Драконий ад

помог мне, если бы у него нашлось заклинание, вернувшее меня к жизни. Но нет. Скоро меня не станет. И дракон уйдет со мной в мир, наполненный тенями. Мир, в котором все иначе. Мир, имя которому — смерть.

Круг пятый

Ангелы не свистят. В крайнем случае, они поют или трубят в свои дурацкие дудки. Но обычно, они громогласно оповещают всех выживших в этом безумном мире о конце света. Этим важным и нужным делом занимаются серафимы, достигшие просветления. Мне, как назло, попался сумасшедший архангел-переросток, испускающий ослепительно белый свет и поднявший крыльями такой ветер, что меня чуть не снесло вниз, в долину.

Во мне поднялась из неведомых глубин злость. Какого дьявола мне не дают спокойно умереть? Какого лешего я обмороженными руками, задыхаясь от поднятой снежной пыли, смешанной с мелкими камушками и лишайником, судорожно пытаюсь удержаться на краю обледенелой скалы? Я не хочу быть размазанным по камням после сотен метров падения! Я просто хочу насмерть замерзнуть. Если этот летун по мою душу — вряд ли он получит ее без боя.

Дракон мне стал не нужен. Моей ненависти хватило для того, чтобы я, вопреки подбирающейся исподтишка смерти, начал действовать. Жестокость к себе и ненависть к людям. Тем паче к ангелам — бывшим человекам. Только более успешным, чем мы. В райском тепле, на перине облаков, среди благодати, почему же не быть добрым? Попробуй сохранить сердечность здесь, в аду, среди людей...

Дракон был потрясен, наблюдая, как я рывком вынырнул из-за края пропасти и, издавая полузвериный рев, пошел вверх, навстречу слепящему ветру.

Откуда берутся силы у человека в моменты, когда, кажется, что ничего уже нельзя сделать? Дракон однажды сознался в том, что мерцание происходит помимо его воли. Я был очень удивлен этим признанием. Дракон понял мое молчание по-своему и начал оправдываться, говоря о том, что для мерцания необходимо определенное состояние, граничное к полному краху. Шок, агония или что-то такое же сопредельное, несовместимое с жизнью. Или существованием. Кому как нравится называть то, чем мы занимаемся, вытесняя объем воздуха, пока живы и еще не сгнили в земле.

Ужас смерти дает энергию для мерцания. В обычной обстановке, сибаритствуя на кушетке и смотря телевизор, ловя краем уха бормотание диктора и наслаждаясь жизнью, мерцать не будешь. Тебе не позволят это сделать. Кто? Твои боги, которых ты не замечаешь.

Но когда ты в смертельной опасности, время самому стать богом. Я стал им.

***

Смерть. В мерцании она выглядит по-другому. Как просто, оказывается, увидеть изнанку мира. Всего-то нужно умереть на мгновение. Я был прав, когда чувствовал в кабине истребителя близость смерти. Нужно умереть и родиться заново. И так до тех пор, пока не уйдешь с траектории летящих в тебя стрел судьбы. Мерцать.

Умирать, чтобы спастись. Погибнуть, чтобы воскреснуть. Смотреть, как разгорается рассвет Большого взрыва, породившего вселенную, и наблюдать, как тонут в болоте энтропии последние лучи красных гигантов. Кружение светил и омуты черных дыр. Душа летит сквозь марево межзвездного газа, увлекая за собой тело, которое должно приземлиться в другой точке пространства.

Перевал, до которого я никогда бы не дошел, мгновенно приблизился. Свист и мерный рокот остались позади. Я почувствовал слабость и головокружение. Пришлось опуститься на каменную осыпь и потерять драгоценные секунды из-за банального обморока. Когда я открыл глаза, то увидел, что надо мной и чуть в стороне, вперив в меня ослепительный луч света, висит вертолет. Сил мерцать уже не осталось, поэтому я просто лежал и смотрел, как от размазанного диска винта разносится вихрь снежинок. Что-то темное выпало из чрева вертолета и медленно двинулось в мою сторону. Для человека оно было слишком маленьким, для врага — пугливым. Только когда в мою сторону дунул ветер, и до человека осталось несколько шагов, до меня донесся приторный запах копченых леммингов и паленой звериной шерсти. Я отпрянул, но крепкая ручонка удержала, и скрипучий голосок спросил: «Идти можешь?» Черт! Опять Хрон

: всюду, везде, в любой сезон, днем и ночью. «От тебя нет спасения, — прошептал я спекшимися губами. — Что ты пристал ко мне, как банный лист?!»

«Сам ты это слово!» — сказал карлик и, ухватив меня за ворот комбинезона, потащил по камням, ничуть не беспокоясь о моих переломах, не обращая внимания на трехэтажную ругань и стоны, которыми я пытался его утихомирить. Покряхтывая, подсадил в тесную кабину, вывихнув мне предплечье и оставив на спине длинную ссадину от болта неудачно торчащего в пороге.

«Привет, Виктор, — сказал пилот, и я узнал голос Никиты. — Нам нужна твоя помощь».

Я не стерпел и выматерился

.

***

Летели в полной темноте, Никита погасил прожектор и включил прибор ночного видения. В седло перевала сквозь просвет в облаках ударил луч лазера — работала вражеская спутниковая группировка, уничтожавшая в автоматическом режиме все крупные цели, маячившие на одном месте дольше положенного и попавшие в кадр системе наведения на предыдущем витке спутника-шпиона. Нам повезло, в тот памятный день была плохая погода. Нас не спалили, а разбомбили ракетами-ищейками. Быть сожженным небесным огнем — это, наверное, почетно, но не оригинально. До людей спутники пока еще не добрались, и это радовало. Карлик забрался за сиденья и пытался изобразить дикий страх аборигена, боящегося техники пуще смерти. По-моему, он переигрывал.

Местное население кроме вертолетов и моторных лодок ничем больше и не пользовалось. Так что можно было не притворяться. Судя по настороженным взглядам Никиты, он не верил маленькому клоуну, одетому в звериные шкуры, и пытался все время держать его под наблюдением.

Чудное это мерцающее божество по имени Хрон

. Все знает и ни о чем не ведает. Везде побывало и ничего не видело. Шпионит за всеми, и никому не нужно. И все поголовно пытаются его убить. Замерцаешь тут с горя.

***

«Хорошего человека должно быть много, — Хрон

поерзал, устраиваясь удобнее за сиденьем, и зашептал мне на ухо. — А времени всегда мало. Мне бы чего-нибудь вкусного...»

«Отстань», — сказал я. Мне на самом деле было не до него — я занимался самолечением. Правда, врачеванием это можно было назвать с большой натяжкой. Я пытался найти хоть какие-нибудь крохи радиации, которой здесь было чертовски мало. Герметичная кабина вертолета почти не пропускала гамма-лучи, поэтому мое лечение затягивалось. Никита вел вертолет окольными путями, пытаясь сбить систему слежения спутников. Кажется, ему это удалось.

Лучи лазеров, падающие с затянутого облаками неба, бесшумно и смертоносно вспыхивали в отдалении, но мы уже далеко отлетели от перевала, поэтому беспокоиться было незачем. Я попросил Никиту найти пятно радиации и зависнуть на безопасном от него расстоянии. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, но молча выполнил приказ.

***

Хрон

увязался за мной, и его бесконечные « а почему» и «зачем» вывели меня из равновесия. Я послал его обратно к вертолету и шагнул в потрескивающий смерзшийся след пепла, просыпавшегося недавно с неба. Дракон испуганно увещевал меня, но я упрямо стоял посреди умирающей тайги, пока мне не стало дурно. Цель моего опасного путешествия была проста — накормить дракона. Он это понял и принял мой дар с пониманием, но без благодарности. Это ему претило. Мне было все равно. Я хотел выжить и все-таки начать поиск сверхоружия. Что-то я снова становлюсь излишне рациональным, подумал я и побрел обратно, подыскивая сугроб, чтобы почистится и не занести заразу в кабину.