Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)

— Совершенно верно. Ваши отпечатки пальцев и сетчатка были отсканированы сорок лет назад при первом открытии Туннеля. Вы готовы задать координаты маршрута?

— Нет, — прошептал Шани. — Нет. Я скоро вернусь домой… На борту есть оружие?

— Есть. Переносной МПи-218а, ручной ТТ-17 и два Алфа-Си5551.

Дея на экране сменилась на изображение корабельной системы вооружения. Разглядывая продукцию Тульского оружейного, которая крутилась перед ним в абсолютно реальном виде — казалось, протянешь руку и возьмешь, Шани думал, что Андрей отправился на Дею с голыми руками. Нет, от этих машинок толку не будет — с такими еще дедушка Торнвальд на охоту ходил.

— Ладно, оставьте их здесь. Есть что-нибудь из медицинского?

— Оборудование? Препараты? — живо предложил голос. На экране появился белый планшет размером с полмизинца и красным крестом на верхней панели. — Портативный сканер всех систем организма, выявляет заболевания и оказывает медицинскую помощь на любом этапе заболевания.

— Пробитую сонную артерию залечит? — осведомился Шани.

— Разумеется, господин Торнвальд, — сканер на экране исчез и с легким треском упал на колени императора. Шани провел по нему мизинцем и подумал, насколько странно и нелепо они сейчас выглядят — человек в камзоле и со шпагой и сверхтехнологичное устройство. Эх, эту бы козявочку да на высоты Гвельда, где кругом была смерть и ничего, кроме смерти.

— А от отравлений помогает?

— Да, господин Торнвальд. Также есть программа для синтеза всех типов отравляющих веществ.

— Я забираю все лекарства, — приказал Шани, убирая сканер в потайной карман камзола и протягивая ладонь в пустоту. На ней тотчас же возник полупрозрачный планшет — устаревшая версия такого прибора сейчас лежала в ящике стола во дворце. — А читалки есть?

— Читалки? — голос замялся. — Вы имеете в виду е-книги?

— Ну да.

Копия медицинского планшета повисла в воздухе. Вместо красного креста ее украшал бело-золотой славянский «Аз».

— Спасибо, — сказал Шани и поднялся. — Что ж, всего доброго. Как задать координаты, чтобы меня высадили в той же точке, из которой я сюда попал?

— Просто пройдите в камеру перехода. Когда закроются двери, Туннель будет активирован. Всего доброго, господин Торнвальд.

Разложив планшеты по карманам, Шани побрел в сторону коридора. Покидая рубку, он оглянулся — на экране снова плыла Дея, а труп Виля уже начали оплетать сети уборщиков: тело куратора заключенных стало для них простым мусором, и серые нити, выраставшие из пола, готовились растворить его.

— Всего доброго, — повторил Шани и направился к камере перехода.

* * *

Бабье лето в Загорье — изумительная пора. Оторвавшись на время от газет и переведя взгляд в окно библиотеки, Супесок долго еще не мог вернуться к своим занятиям, засмотревшись на полупрозрачное золото тонких белоствольных берез, напитанное солнечным светом, листву, трепетавшую в насыщенной синеве неба, и длинные нити птичьих стай, что тянулись к югу. Природа жила своей жизнью, в чистоте и правильности которой не было места ни смерти, ни боли — был лишь круговорот живого в живом и вечное возвращение, к коему человек добавил все свои мерзости. С сожалением отведя взгляд от окна, Супесок неторопливо прочитал последнюю страницу «Вестника» и, свернув газету, передал ее на стол. Женщина за стойкой рассматривала его с нескрываемым интересом.

— Может быть, что-то еще, мой господин? — сладко пропела она и повела плечами, ненавязчиво демонстрируя достоинства своей ладной фигурки. В былые дни Супесок не отказал бы себе в удовольствии познакомиться с дамой поближе, но сейчас ему меньше всего хотелось с кем-то общаться. Он отрицательно помотал головой и покинул библиотеку.

Андерс сидел на скамье возле дома, и его остекленевшие глаза смотрели сквозь Супеска, словно доктора хватил удар. Распечатанное письмо в его руках трепетало уголками на ветру, словно становилось на крыло, желая улететь отсюда.

— Что с вами, доктор? — Супесок присел рядом с Андерсом на корточки, вспоминая давние курсы первой помощи на тот случай, если это действительно удар.

— Нас нашли, — едва слышно промолвил Андерс и протянул Супеску письмо. Тот всмотрелся и от удивления едва не шлепнулся на землю — он узнал почерк императора. Эти аккуратные, почти каллиграфические буквы с резким подчеркиванием гласных, Супесок не перепутал бы ни с какими другими.

«Дорогой мой тесть, уважаемый господин Супесок, здравствуйте!

Я искренне рад приветствовать вас в Загорье и смею надеяться, что целебный климат этого места выгонит прочь все ваши еретические измышления. Предлагаю вам там и оставаться. Я рассчитываю на то, что природа Загорья настолько вас очарует, что вы не пожелаете покидать эти благословенные края. Впрочем, если обаяния натуры окажется мало, то на месте вас — в особенности, Доброго Лекарника — удержит судьба ее величества, которая непременно расстанется с жизнью в тот же миг, когда вы покинете Загорье. Дорогой доктор Андерс, я даю вам клятву в том, что Инна будет жива и здорова — разумеется, пока вы остаетесь там, где находитесь сейчас. Она захотела сделать ваше изгнание максимально комфортным, а я слишком люблю свою супругу, чтобы отказать ей в подобной мелочи.

Искренне надеюсь, что у вас все благополучно. Если возникнут те или иные вопросы, или надобность в чем-то, то вы всегда сможете обращаться ко мне напрямую. Остаюсь вашим искренним и преданным другом, Ш.Т.»

— Да провались ты в Гремучую Бездну! — выругался Супесок и швырнул листок на землю, в пыль. — Трижды и три раза провались! Друзей таких пусть свиньи за овином дерут!

Очередной провал и веселый цинизм императора ввели его в невероятный гнев. Больше всего Супеску сейчас хотелось выломать из забора доску потолще и всю ее обломать — неважно, о землю ли, о скамейку или о голову его величества. Андерс осторожно потянул его за руку, и Супесок вдруг увидел, насколько несчастным и постаревшим выглядит доктор.

— Как вы думаете, Парфен, — сказал он с невероятной надеждой и какой-то жалкой обреченностью, — она еще жива?

— Да конечно жива, доктор, ну что вы! — сев на скамью, Супесок ободряюще сжал руку Андерса — словно ладонь ребенка, который боится темноты. — Все газеты только о ней и говорят. И красавица, какой свет не видывал, и умница, и родословная у нее от языческих государей идет. Он мерзавец, конечно, отъявленный, но клятвопреступником не был никогда. Не бойтесь.

— Хорошо, — кивнул Андерс, проводя ладонями по щекам. Да он же плачет! — с удивлением и сочувствием подумал Супесок, и в груди у него что-то сжалось. — Знаете, Парфен, я и шагу отсюда не сделаю. И вас… прошу. Ради нее.

— Конечно, доктор, — искренне произнес Супесок. — Конечно.

Все равно идти им было некуда.

Некоторое время они сидели молча. По улице неспешно прошла молодуха с коромыслом, важно поклонилась сидящим. Андерс и Супесок пользовались в поселке репутацией солидных господ, а анонимность придавала им романтически-загадочный ореол. Потом Супесок поднял с земли письмо императора и спросил:

— Послушайте, доктор, а зачем, интересно, он особо подчеркнул «Доброго Лекарника»? Так ведь Заступника называют. Может тут есть какой-то намек?

Андерс печально усмехнулся и несколько минут молчал, словно размышлял о чем-то или решался на какой-то поступок. Затем он спросил:

— А вы не испугаетесь?

— Послушайте, друг мой, — моментально вспыхнул Супесок. — Такие намеки вообще-то оскорбительны. Я мужчина, в конце концов, и…

— Ну ладно, — Андерс пожал плечами и поднял руки к лицу. А потом он протянул Супеску открытые ладони, и тот с трудом удержал вскрик: на ладонях лежали глаза доктора.

Впрочем, это было всего лишь первое впечатление — всмотревшись, Супесок понял, что это не глаза, а искусно созданные цветные подобия глаз. Глаза же самого доктора оказались ярко-сиреневыми — и тогда Супесок понял, кого ему всегда напоминал Андерс. Понял — и упал на колени.