Вошь на гребешке (СИ)

  - Весьма глубинная, - нахмурился гость. - Если еще и зимой, то главным бедствием назову холод. Конечно, ощущение вполне искусственное, мы воспринимаем в форме отсутствия тепла перерасход себя самих, дара и силы. Для анга перемещение обойдется проще, вууд сильного зенитного анга мог бы превосходно защитить и вальза, если мы предусматриваем возможность сопровождения.

  - Н-нет, упрощать не стоит, - Тэра подалась вперед, слушая с неподдельным интересом.

  - Тогда без сильного псаха на выходе имеем ледышку без признаком жизни, - гость трагически углубил складку на лбу. - Увы... Надейся на травников и псарей. Если заодно тебе интересно, как далеко может выбросить противоток плывущего снизу, я скажу лишь одно: человек войдет в Нитль в пределах земель того же замка, где заложена основная складка, причина противотока. Я ответил?

  - Ты один на западе умеешь не таить ответы, - улыбнулась Тэра.

  - Неужели лютые зимы вернутся?

  - Я не готова вслух произнести ни единого звука, - строго и нехотя выговорила Тэра. - Очень тонкая материя. Очень. Один надрыв - и не собрать ничего уже... никому.

  Гость кивнул и улыбнулся маленькой Милене. Попросил прогуляться с ним и показать ближний лес. Пожалуй, он желал передать хоть малую толику своего дара, искрене радуясь общению. Он отдыхал душой и долго гостил в Файене, он привез с собой двух даровитых подростков и довольно взрослого уже анга, убедил Тэру взять их в обучение.

  Отбыл домой западный дайм под осень. Милена провожала его, стоя на стене, улыбалась и думала: вот уж лучший был гость из всех, и хорошо бы вернулся поскорее, как обещал... Две зимы спустя замок у основания западного луча перестал существовать. Никто так и не понял, отчего вальзы запада не успели позвать на помощь, а анги не отстояли высоких и надежных стен. Летом на горелой пустоши стал расти новый замок, заполняя собою брешь в плетении силы запада. Тот самый замок, где любимым учеником нового дайма стал Йонгар...

  От мысли о чудовищной неполноценности замены холод ударил еще больнее. Зато Милена очнулась - взрослая, нынешняя, которая упрямо гребла домой, в Нитль, и никак не могла вынырнуть из цепкой хватки противотока, из этой ледяной воронки в теле студеного, не годного для жизни, междумирья.

  И все же она добралась.

  Так холодно, что сами мысли смерзлись. Отрывать щеку от стужи - больно. Просыпаться невыносимо тяжело. Покой зимы под шубой снега сладок, непокой жизни ужасен, полон мук и не сулит впереди надежного, доброго, постоянного. На пальцах кровь: видимо, щека поцарапана.

  - Хватит моргать, - заорали в ухо.

  - Вот знакомая ей кайя, - вторят в другое ухо. - Не надо так торопить. Это не ваш замок, и как псарь я...

  - Это почти ничей замок, - не унялся первый голос. - Подъем! Живо жить!

  - Юг, - с отвращением прошипела Милена.

  - Юго-запад, - насмешливо уточнили в ухо, угрожая целости перепонки.

  - Тише. Я еще не глухая.

  Милена протерла глаза онемелыми пальцами, непослушными, не годными ощущать. В голове крутился вихрь противотока. Стужа обняла еще там, в перемещении, и не отпустила по прибытии. Шею ужалила боль, ожогом по коже растекся кипяток шокового согревания. Кайя - ценный псах, но в зиму она склонна спать, более морозов опасаясь лишь шума. Сейчас на замерзшую кайю орали. Она, бедняга, не могла дозировать лечение, впрыскивая в кровь отраву. Целебную, но ничуть не разбавленную. Милена всхлипнула, зажала уши. Южное самоуправство не иссякло: руки выломали в плечах, на сплошную рану спины, еще недавно сберегаемой крапом, высыпали снег. Стали растирать.

  - Быстро, еще быстрее, - требовал тот же голос.

  - Зачем? - отчаялась Милена, прекращая сопротивление.

  - Я прирезала Бэла, - скороговоркой сообщил голос. - Сперва он вроде очухался, а после скис. Отнесли его в каминный зал, только ему не лучше. Файен синеет и чахнет. Да очнись же!

  - Лэти, она старается, - вмешался еще один голос.

  Травницу Хрога не узнать невозможно. Милена позволила разжать свои зубы и влить отвар. Давясь и смаргивая слезы, она проглотила кипяток, твердя себе: это лучшая из лекарок севера, а то и всего Нитля. Даже если напиток вкупе с иными применяемыми методами оздоровления похож на изощренную пытку, он не убивает. Надо перетерпеть худшее и дождаться перемен.

  Живот согрелся, делаясь комком боли. По позвоночнику взметнулся пожар, ударил в голову похмельем. Милена проверила подвижность шеи, повернув голову направо и налево. Разодрала смерзшиеся веки. Справа была травница. Слева и в стороне топтался Светл, переминался по хрусткому снегу. Ближе остервенело терла руку и плечо хозяйка южного блуждающего Арода. От мысли, что именно она ' зарезала' Бэла, удалось сесть и включиться в мир.

  - Так... Далеко до Файена?

  - Тебя нашел буг, - сообщила травница. - Игрун, вот он. Мы во дворе замка. Он приволок тебя прямо к воротам.

  - Снег в главном дворе? - ужаснулась Милена, кутаясь в меховой плащ и озираясь.

  - Зима лютая, ангам не скучно, - сразу согласилась Лэти. - Тебя дотащить? Эй, я согласна принять то, что ты - восток и даже имеешь право жить, если целить годна. Только не мешкай.

  Милена кивнула, внимательнее рассмотрела буга, которого едва помнила. Зверь, по осени выведенный из чащи Черной, был бурым, молодым и дурашливо-милым. Отозвался на улыбку и согласился назваться другом, если такие перемены сулят интересные приключения... Этот буг, боевой, с роскошным зимним мехом и серебром в усталом, почти человеческом взгляде - он прожил целую жизнь от осени. Как и сама Милена.

  - Дотащи до каминного зала, - попросила бывшая ученица Тэры Арианы. - Сама не дойду. Замерзла.

  - Грибница дикая, - прошептал знакомый голос из-за спины Светла. Ружана выглянула и снова спряталась за своего извечного защитника. - Ты знаешь, ты-то знаешь: Бэлу я не враг. Но позвоночник прорублен. Он должен бы умереть по осени, не надейся... Я все уже думала, книги смотрела. Нет способа.

  - Умеешь обнадежить, - озлилась Милена.

  Как обычно, от слов рыжей травницы аж полыхнуло в голове. Но и это - к пользе. Переделав злость в упорство, Милена вползла на спину буга.

  - Где гости? - звонко закричала хозяйка Арода за спиной, найдя себе новое дело. - Где эти ленивые слабаки? Сказано им было: на рассвете!

  В ответ 'гости' принялись оправдываться на два голоса. Лэти - а это знал, скорее всего, каждый житель Нитля - обладала самым непоседливым и несносным характером в мире. В любых советах и сборах даймов Арод не принимал участия ни разу во все годы, минувшие от гибели прежнего держателя огнива. Лэти не скрывала того, что совершенно лишена способности разобраться в хитросплетениях игр старых вальзов. Порой она присылала Тоха, до него - старого наставника ангов замка, позже - Роггара. Но сама избегала договоров и обещаний, не поясняя такого поведения. Вспыльчивость и невероятная даже для анга скорость в бою делали опасными попытки повлиять на даму Арода. И вдруг она изменила поведение! Явилась на земли Тэры и распоряжается в её замке! Хуже: судя по шуму, намерена по своей прихоти увеличить число гостей Файена.

  - Позже займусь, и внимательно, - пообещала себе Милена.

  Пока Игрун двигался к главному зданию, удалось отметить краешком сознания порядок во дворе, многочисленность дозоров на стенах и общее спокойное, сосредоточенное настроение людей. Избыток вальзов: вон у крыльца стоят группой незнакомые, у дальнего на шее, если глаза не врут, тяжелая цепь со знаком. Дайм? Что творится в Файене и сколько тут еще таких же значимых и вполне нежданных гостей? Не важно. Не теперь.

  Буг взобрался по лестнице и прошел коридором, умудряясь делать все очень удобно для слабого седока. У дверей каминного зала он лег и жалобно застонал. Терять друга Игрун не желал, и его боль ощущал остро, мучительно.

  - Все думают, что я справлюсь, - шепотом соврала Милена.

  Она читала настроение встречающих: травница Хрога не верила в лучшее, Лэти кричала и командовала тоже - выплескивая отчаяние... Светл виновато молчал и надеялся на чудо. Пусть. Что они понимают в востоке? И кто им Бэл? Наместник дайма, прорицатель с редкими способностями - тот, кто умеет вести. Он важен для сохранения живого огня, он оберегает привычный миропорядок. Если разобраться, в перечисленном нет ничего, обращенного к самому Бэлу, есть лишь ожидание всевозможной пользы с его стороны.