Вендия 2. Незримые нити

— Здесь ты не прав, — можно было просто принять слова бастарда к сведению и смолчать, но киммериец не видел в этом смысла. Ему скорее было интересно последить за ходом мысли Бернеша. — Ты ведь заметил, как изменилось к нам отношение со стороны стражи?

Внезапно Конану пришла в голову мысль, что сам-то он ничего такого не замечал. Об излишней внимательности со стороны вендийцев он знал только со слов. Интересно было бы, если б Бернеш сейчас сказал, что ему кажется, что все как прежде…

— Да, от нас явно ожидают какого-то выпада против Вендии, — «разочаровал» киммерийца десятник.

— Не разумно ли сделать все, чтобы не оправдать их ожидания? — не без доли сарказма спросил Конан.

— Ожидания кого? — переспросил Бернеш. — Стражей?

Киммериец понял, что имел в виду бастард.

Вендийцы получили приказ следить за туранцами, им дали понять, что от подданных Илдиза следует здесь и сейчас ждать неприятностей. Конан боялся, что среди солдат есть тот или те, кто пожелает организовать провокацию. Своим последним распоряжением он постарался лишить их этой возможности.

Бернеш же намекал на то, что сотник напрасно исходил в своем расчете из того, что стражи получили насчет туранцев верные сведения. Тот, кто отдавал им приказ, мог желать именно припугнуть сотню. И тогда они, как послушные марионетки, точно отреагировали на все движения кукловода, запершись в казарме.

Но Бернеш ничего не знал про Амьена… Возможность для организации провокации у противников туранцев имелась просто замечательная.

— Мне виднее, — не стал вдаваться в детали Конан.

— Ты что не видишь, что нас подтолкнули к этой ошибке? — Бернеш почти перешел на крик. Похоже, до этого момента он верил, что Конан встанет на его сторону. — Кто-то разыгрывает в Айодхье свою партию, и нас рано или поздно принесут в жертву. Мне за себя страшно, но я просто так не дамся. Но наших людей скоро сметут с доски, не спрашивая, что они об этом думают. К этому же все идет! Сначала был Хамар…

— Достаточно! — оборвал туранца сотник. — Мы поговорим обо всем, я обещаю. Сегодня вечером. Но сейчас у меня дела.

— Отсылаешь назад в казармы? — с долей разочарования произнес Бернеш.

— Не хочешь оставаться там – не надо, — смилостивился Конан. — Я тебя врагом не считаю. Так что, можешь находиться, где хочешь. Но вечером как угодно, любым способом, дай знать, где тебя найти.

— Хорошо, сотник, — сказал бастард. — До вечера.

Сотник кивнул на прощанье, вернулся на основную улицу и растворился в толпе.

— Кром! — выругался Конан. — И что с ним делать?

Сам киммериец пока не спешил покидать уютный закуток. Ему хотелось немного подумать в тишине и покое.

Ему вспомнились былые опасения, что посещали его, когда он с сотней только отправился в путь в Вендию. Он ожидал, что окажется совершенно один в чужом мире, что рядом не будет никого, кто согласится ему помогать. Конан не представлял, как в такой обстановке сможет исполнить поручение Илдиза.

На деле же оказалось, что его фигура стала пользоваться определенной популярностью. И если в первые седмицы это была исключительно его заслуга, что он сумел наладить хорошие отношения с Телидой, познакомился с Рамини, изучил нравы и обычаи вендийцев, то в последнее время киммериец, сам того не желая, оказался в сфере интересов весьма большого числа людей.

Кто-то пытался его убить, кто-то подослал к нему тень, кто-то отдал приказ следить за его людьми. И этих «кто-то» набиралось еще очень много…

Вот так он и попал в ту ситуацию, о которой говорил ему Илдиз. Император отдавал должное умению киммерийца выпутываться именно из таких положений: со всех сторон враги, чьи силы и возможности несоизмеримо больше, чем у Конана, выхода не видно, а время летит вперед с огромной скоростью, грозя утопить северянина в бездне происходящих вокруг перемен.

Могли ли туранцы предвидеть такое развитие событий в Айодхье?..

Тут Конан мысленно влепил себе затрещину. Нет, не о том он думал!

Бернеш интересно оценил поведение стражей и причины, его породившие. В его словах о том, что сотника подвели к решению ограничить сообщение солдат с внешним миром, имелся смысл. Даже очень много смысла. Весь вопрос был в том, как оценивать его слова: был ли это глас друга или голос недруга?

Бастард точно сказал: киммерийцу предстояло сделать жесткий выбор. Либо он верит Бернешу, либо нет. Ошибка могла стоить жизни и Конану, и его людям.

Он знал о Бернеше не так и много. Его отец был знатных кровей, мать же была дочерью бедного гончара из Аграпура. Ничего больше про родителей десятника киммерийцу известно не было, ни их имен, ни того, в каких отношениях они состояли с сыном. Про свое детство и юность Бернеш тоже никогда не рассказывал.

Карьера его в войсках Илдиза складывалась весьма необычно. Учитывая, в скольких сражениях на суше и на море успел побывать Бернеш, ему надлежало бы уже ходить в сотниках или даже тысяцких. Причина же того, что он пребывал лишь в десятниках была до банальности просто: бастард в солдатах служил только два с небольшим года. Но за них он и успел побывать во всех своих кампаниях. Складывалось впечатление, что он сознательно желал не упустить ни одной битвы.

В бою Конан Бернеша не видел. На тренировках он демонстрировал неплохое владение саблей и луком, но не более того. Кровожадности за ним также никто не замечал. Так что киммерийца сильно мучил вопрос: чем именно занимался бастард во всех свих бесконечных битвах. Явно, что в первые ряды не лез…

Вдобавок ко всему Бернеш хорошо знал вендийский.

Странная личность…

… но люди из тайной службы заверили киммерийца, что среди десятников нет никого, кому нельзя было бы доверять. А Бернеша-то они наверняка проверяли с особой тщательностью.

И если он и вправду был другом, то все его качества вкупе с весьма нетипичным взглядом на вещи вокруг Конану в его расследовании очень пригодились бы.

Что ж, тяжелый выбор…

В конце концов, киммериец его сделал.

— Вечером разыщу Бернеша и расскажу ему все, что знаю, — объявил он для самого себя. После небольшой паузы все же поставил одно условие. — Если доживу до вечера.

Особенно актуальной эта мысль становилась с учетом того, что обязанности посетить Шеймасаи с киммерийца никто не снимал.

Потихоньку посылая небесам проклятья за их неблагодарность, Конан покинул уютный тенистый уголок и продолжил свой путь в людском море. Он и впрямь за последние дни научился неплохо лавировать в потоках забивающих собой все улицы Айодхьи людей, носилок и коров.

Либо, наконец, у Конана образовалась привычка, либо же из-за свалившихся на него неприятностей он сам неосознанно начал требовать от себя не допускать слабостей ни в чем, даже в мелочах.

По пути киммериец старался тайком наблюдать за стражами: будут ли они проявлять к его персоне какое-то особое рвение. Открытого неприятия заметно не было, но все же взглядами Конана провожали весьма внимательными.

Значит, в самом деле, подозрения Хасана и Масула имели под собой почву.

Стражи раджи Айодхьи Нараина получили приказ следить за туранцами. Киммерийцу очень хотелось бы узнать, кто именно отдал это распоряжение. Одно конкретное имя.

Вот так возникла и еще одна причина сожалеть о гибели Сатти. Тот был ни много, ни мало тысяцким, и его можно было уговорить, несмотря на все его принципы, узнать, кто именно так интересуется сотней.

Теперь друзья у киммерийца оставались лишь среди стражей повелителя, если, конечно, Тхана можно было считать другом.

Стражи раджи и стражи повелителя…

Киммериец вдруг понял, что проглядел одну важную деталь. В общей суете он совершенно забыл о взаимоотношении людей, служивших повелителю и служивших радже. Их интересы не всегда были общими. Что если стражи повелителя остались лояльны к туранцам?

Стоило помнить о такой вероятности. Тот же Сатти считал, что киммерийцу не повредит поговорить с Тханом.

Но прежде предстояло выдержать разговор с новым посланником Турана в Вендии.