В поисках абсолютного чуда. Дилогия (СИ)

Спустя час он услышал, как она вылезла из ванны, отерла тело полотенцем. Он прекратил играть, открыл шкаф. Там висит дюжина платьев, будто он знал, что у него будут голые гостьи. Он выбрал зеленое, манекен в сознании вспыхнул зелеными глазами девушки. Неважно, какие у нее глаза в действительности — для Давида они останутся зелеными навсегда. Он небрежно бросил платье на кровать, пошел в ванную. Девушка, имя которой он забыл, которую только предстояло назвать, встала к нему спиной. Он положил ладони на теплые плечи, забрал капельку этого тепла.

— Ты должна пахнуть осокой, — сказал он. — Или жасмином. И тем, и другим, ты не против?

— Нет, — ее голос звучит, как искаженный специальным прибором. Он пока не решил, как она должна слышаться.

Давид обошел ее и, взяв два небольших пузырька, нежно нанес духи из осоки за левым ухом, а за правым из жасмина. Теперь манекен пах.

— Оденься, платье лежит на кровати. А я пока тоже помоюсь.

Давид ограничился душем, девушка без имени пошла в комнату, увидела на постели прекрасное изумрудное платье. Она робко облачилась, присела на краешек кровати в ожидании. Давид выключил душ спустя пять минут, слегка брызнулся духами с запахом лотоса, кинул полотенце на пол, вышел в комнату голый. Колдун спокойно прошествовал к шкафу, достал смокинг. Девушка глядела, как он одевается, и не могла найти на этом человеке ни одного изъяна. Он будто полностью симметричен, бледное тело почти лишено волос, каждое движение плавное, но одновременно стремительное. Он одевался не спеша, процесс занял минуты три. Ей не нравилось, что он отводит взгляд. Девушка без имени уже успела подойти к большому зеркалу и убедилась, что выглядит очень хорошо. Она уже забыла, что может так выглядеть. Он нажал кнопку в стене, из невидимых динамиков потекла тихая фортепьянная музыка.

Давид прошел в ванну, вернулся с непонятным предметом, зажатым в руке. Комната освещается только окнами, света Давид не включил, девушка без имени сначала испугалась. Ей показалось, у него в руке нож, но потом она поняла, это простой гребень. Действительно, хоть она вымыла волосы дорогущим шампунем и бальзамом, пряди спутались, а это ее не красило. Он, не говоря ни слова, сел сзади, забравшись на кровать прямо в туфлях. Она продолжала сидеть на самом краешке, Давид нежно придвинул ее к себе. Их тела соприкоснулись, он принялся расчесывать мягкие волосы. Его сверхчувствительные кисти деликатней рук любого парикмахера, девушка даже не почувствовала, что ее расчесывают. Давид колдовал над волосами пару минут, потом прикоснулся к коже ее головы, слегка помассировал череп, почувствовал, как она закрыла глаза от удовольствия. Он продолжил это занятие, но не слишком долго. Он знал, такой массаж приятен, только если непродолжителен. Давид причесывал ее с трудом, ведь он не видел волос, и вдруг они предстали перед ним. Длинные прямые черные пряди дышат осокой и жасмином. Он встал и, пройдя к вазе с цветами, вынул лилию. Потом аккуратно, так, чтобы не причинить даже малейшего неудобства, вплел цветок в прическу.

Близился момент, но колдун как мог, отдалял его. Он обошел ее. На манекене горят зеленые глаза и прекрасное изумрудное платье. Безликое лицо окружает нимб черных прямых волос, в них белым пятном сияет лилия. Он представилась ему дриадой.

— Давай потанцуем, если, конечно, ты не против? — спросил колдун.

— Давай.

Он услышал голос. Он действительно принадлежит лесной нимфе. Давид взял ее за ладонь, прижал, обхватив другой рукой талию. Сначала она двигалась как марионетка, управляемая веревочками, но вскоре раскрепостилась и попала в ритм неспешного танца. Давид вел ее по комнате, помещение превратилось в огромный зал. Лишь небольшой его участок освещен прожектором, а края утопают во тьме. В слабом пятне света они танцевали. Для нее прошло всего несколько минут, его танец продолжался вечность.

Наконец, Давид остановился. Он взглянул в лицо манекена, гладкая ладонь скользнула по ее лицу. Подобно кисти художника, ладонь нанесла на лицо линии, краски. Теперь он увидел и небольшой носик, и тонкие губы, и маленькую ложбинку над верхней. Он нарисовал ей маленькие ушки и поцеловал. Его язык вкусил терпкий вкус мяты, поцелуй продолжался не меньше минуты. Он поднял ее, отнес на кровать, медленно раздел. На манекене есть лицо, но пока нет тела. Скинув платье на пол, он нарисовал ей тело. Кисти гладили ее, под ними проявлялись прекрасные очертания. Небольшие груди, изящный пупок, гладкие ноги. Он перевернул ее и нарисовал овалы ягодиц, слегка широковатую спину. Спина покрылась мышцами, но ведь дриада и должна быть такой. Он особенно тщательно прорисовал ступни и кисти рук, разделся сам и снова перевернул девушку. И только теперь увидел ее полностью, всю целиком, вместе с запахами и контурами, со звуком дыхания, вкусом языка. Образ, наконец, побудил к действиям. Он деликатно вошел, начал медленно двигаться. Она застонала, Давид понял, что это не игра. А зачем дриаде играть? Процесс проходил медленной, в такт неспешной мелодии. Но вот мелодия сменилась более динамичной, от этого увеличился и его темп. Он покрывал ее лицо поцелуями, сам стонал от наслаждения громче ее, и вот, наконец, наступила кульминация. Давида пронзил настолько мощный оргазм, что он чуть не умер. Он уже увидел мрачный пейзаж ада, но сумел вернуться, по пути заглянув в рай, куда ему дорога закрыта навсегда.

Давид сполз с дриады, покрытый ее и своим потом, откинулся в блаженном расслаблении. Он глядел в потолок и не видел его. Спустя пять минут он заснул, ему снилась древняя Греция, снились ее леса и море. Он бегал по ним с дриадами и смеялся. Ему снова четырнадцать, его мозг полностью нормален. Тогда сны из Черно-Белого Царства еще не приходили к нему. Тогда он был счастлив. Впрочем, счастлив он и сегодня.

Давид проснулся на рассвете, и сразу пошел к пианино. Он заиграл веселую мелодию, девушка пробудилась. Вчерашняя ночь помнилась ей смутно, будто Давид забрал все воспоминания. Давид играл, она глядела на его голое тело. От движения рук торс переливался мышцами.

— Твой паспорт и другие бумаги лежат на подоконнике, Элейн, — сказал колдун.

— Меня зов…

— Тс-с-с. Там же лежат и десять тысяч долларов. Возьми их и уезжай в свои леса.

Давид сказал все, что хотел и продолжил играть мелодию. Он снова сочинял на ходу, поэтому она получилась слегка рваная. Лейла, или Элейн подошла к подоконнику. Там действительно лежит паспорт, другие бумажки, полученные Давидом от сутенера, и пакет с деньгами. Элейн взяла все это, но сообразила, что она голая.

— А можно мне взять то платье? — спросила она робко.

— Конечно, оно же твое. Твои туфли и пальто в шкафу, Элейн. Поторопись, поезд в Краснодар отправляется через час.

Элейн, как во сне, надела платье, а потом, пройдя к шкафу, обнаружила прекрасные зеленые туфли и норковое пальто. Дриада одевалась, он размышлял, подарит ли она ему последнее воспоминание. Девушка уже прошла к двери, но вдруг остановилась и, вернувшись, нежно поцеловала Давида в щеку. Его темные глаза направлены в окно, он не видел ее, но губы улыбнулись и прошептали:

— Спасибо, Элейн. Прощай.

Она промолчала и выбежала из квартиры. Спустя час девушка садилась на поезд до Краснодара.

Давид играл еще почти час, на его щеке горело клеймо от прощального поцелуя. В душе ярко сияли шестнадцать звезд. Глава 2

Капитан Петров сидел в кабинете и хмуро читал отчеты сослуживцев. Все они посвящены одной теме — маньяк. В прессе его называли 'Дед Мороз', надо сказать, название имело все права на существование. Страшный убийца, появляющийся под Новый Год, унес жизни девяносто одной жертве. Восемь лет он приводил в ужас жителей Ростова, и никто не мог даже приблизиться к его поимке. То ли убийца очень ловок, то ли все предшественники Петрова были полными тупицами, но вот уже восемь лет никто не мог поймать Деда Мороза. Хотя, вряд ли это именно дед, но и тут никто не мог сказать наверняка. Собственно, никто не знал, мужчина он или женщина. Ни единой улики не оставил маньяк на местах преступления. Ни волоска, ни капли крови, ни реснички, ни отпечатка пальца — ничего. До Петрова делом занимались восемь милиционеров, благополучно сломавшие на этом карьеру, пришла пора сломаться карьере капитана Петрова. Ему и капитана дали специально, чтобы занялся маньяком, но не пройдет и недели, как его уволят из органов. Новый Год на носу, а подвижек нету. Сегодня, правда, должен прийти с консультацией какой-то профессор психологии из Москвы, но капитан не сильно надеялся на помощь. Этого профессора ему навязали, причем самым наглым образом. Шеф сказал, раз у него вместо головы задница, ему пришлют того, кто голову имеет. Профессор недавно написал книгу по маньякам, имелся там и подробный психологический портрет Деда Мороза, понравившийся шефу. Пришлось согласиться на встречу.