, лицо, горло. Они не защищены от укола, очень слабо — от удара. Все остальное, за исключением корпуса, прикрытого ламелляром, вполне пробиваемо сильным рубящим ударом или, с большей легкостью, уколом.

У меня же, кроме лица, прикрыто все. Пластинчатую защиту пробить далеко не просто. Осталось только выяснить, достаточно ли я хорош, чтобы суметь воспользоваться таким преимуществом.

Предварительный план дуэли — удары, в том числе на контратаках, по слабо защищенным частям тела, потом добивание раненого. Умничать не стоило. Предварительная оценка действий противника — будет делать примерно то же, придерживаясь оптимальной тактики против доспешных со щитом.

У меня слабыми выглядели сочленения и подмышки, открыто лицо. Может проверить на прочность сапоги, поножи, наручи и чешую перчаток.

Рефери ушел за жерди ограждения. Мы встали по углам ринга, вытащили мечи, взяли щиты, начали сходиться, выставив щиты вперед.

Меч противника был, по всей видимости, хорош — на это намекали руны, покрывавшие грани клинка. Я увел руку с мечом назад‑вниз. Оба выжидали. Он пару раз дернулся, изображая атаку. Я синхронно подергал щитом, второй раз оставив его приподнятым выше, чем надо.

Фигура противника резко метнулась вперед, сверкнув мечом в направлении моей головы. Я закрылся щитом, убирая переднюю ногу назад и разворачивая корпус на второй ноге с одновременным вертикальным рубящим ударом перед собой, намереваясь поразить вооруженную руку противника.

Отдача в кисть от удара, противник вскрикнул, резко качнулся назад, отдергивая руку. Автоматически и я также убрал руку к груди, затем одновременно сделал шаг левой ногой вперед и обозначил рубящий удар в колено, после чего последовал еще один шаг правой ногой. Далее последовал финт и укол над щитом в лицо противнику. Укол пришелся в скулу, задев глазницу. У Эрика подогнулись ноги, его тело начало валиться на спину. Я шагнул вперед, выдергивая меч, после чего вытер острие о голенище трупа…

Особо громких оваций и воплей не последовало, но довольные восклицания тех, кто за меня болел, были явственно слышны на фоне гомона одобрения — все было сделано правильно и красиво. Кнуба расцвел. Круг — это суд богов. Мой папаша теперь не затаит зла: ведь если бы его сына‑новика в судном поединке укокошил полноценный воин, как отцу объяснить, что парень сам настоял на дуэли? А тут все сложилось как нельзя удачнее, боги виновника ссоры, можно сказать, сами указали. И у судьи нет никаких проблем.

— Так. Вы воина храброго для погребения приготовьте. — Это он коллегам убитого, что подошли к телу. — А доспех и оружие его — победителя добыча. Снимите и отдайте. Не стоит ему самому снимать, храброго противника унижая. Не на поле брани сошлись. То, что на ладье осталось, родственникам вернете.

В поле зрения появилась плачущая мать, начавшая душить меня в объятиях. Рядом переминалась с ноги на ногу Эрика.

Хлопок по спине от Снорри.

— Молодец, парень. Как ты его! А не самый плохой воин был. Доспех у тебя интересный. Не видел такого еще. Под кожей сталь? Хитро… Что у тебя за меч, покажи?