Могло быть и так, или Эльфы тоже люди (СИ)

К замку они проломились прямо на «ГАЗели», рассчитывая деморализовать хоть кого, если остались. Но на поляне перед парадной дверью распростёрся дроу. Он был ранен в живот, судя по следам крови, полз под защиту стены, но обессилел. Ещё дышал с закрытыми глазами, еле зажимал рукой рану.

Второй обнаружился вовсе далеко, на подступах к поляне. Полголовы ему размазало выстрелом по сосне.

После этих находок всем стало ясно, что Пашка отстреливался. Но сам менестрель не подавал признаков жизни, а искать его было опасно: ребёнок с оружием, переживший шок — это вам не зазнавшаяся жрица.

Идти вызвалась Тель. Грим согласился, отметив, что уж её-то ему не жалко; Сайлас попытался извиниться ещё раз и отговорить, но девушка уже выпорхнула из машины.

Отошла на несколько шагов, убедилась, что по ней не стреляют, и двинулась к молчащему замку. Аура Пашки ещё осталась едва уловимой ниткой в её памяти, а вот для воздействия на большом расстоянии была уже слишком хилой.

Пашка нашёлся в комнате Грима, угловой, окна которой выходили на три стороны.

Паренёк забился в угол, заслонился холодным обогревателем и сидел, покачиваясь, сжимая в руках пистолет. Едва слышно повторял: «я убил, я убил» и смотрел немигающим взглядом на пол перед собой. У Тель защемило сердце от его боли и шока, и она слишком громко вздохнула.

Пашка мигом рванулся, в глазах загорелась бешеная ярость. Он вскинул трясущиеся руки и пальнул наугад. Пуля ушла далеко в сторону, Тель нырнула в дверь. Курящий возле «ГАЗели» Грим удовлетворённо осклабился.

— Тихо-тихо, это я. Это все мы, настоящие, — как могла ласково замурлыкала девушка. — Там только Нав с Шином и Хельгой пока потерялись и не приехали. Но мы торопились на выручку к тебе…

— Плохо торопились! — внезапно грубо огрызнулся Пашка. — Какого…рая тут сидел один, они пришли… Я по ним…ашу, а они прут! А вас нет никого, защитники! Втянули меня в эту…ту, я тут один, вашу мать…

Пашка ещё что-то говорил, ругался, выделяя слова, как человек, никогда не матерящийся, а тут специально начавший. Но интонация становилась всё более жалобной, голос — плаксивым, и вот уже показной мат стал чередоваться со всхлипами. Тель услышала чёткий звук пистолета, уложенного на каменный пол, и вошла.

Менестрель уже задыхался, без слёз, дрожащими руками тёр лицо, потом смотрел на ладони, пытался вытереть их о майку, опять подносил к лицу. Его трясло, а когда Тель приблизилась, то вовсе скрутило в приступе пустой, безрезультатной рвоты.

Девушка опустилась рядом, обняла менестреля за плечии принялась покачивать. В этот раз, решила она, он должен успокоиться сам, осознать, что произошло, что он сделал…

Грим выгнал их из своей комнаты минут через десять. После этого Пашка ушёл к себе, заперся и начал тихонько терзать гитару. Сайлас отнёс к себе Сокола и пытался навязаться менестрелю — поговорить, рассказать, как он переживал убийства людей, но менестрель просто ответил: «мне не надо». Магистр не очень понял, что именно ему не надо, и убрался на кухню к Тель. Та разочарованно копалась в холодильнике, выуживая оттуда забытые и испортившиеся в суматохе последних дней продукты.

Через пару часов, уже в темноте, к замку с грехом пополам выкатился Хельгин «УАЗик». Затормозил, клюнув носом, и заглох. Сайлас подивился, как Наван и Шин, выбравшиеся из передних дверей, вообще смогли стронуть с места автомобиль.

Тель выбежала их встречать, горячо улыбнулась магу, потом опомнилась, что хотела не давать ему надежду, и постаралась так же радушно улыбнуться помятому Лорешинаду. Парни аккуратно вытащили из машины Хельгу, подоспевший Сайлас поднял её на руки и отнёс в комнату. Последней с заднего сиденья спрыгнула белка.

Эстелиель принялась хлопотать у постели Хельги. Но основной её целью было отогнать от себя Навана. Маг покрутился в комнате, попытался влезть помочь, но вскоре сдался и удалился к себе.

В комнате Хельги остались Эстелиель и Лорешинад. Эльфу самому не помешала бы помощь, но он крепился, рассказывал про Агапку и Арр'Таша, про домкрат и запасное колесо, про три попытки заменить проколотое, про то, как они с магом машину завели и даже приехали. О смерти ведьмы Тель слушала внимательно, потом — в пол-уха. Гадала, что же такое Агапка сделала с Хельгой, чем накачала и как эта дурь действует на инициированных оборотней…

Навана всё-таки пришлось позвать, но лишь для констатации его бессилия.

Тель пошла стучаться в комнату Сайласа звать на помощь Сокола.

— Я уж думал, что тут никому не понадоблюсь, — улыбнулся тот. — Только боюсь, мне нужен мой бубен. Очень нужен, без него никак…

— Но Вы же…

— Ты.

— Но ты же достал меня, когда прислал духов, — возразила Тель. — В тот раз у тебя бубна не было.

— Ты неплохой медиум, полуэльфийка. Ни до Гримыча, ни до Котёнка я не достучался бы. Они всего лишь люди, с душами, чуть более мужской у колдуна и более женской у кошки.

После такого патетического заявления слов ни у кого не нашлось. К тому же все вымотались за этот долгий день и решили укладываться спать. Разбрелись каждый по своим комнатам, кто где уместился.

Уже совсем впотьмах к замку подрулила Рина, погремела почти пустой посудой и, не встретив никого в коридорах, поднялась на свой чердак.

Замок погрузился в ночное безмолвие. Прекратившийся было дождь зарядил снова, перемешавшись с первым осенним снегом.

Грим весь вечер шлялся по своей комнате и не знал, чем занять руки и голову. Он ярился на себя за то, что понимал: он ждёт возвращения Рины. Не знал, зачем, не знал, как встретит. Но для него было важно, чтобы она вернулась, не сгинула, не передумала и, тем более, не погибла.

К ночи он валился с ног от усталости. Таким вымотанным он не чувствовал себя уже очень давно. И единственное, чего он хотел сейчас — это спрятаться от своей усталости в руках рыжего волчонка. Если, конечно, она не будет против.

После того момента с покушением на ухо он не приближался к девушке. Словно юнец с колотящимся сердцем, слушал, затаив дыхание, как она пришла, и сейчас впервые решил подняться на её чердак. Лезть пришлось через ступеньку, сверху ощутимо тянуло холодом, и Грим твёрдо вознамерился уговорить Рину переехать к нему: безопасней и теплее.

Девушка сидела у пустого оконного проёма, укутавшись в мохнатую дублёнку и толстый плед. Покрасневшими пальцами плела макраме, дышала паром на руки.

Грим не хотел пугать её и, едва высунувшись в люк, произнёс:

— Привет. Можно?

Эту интонацию не узнал бы никто из тамплиеров.

Рина подняла голову, улыбнулась. Испугалась. Смутилась. Потом снова улыбнулась и прижала руки ближе.

— Ты замёрзла, волчонок?

— Немного, — ответила она приветливо, но насторожилась ещё сильнее.

Колдун не замечал и приближался:

— Разреши погреть тебя.

— Только костёр не разводи, — хихикнула девушка, развернулась и попыталась шмыгнуть в окно, но Грим перехватил её за плечи.

— Так. Слушай. — Отпустил. — Не притронусь к тебе больше, не полезу. Но давай всё выясним. Ты согласишься стать моей девушкой?

Рина не ожидала такого напора.

— Я должна ответить сейчас?

— Хм. Не то, чтоб меня колыхало общественное мнение, но все в замке думают, что мы пара. И я вхожу в их число. Но ты до сих пор не позволяешь даже прикоснуться к себе. Не надо меня динамить, прямо скажи — могу я тебя считать своей девушкой?

Она молчала. Он чувствовал себя последним кретином. Ловил себя на том, что готов на коленях выклянчивать поцелуй и объятья. И не понимал, как это получилось. Как диковатая безбашенная девчонка смогла укротить его настолько, что он согласен на короткий поводок.

Она молчала. А он щурил глаза, зрачки которых против воли сужались вверх. Как она смеет! Кто она вообще такая? Что делает в замке?..

Она молчала. Беспокойно теребила нитки. Редкие ночные снежинки робко ложились на лицо и волосы, на мех и замёрзшие пальцы…