Мой знакомый призрак

Элис не возвращалась, и я попытался кое-что выяснить:

– Рик, а можно спросить, при каких обстоятельствах вы повредили лицо?

Не успел Клидеро и рта раскрыть, как вмешалась Шерил.

– Права на фильм принадлежат мне! – весело заявила она. – Рик лично подписал контракт на подставке для пивной кружки, так что вы опоздали.

Клидеро смущенно улыбнулся.

– Все получилось так странно… Я уже собирался идти домой. Через сорок пять минут после официального окончания рабочего дня.

– Кто-нибудь еще при этом присутствовал? Рик на секунду задумался.

– Кажется, все. Шерил, Джон, Элис… Наверное, и Фар-, хат, она как раз по пятницам приходит. Фархат – одна из помощниц Джона.

– Элис? – переспросил я. – Элис видела, что случилось?

– Конечно, – усмехнулся Клидеро. – Такое не пропустишь. Все видели. И слышали… По словам Шерил, я кричал, как…

– Мистер Кастор, – спокойно позвала Элис, – пойдемте со мной.

Надо же, тише мыши подкралась, незаметнее ниндзя! Рик испуганно осекся. На секунду мне захотелось потребовать у нее объяснений: говорила, что не видела призрака, а по словам Рика, видела. Но, возможно, делать это при посторонних – не самая лучшая идея, еще воспримут как вызов или насмешку. Пока мне лучше не высовываться…

– Ладно, с нетерпением жду конца истории, – вежливо сказал я. – Пожалуйста, попробуйте вспомнить, как все случилось: чем больше фактов у меня будет, тем лучше.

– Договорились, – отозвался Клидеро.

Кивнув Рику и Шерил, я вслед за Элис вышел в коридор и свернул за угол. Все двери, кроме одной, были открыты, в некоторых поблескивали застекленные оконца. После поворота тот же самый коридор воспринимался несколько иначе: нечто подобное бывает, когда неожиданно отключается холодильник и слышно каждый звук. Наверное, попали в новое крыло.

Сразу за поворотом две двери: на одной лаконично обозначено «Старший архивариус», на другой – изящная табличка с надписью «Главный управляющий» и полным именем Пила.

– Джеффри очень занят. – Из уст Элис это прозвучало чуть ли не обвинением. – Пожалуйста, постарайтесь управиться поскорее.

Молодая женщина постучала и тут же вошла.

Возможно, табличка на двери и производила впечатление, но в самом кабинете едва помещался письменный стол, хотя, казалось бы, человек в такой важной должности мог бы занять что-нибудь попросторнее.

Сам Пил сидел не непосредственно за столом (кабинет угловой, поэтому стол поставили у стены), а на самом эргономически выгодном месте. Когда я вошел, он поднял голову и закрыл окошко на экране монитора. Судя по тому, как судорожно и поспешно он это сделал, главный управляющий играл в «Сапера».

На вид ему было лет пятьдесят или чуть меньше. Высокий, худощавый, с ястребиным носом, портившим красивое аскетическое лицо, которое подошло бы священнику-методисту. Под глазами красные пятна, хотя очков нет. Редеющие каштановые волосы щедро серебрила проседь, а темно-синий костюм слегка переливался, будто его неизвестно зачем сшили из ткани-хамелеона.

Коротко на меня посмотрев, Джеффри Пил тут же перевел взгляд на монитор.

– Мистер Кастор, пожалуйста, садитесь. – Он указал на кресло, стоящее в максимальной отдаленности от стола, у самого порога.

Я послушался, моя спутница даже не шелохнулась.

– Спасибо, Элис! – пронеслось над моей макушкой. Та явно поняла намек, но никаких выводов не сделала.

– Мне лучше остаться, – заявила старший архивариус. – Хотелось бы знать, чем все закончится.

– Я переговорю с мистером Кастором, а потом сообщу вам! – чуть ли не вызывающе сказал Пил.

Я успел досчитать до пяти, прежде чем за спиной закрылась дверь: не хлопнула, а скорее, всхлипнула, жалобно прошипела легким сквозняком. Общение у них какое-то странное; впрочем, я не знал ни Джеффри, ни Элис достаточно, чтобы определить, в чем дело.

– Рад, что вы передумали. – В голосе Пила проскальзывало раздражение. – Хотя, признаюсь, после вчерашней беседы я ожидал звонка от профессора Малбридж.

Вот, сам виноват, разрекламировал план Б настолько, что из исполнителя главной роли превратился в дублера.

– Мистер Пил, такой вариант до сих не исключен, – признал я. – Просто у меня неожиданно нашлось время, а именно оно в вашем случае ставится во главу угла. Если угодно подождать, я изложу дело профессору Малбридж. Мы с ней встречаемся через неделю. Ну, или через две…

Как я и рассчитывал, Пил поморщился: такой расклад ему явно не по душе.

– Нет, – категорично покачал головой он, – две недели – слишком долго. После нападения на Ричарда подчиненные ждут от меня конкретных действий. Не удастся решить проблему – атмосфера в коллективе ухудшится, сильно ухудшится. Пойдут разговоры: мол, я ничего не сделал. А в воскресенье архив устраивает прием… Нет, нужно срочно навести порядок.

Трудно сказать, что было на уме у Пила, но с каждой ми-11утой он распалялся все больше. Даже на меня посмотрел, хотя взгляд получился не длиннее первого.

– Мистер Кастор, этот период для нас во многом критический. Завтра в находящемся в Бильбао музее Гуггенхайма состоится встреча, очень важная и для архива, и для меня. Хотелось бы ехать с уверенностью, что это дело на месте не стоит: возвращаться к хаосу и недовольным коллегам не собираюсь. Если вы свободны, следует приступить немедленно.

В голосе раздражение и досада. И искренний страх. Главный управляющий в отчаянии: провал грозит ему огромными неприятностями, поэтому и нужен эксперт, на которого можно повесить наболевший вопрос.

Да, очевидно, так… Только почему Пил на меня не смотрит, почему относится, как к пустому месту? Его хроническая неприветливость очень напоминала поведение моей бывшей подружки. Неужели аутизмом страдает?

Похоже, главный управляющий умеет читать мысли.

– Наверное, моя манера держаться кажется вам странной. Вероятно, даже психическое или неврологическое расстройство заподозрили…

– Нет, даже в мыслях…

– И совершенно напрасно, потому что ответ положительный. У меня гиперлексия – состояние, в определенной степени схожее с высокофункциональным аутизмом.

– Понимаю…

– Неужели? А по-моему, нет. Если считаете, что я страдаю тяжелым психическим заболеванием, то не понимаете. Ничего не понимаете. Я начал читать в два года, а писать – в три. После первого прочтения могу запомнить самый сложный текст, даже если не знаю языка, на котором он написан. Мистер Кастор, гиперлексия – это счастье, а вовсе не беда. Однако она действительно вызывает нестандартную реакцию на коммуникативные сигналы окружающих. Особенно трудно поддерживать зрительный контакт; извините, если из-за этого наш разговор сбивает с толку или вызывает неприятные ощущения.

Смущенный и слегка озадаченный, я попытался исправить положение и заговорил лишь из желания заполнить паузу.

– Знаете, а ведь этот факт распутывает один из узлов. Теперь я понимаю, почему вы придали такое значение тому, что призрак на вас смотрит. Вероятно, вам это неприятнее, чем остальным сотрудникам.

Главный управляющий кивнул.

– Очень вдумчиво, – без капли тепла или одобрения проговорил он. – Еще одна особенность моего состояния в том, что большинство метафор мне кажутся… мутными. То есть трудными для восприятия. Например, когда вы сравнили меня с узлом: слушаю, но до конца не понимаю. Поэтому, если бы вы на время нашего общения по возможности исключили метафоры, я был бы премного благодарен.

– Хорошо. – Лучше вернуть беседу в сугубо деловое русло. – Давайте удостоверимся, правильно ли я запомнил даты. Значит, призрак появился в сентябре?

– По крайней мере тогда мне впервые о нем рассказали, и была сделана первая запись в журнале происшествий. Сам я увидел ее лишь несколько недель спустя.

– А поточнее не знаете? В какой день заметили призрака?

– Конечно, знаю! – Мой вопрос едва ли не оскорбил Пила, который достал из ящика стола огромный гроссбух с обложкой из мраморного картона, положил поверх книги учета и начал листать. Сперва я решил: «журнал происшествий» – изящный архаизм, обозначающий текстовый файл, но нет, это был настоящий журнал, заполненный вручную. Возможно, работа в подобном месте вызывает повышенное уважение к традициям.