Последний единорог (сборник)

— Но мне же нечего тебе подарить! — возражаю я. Соукьян улыбается и что-то достает из кошелька, висящего на поясе. Я не сразу понимаю, что это, но потом узнаю рваную тряпку, покрытую ржаво-бурыми пятнами.

— Как ты думаешь, — мягко говорит Соукьян, — многим ли людям случалось пролить кровь ради меня? Я этим дорожу не меньше, чем всем остальным, что у меня есть.

И тоже целует меня, так что я получил по поцелую от всех троих.

Что до волшебника, то он рассеянно говорит:

— Передай Маринеше, что ее доброта не забыта. Прощайте, прощайте.

Он явно торопился ехать дальше и уже развернул коня, когда Лукасса вспомнила, что собиралась вернуть Лал кольцо с изумрудом. Лал поколебалась, глядя на кольцо с какой-то непонятной тоской, потом протянула его волшебнику. Тот небрежно запихал кольцо в карман и ткнул коня каблуками. Жеребец тут же рванулся вперед, и Тикат с Лукассой поскакали следом, не оглядываясь. Но на повороте старик повернулся в седле и громко крикнул мне:

— Тебя зовут Ванд! Не забывай нас, Ванд!

И мы остались втроем — Лал, Соукьян, и я, и еще мое истинное имя.

— Хорошо хоть, вовремя вспомнил, — сказал Соукьян. — Совсем память потерял.

— Да он вечно так, — возразила Лал. — Наверно, так навсегда и останется бродячим фигляром.

Говорить было уже совсем не о чем, и потому они в последний раз сказали мне «до свидания» и поехали прочь, как всегда, споря друг с другом. Перед тем как скрыться из виду, они оба обернулись, но было уже слишком далеко, чтобы разглядеть их как следует.

Тунзи совсем не хотелось возвращаться в трактир. Он заржал и рванулся подо мной, пытаясь последовать за остальными. Когда я натянул повод, чтобы развернуть его, он неуклюже загарцевал на дороге, один раз даже на дыбы встал, так что под конец вымотал нас обоих. Но все равно домой он повернул неохотно и тащился еле-еле — с тем же успехом можно было спешиться и вести его под уздцы. Но я расплакался и долго не мог успокоиться, так что оно и к лучшему, что мы ехали так медленно.

Карш встретил меня на перекрестке. Это удивило меня не меньше, чем мятеж Тунзи. Когда я его увидел, он шел медленно, но голос его звучал так, как будто он незадолго перед тем бежал бегом.

— Я подумал, что ты мог все-таки уехать с ними. Передумать в последнюю минуту…

— Когда соберусь уезжать, я тебе скажу, — ответил я. Карш кивнул и взял Тунзи под уздцы, но конь захрапел и рванулся, все еще пытаясь повернуть обратно. Я сказал:

— А вот он хотел ехать с ними, очень хотел. Никогда в жизни не видел, чтобы он так артачился.

— Что ж, — сказал Карш. Он тяжело пожал плечами и повел Тунзи по дороге к «Серпу и тесаку». — Даже у старых толстых меринов бывают свои мечты. Иногда самые удивительные.

Через некоторое время я спешился, потому что мне было как-то странно ехать, когда Карш идет пешком. Мы молчали, пока не подошли к трактиру так близко, что стало слышно, как орут петухи, как скрипит колодезный насос и как Гатти-Джинни жалуется небесам на какую-то несправедливость. Тут я сказал:

— Мое истинное имя Ванд.

Карш пару раз повторил его, без особого выражения.

— Но ты, если хочешь, можешь по-прежнему звать меня Россетом, пока я не уехал, — сказал я. — В конце концов, какая разница?

Карш покачал головой.

— Да нет, разница есть, — проворчал он. — Ванд… Раз тебя так зовут, значит, так и будем звать. Ванд.

Тунзи почуял завтрак и прибавил шагу.