Властелин Севера

Острие кинжала заскрежетало по поверхности меча, вычерчивая магический знак на раскаленном металле. Завершив линию, Одноглазый сдвинул кончик кинжала чуть ниже и начал чертить второй знак, напевая еще одно заклинание:

Седобородый колдун продолжал напевать заклинание, и под вторым знаком стал появляться третий:

Закончив волшбу, Одноглазый засунул кинжал обратно за пояс и внимательно осмотрел стынущий клинок. Не отрывая глаза от трех магических знаков, которые начертил, он произнес:

— Девять долгих ночей провисел я на древе великом, чьи корни сокрыты в недрах неведомых, пронзенный копьем, отданный в жертву самому себе. Стеная от боли, на землю взирал я. Стеная от боли, руны я поднял.

Одноглазый умолк. Ветер яростно теребил распахнутую дверь, едва не срывая ее с петель. Огонь в печи давно погас, и зимняя стужа быстро занимала свое место в этом еще недавно не подвластном ее буйству островке тепла.

Ночной гость медленно перевел взгляд с меча на Хеовора, который напрягся под проникновенным взором светящегося глаза.

— Эта ночь, — заговорил Одноглазый, — станет зарей нового умения для всех потомков Манназа, зарей, которая начинает новую эпоху в их жизни. И зваться она будет эпохой рун, ибо этой ночью открыл я людям три первых знака, вырезав их на этом мече. И открою еще больше, чтобы дать людям знания и великое умение колдовать и предсказывать Нити Судеб. Чтобы вложить в эти знаки силу, должны они испить крови, и следует прочесть над ними заклинания, и жертвы великие принести, дабы изменить полотно грядущего, что ткут премудрые девы у Колодца Судеб. Ну а меч этот… — одноглазый бог вновь посмотрел на клинок, украшенный таинственными рунами, — его час впереди. Питать воронов он будет щедро, пока не придет ему время откликнуться на зов. Тогда пробудятся первейшие руны кровью Великой Жертвы, и воспрянет из сна векового могучая сила, что сметет с лица земли всех недругов того, кого признает этот меч своим хозяином!

Словно в ответ на слова Седобородого, руны на лезвии вспыхнули ярким пламенем, осветив прокопченные стены кузницы, и погасли. Седобородый метнул меч в чан с водой, которая успела покрыться тонкой корочкой льда. Вода зашипела, охлаждая все еще раскаленный клинок.

Одноглазый повернулся к дрожащему от холода кузнецу и сказал:

— Заканчивай работу. Завтра ты отнесешь этот меч своему князю, Аури Ясноглазому, из клана ильвингов. Ты не возьмешь с него никакой платы, скажи лишь, что этот меч крепче, чем любой другой, и он будет верным защитником его рода, пока владеть им будет князь. И еще скажи ему, что меч этот он должен передать своему сыну после смерти, а тот передаст своему. Если он спросит о рунах, расскажи ему все, что услышал от меня и добавь, что эти знаки вырезаны на благо его рода, и однажды они спасут жизнь одному из его далеких потомков. И скажешь напоследок, что таков второй дар Воданаза его роду.

Хеовор молча кивал, стараясь запомнить слова бога. А Одноглазый продолжал:

— Ты поработал на славу. За это я дам тебе мое кольцо.

Он снял с запястья толстое золотое кольцо и бросил его кузнецу. Человек поймал сокровище и с нескрываемым благоговением стал рассматривать его.

— Это кольцо зовется Драупнир. Оно волшебное и каждую девятую ночь рождает восемь меньших колец, столь же прекрасных как это. Сколько колец оно народит, ты можешь оставить их всех себе. Но не Драупнир! В ночь, когда на небе вновь засияет полная луна, ты выйдешь к берегу и будешь ждать высокой волны. На ее гребень забросишь ты Драупнир, и волна принесет его мне. Если ты этого не сделаешь, то тебя будут ждать большие беды.

Хеовор покорно закивал головой, стараясь не встречаться со взглядом Седобородого.

— Мне пора, — сказал Воданаз. — Прощай, Хеовор. И не забудь принести щедрые дары богам и богиням этой ночью. Ведь сегодня началась новая эра в Мидгарте. Прощай!

С этими словами Одноглазый взял посох, повернулся и вышел из кузницы. Яростно сверкнула молния, грянул гром такой силы, что Хеовор невольно зажал ладонями уши. В следующее мгновение все стихло. Ветер унялся, и снежинки, некоторое время назад кружившиеся в стремительном урагане, стали медленно опускаться на запорошенный снегом земляной пол кузницы. Дверь застыла, слегка приоткрытая, и звездный свет падал тонкой полоской на почерневшие от копоти стены.

Буря улеглась. Покрывало черных туч неторопливо уплывало к горизонту, открывая россыпи звезд, по которым скакал восьминогий конь, несущий всадника в синем плаще к необозримым далям Асгарта.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Была уже середина утра, когда Вульф наконец открыл глаза. Он попытался вспомнить свой сон, но единственное, что ему запомнилось, был звук удара кузнечного молота, который продолжал звучать на задворках его сознания.

Вульф привстал на лежаке, зевая и потягиваясь. Его взгляд упал вниз на лежащего на земле Кормителя Воронов. Он вздрогнул, когда увидел три руны, выцарапанные на лезвии рядом с рукоятью. Ему вспомнилось суровое лицо Одноглазого, склонившееся над раскаленным мечом, таинственные заклинания, спетые глубоким басом бога, острие кинжала, режущее магические знаки на все еще мягком железе. Одно за другим всплывали из глубин памяти слова, сказанные мудрым Асом.

Вульф поднял меч, держа его за клинок и поглаживая пальцами ровные линии знаков.

— Второй дар Воданаза… — прошептал он, рассматривая оружие. Он провел пальцем по линиям и произнес названия рун: — Совило, Иса, Гебо — «солнце», «лед», «дар».

Вульф поднялся с кровати и бережно повесил меч за спину. Тут послышались шаги, а затем кто-то забарабанил в дверь.

— Вульф, проснись!

Вульф узнал голос Хигелака. Он открыл дверь и позволил брату войти.

— Я не сплю, что-то случилось?

Хигелак кивнул, шевельнув двумя косичками, в которые были заплетены его длинные рыжеватые волосы. В его серых глазах мелькнула тревога.

— Вернулись лазутчики хордлингов. Они пришли сюда по следам своей дружины.

— Пошли!

Вульф и Хигелак вышли из комнаты и оказались в главном зале. Там за одним из столов сидели Сигурд и Хродгар, а между ними Сигни и Вальхтеов. На скамье напротив сидели Фолькхари, Гундхари и Иварр. Рядом сидели двое мужчин, один из которых был ранен. Повязка на голове была красная от крови.

Хигелак сел рядом с Сигурдом, заняв последнее место на скамье. Вульф пододвинул стул и сел во главе стола. Он уловил едва заметное смущение на морщинистом лице Фолькхари, которое тот всеми силами попытался скрыть, обращаясь к одному из лазутчиков.

— Расскажи все, что вы видели, Скарпхедин. — а потом добавил, — Вульф, сын Хрейтмара теперь вождь ильвингов.

Скарпхедин, посмотрев с некоторым недоверием на Вульфа, сидящего во главе стола, сказал:

— Мы прошли к северу вдоль гор, а затем наблюдали за горами на востоке. С севера по побережью, а также с востока с гор шли тролли. Их было очень много, и видели мы среди них немало хримтурсов. Потом южнее Утиного Ущелья они все объединились в одно войско и продолжали идти на юг. Их было несметное количество, мы насчитали их больше двадцати сотен, а с гор продолжали спускаться все новые отряды. Мы решили возвращаться в Ароти, и по дороге нарвались на небольшую группу троллей. Храфнкель и Гицур погибли, а нам удалось добраться до нашего гарта… вернее того, что от него осталось. Поняв, что здесь было сражение и люди оставили деревню, мы двинулись по следам и пришли сюда в Этельруги.