Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)

Бывший приятель смерил Сетена долгим задумчивым взглядом. Что-то незнакомое проступило в его глазах, не волчье даже, но и не человеческое.

— Что тебе здесь нужно, Тессетен? Ты получил то, что заслуживал.

Глухо зарокотал первый гром.

— Да. Надеюсь… — согласился Сетен. — А вот ты, кажется, еще не совсем.

— Ну так забирал бы ее и уходил: я дал вам для этого бездну времени. Почему вы все еще здесь?

Тессетен изо всех сил пытался найти способ разогнать морок, взглянуть в суть того, что стояло перед ним, и не мог. Но самое страшное — моэнарториито смолкла и тоже напряженно следила за Алом. Она уже не смеялась над глупыми предосторожностями Тессетена. Она, свилась кольцами, точно змея перед броском, и в угрожающей тишине ждала, чем закончится их иносказательная перепалка.

Ал прошелся вдоль круглой комнаты, от одного окна к другому, пружинисто печатая шаг — издевался над хромоногим собеседником.

— Так расскажи мне, Сетен, как ты, со своими знаниями, опытом, коварным обаянием, наконец — как ты докатился до этой нищеты?

— Оу! Что ж, действительно придется присесть. Это не короткий разговор.

И Тессетен, развернувшись, поднялся по ступенькам, чтобы присесть на верхней.

— Знаешь, Ал, Край Деревьев с Белыми Стволами, иначе говоря, Тепманора — загадочная страна. Как твоя, вот эта… Ин зовется она, верно? — Сетен развел руками. — В Тепманоре часто появляется из ничего то, чего не было, и исчезает в никуда то, что было. А Тау-Рэя, которая ныне зовется «Таурэя», «Возрожденный Телец» — это город, где когда-нибудь, на исходе наших дней, мы начнем наш последний забег… Только будет Таурэя уже совсем другой, ничего не останется в ней из дня сегодняшнего — ни имени, ни содержания. И вы будете бежать из нее по всей Тепманоре без оглядки, молясь лишь об одном: чтобы моэнарториито ваша была легкой и быстрой, а не такой, как вам уготовили ваши преследователи…

— Что ты несешь, Сетен? — поморщился Ал.

Сетен вернулся в себя. Кажется, он что-то говорил сейчас бывшему приятелю, но слов так и не припомнил. Ни в тонком, ни в грубом — нигде не было ответа. Все говорило за то, что Ал — это Ал. И все подтверждало то, что это чудовище — не он.

Тогда Сетен развернулся и постучал пальцами по стеклу, за которым, глупо разевая рот, плавали в аквариуме разноцветные рыбки. Одна из них остановилась и вперила взгляд в Тессетена, словно хотела что-то вымолвить по секрету.

— Я вижу, ты любишь молчаливых и покорных созданий, братишка… Их даже не нужно сажать на цепь, как Ната, правда? — он осклабился. — Почему ты затыкаешь рты своим подданным, и они вынуждены затыкать заодно и уши? Скольких наших с тобой сородичей ты пустил на корм пупырчатым тварям в этой вашей реке? Расскажи, не таись, о своих планах насчет Олумэару.

— Олумэару? У меня нет планов насчет него, но есть насчет Темпаноры, — усмехнулся Ал. — Ты, судя по всему, бывал там — так поведай, в самом ли деле ее правители создали там сильное государство?

Тессетен едва подавил улыбку.

— Тебе, вероятно, известно о Тепманоре больше, чем мне, братишка: у меня ведь нет таких лазутчиков, как у тебя. Я не в курсе политического устройства Тепманоры, мы были там только с песнями и баснями, а с правителями видеться не довелось. Может быть, они и создали там государство, да вот в Таурэю таких, как мы, не пускают. А знаешь что? Чтобы наша беседа не была пустым набором вопросов на вопросы, расскажи ты мне лучше о Паскоме, мой злейший друг, мой добрый враг. Расскажи. Я за этим и ковылял к тебе миллионы ликов, Ал… В том числе и за этим.

…Гроза неумолимо приближалась к стране Ин. Природа стихла.

Сидевший у костра в Тизском саду Фирэ поднялся, подошел к своему мулу и отстегнул от попоны зачехленную трубу. На пальце его сверкнул перстень, а на том перстне переливался знак — петля, заключенная в овал и перехлестнутая дугой с клешнями, символ неограниченной власти в Тепманоре, в Краю Деревьев с Белыми Стволами.

— Что, если все же будут промахи, и удары придутся по жилым кварталам? — спросил один из северян-музыкантов.

— Ничего такого, чего еще не было в этом мире, — хрипловато ответил Фирэ своим людям, выдергивая из чехла трубу. — Несколькими десятками зараженных рабством стукачей меньше, несколькими больше — какая разница? Я не увидел тут никого, кого знал раньше, они все превратились в дерьмо под ногами у своего великого правителя. А стоит ли раздумывать о судьбе дерьма? Так, наши уже на подлете. Идем.

Но вовсе не музыкальное приспособление было в его руках. В отсветах пламени блеснуло зеркальное лезвие обоюдоострого меча.

И отряд, ряженый под нищих песельников, извлекая оружие из чехлов, побежал ко дворцу правителя страны Ин.

Тессетен неотрывно глядел на Ала, словно заклиная выдать наконец то, что не давало им всем покоя много лет. Бывший экономист был уверен, что Ал посвящен и отлично знает, что с ним такое происходит.

Правитель страны Ин отвернулся, подошел к двери, что вела на балкон, взглянул на небо и, вернувшись, тяжко опустился в свое кресло…

В это время в коридорах дворца воины Тепманоры, профессиональные головорезы — они же нищие песельники бродяги-Тессетена — беззвучно перебили стражу, охранявшую дворец. А над городом разразилась гроза.

— Я ничего не могу сказать тебе, Сетен, — ответил наконец Ал на вопрос бывшего друга о Паскоме. — Да и к чему это? Мы уже ничего не исправим…

Прогремел гром, но теперь он был затяжным и нескончаемым, как и мерцание молний.

— Что там? — Ал хотел подняться, но Тессетен, ухмыльнувшись, удержал его:

— Успокойся, братец. Это — гроза. С чего ты взял, что мы ничего не исправим? Почему ты заранее сдался? Зачем ты пустил в себя что-то невообразимое и позволил ему злодеяния?!

— Ты пришел не за рассказом о Паскоме. Ты пришел за Танрэй. Так забери ее и увези отсюда так далеко, как это возможно.

В безобразном бородатом лице Тессетена мелькнуло удивление, глаза почернели, а голос стал высоким, почти женским:

— Вот как ты заговорил? Я думал, ты удивишься тому, что твоя женушка хотела тебе сказать этой ночью. Правда, она и не успела бы сказать. Вернее — ты не успел бы этого услышать. И не успеешь. Потому что я пришел не за Танрэй. Я пришел за тобой, думая найти здесь Ала — и увидел что-то необъяснимое. Кто ты, зима тебя покарай? Кто ты?!

Ал горько хмыкнул и посмотрел в окно. Орэмашины Тепманоры уничтожали его страну.

— Я вижу, цивилизация разума и техники победила… — проговорил он, оценивающе поджимая свои красивые губы. — Ну что ж, тем хуже для всех нас…

— Да, братец, да! — по-прежнему не то женским, не то мужским голосом выкрикнул Тессетен, вставая на ноги и скидывая с себя нищенские тряпки. Под ними сверкнули дорогие вороненые доспехи полководца. — Мы пришли к тождеству, и ребус разгадан, но разгадан по-моему, любимый! Мой мир — мир смерти, лжи, предательства и алчности — победил. На этом жалком сфероиде всегда будут царить мои законы! Это мой мир, а не ваш! Будь ты проклят вместе со своей женой и тем, кого ты наивно считаешь своим сыном! Открой уже мне мир За Вратами и убирайся туда вместе со мной, нам не место здесь!

В зал ворвались «песельники» Тессетена, и Фирэ подал полководцу его заговоренный меч.

— Ну скажи хоть что-нибудь, звездочет! — Ормона не забыла первую профессию Ала, а Сетен тем временем примерил оружие в своей руке, не слыша и не понимая, о чем говорит покойная жена. Он и действовал, как заведенная кукла, он нарочно отключил все чувства, чтобы не дрогнуть в последний миг перед очевидным самоубийством. — Скажи напоследок!

— Зачем? — переспросил Ал и покорно опустил голову, освобождая шею от воротника.

И тут Тессетен увидел, как, повернув к нему незнакомое лицо, вдруг осклабился бывший друг, похотливо помотал высунутым языком, а в голове прозвучало: «Я предупреждал тебя, полководец: не доискивайся правды о том, зачем Ал тогда полез на Скалу Отчаянных! Я предупреждал тебя, что в день, когда ты познаешь истину, страшной смертью умрешь!» Тогда почудилось правителю Тепманоры змеиное шипение, что исходило от странного зеленого венца на голове существа, и желтый плащ на плечах склонившегося перед ним Ала.