Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна-2

Я еще успел порадоваться за Домовушку — он, бедняга, всегда переживает, как бы при трансформировании не получился кто-то слишком крупный или слишком хищный, вроде льва или зубра. А раз одежда не разорвалась, а просто упала, значит, трансформировались маленькие звери. Или птицы. Или насекомые.

Но тут куча одежды зашевелилась, и из нее выползла здоровенная змеюка. Из породы кобр — потому что у нее был капюшон, и она этот самый капюшон как раз раздувала. Я вообще-то раньше кобр только на картинках и видел — в книжке про Рики-Тики-Тави.

Уж и не знаю, откуда силы взялись — вот только что я, совершенно измочаленный и обессиленный, закончив головоломную операцию по трансформированию, рухнул, образно выражаясь, как пустой мешок. С уверенностью, что магией я смогу заниматься не раньше, чем через месяц, да и то после ежедневного усиленного и высококалорийного питания.

Однако при виде этой кобры я молниеносно отреагировал: подпрыгнул, в полете ухватил толстый поток магионов и захлестнул им змеюку за горло — над самым капюшоном. Змея закхекала, капюшон ее слегка съежился.

— Домовушка, неси что-нибудь! Банку какую-то, самую большую, какая есть! Да быстрее, долго я ее не удержу! — заорал я.

Визг в инфразвуковом диапазоне на мгновение прекратился, а потом снова зазвучал.

Домовушка, надо отдать ему должное, обернулся в полминуты. Вместо банки он прикатил бочонок — он в этом бочонке обычно огурчики солил.

Кое-как мы с Домовушкой и Вороном запихали извивающееся, мечущееся в разные стороны тело кобры в бочонок. Сверху осталась торчать голова — я боялся отпустить поток магионов.

— Крышку тащи! — скомандовал Ворон.

— Да откуда крышка? Крышки и нету вовсе, — отозвался растерянные Домовушка. — Я кружком деревянным накрываю, а сверху камушек прикладываю, для тягости…

— Значит, неси кружок. А сверху мы уложим что-нибудь очень тяжелое. Твой камушек — знаю я его — она моментально опрокинет.

— А не задохнется ли? — озабоченно спросил Домовушка. — Все ж таки живая тварь…

— Пока что ей воздуха хватит, а потом мы пробуравим отверстия в бочонке. Она слишком агрессивна.

— Да как же я после огурчики-то солить буду? — растерянно залопотал Домовушка. — Рассол-то вытечет весь!

— А мы тебе для огурчиков другую бочку купим, — сказал я. — Пластмассовую.

— Ишь, выдумали! Да разве ж в бочке из массы пластиковой огурцы засолишь? — возмутился Домовушка. — Дуб нужен — для крепости и аромату… — но за кружком побежал.

Сверху на кружок мы взгромоздили пишущую машинку — машинка была довольно тяжелая. Но на всякий случай мы эту машинку еще и примотали веревкой.

Домовушка вместе с кружком притащил еще и буравчик — проделать в бочке дырочку.

— …Никак, задохнется! Это ничего, а после смолой, а не то варом заделаю… А вы ей бочку из массы пластиковой потом достаньте, а эту я вымою, да и буду в ней огурчики солить — как же зимой — да без огурчиков?!

— Огурчики будем на базаре покупать! — огрызнулся я. Если честно, я был совсем обессилен, и плюхнулся на пол, рядом со спящим Ратибором. Впрочем, Ратибор ли это? Я пригляделся.

Судя по вторичным половым признакам, спала женщина. Я перевел взгляд выше. И встретил взгляд отчаянно распахнутых серых глаз. Глаза были полны слез. Инфразвуковой визг к тому времени прекратился, и сменился басовитым всхлипыванием.

— Ты кто? — спросил я. — Ты Лёнин муж?

— Нет, — прорыдал он. — Разуй глаза, Кот! Я — Лёня…

Я даже икнул от неожиданности.

Потом пригляделся — точно. Она. То есть теперь уже он. Богатырского, скажу я вам, телосложения: дамское белье, бывшее на Леонидии, пока она спала, превратилось теперь в лоскутки и лохмотья, едва ее (то есть его) наготу прикрывающие.

Да, что-то я тут напортачил!..

— А это тогда кто? — сунулся с вопросом Ворон. — Если ты — Леонидия, что, между прочим, требует доказательств, то кто эта спящая…

— …красавица? — квакнул Жаб, выбираясь из-под вороха одежды.

— А ты что там делал? — ахнул я. И было от чего ахать: вечный наш неудачник Жаб, непонятно каким образом оказавшийся в самом низу кучи малы, попал под действие магии. Я его только по голосу и узнал — его серовато-бурую кожу покрывало теперь яркое оперение. Оперение было раскрашено в красно-черную клетку, как шотландский плед. А сзади у него вырос длинный голый хвост. Похожий на крысиный, только зеленый.

— Хм, — сказал Ворон и переступил с лапы на лапу. Леонидия взвизгнула (взвизгнул). Басом.

— Жабик, ты ль это, аль не ты? — дрожащим голосом спросил Домовушка. — А ежели ты, то как тебя теперь величать-звать? Жар-Птахою? Али еще как?..

Жаб, сообразив, что что-то тут не так, тяжело прошлепал к зеркалу.

В зеркале появилось изображение щуплого мужчины средних лет. Голого. Стоящего на четвереньках.

— Ой, — сказал радостно Жаб, — я кажется обратно превратился! — и попытался встать на задние лапы. Это у него не получилось.

— Ничего ты не превратился, — мрачно произнес я. — Это с зеркалом что-то случилось. Магионный заряд в него попал. Оно теперь истинный твой облик показывает. Внутренний.

— Оч-чень интересно, — зловеще прокаркал Ворон. — Еще одно непрогнозируемое следствие… Жаб, ты можешь полюбоваться собою в ванной комнате, там нормальное зеркало. А в этом давайте попробуем увидеть изображение спящей девицы…

Спящая девица оказалась Ратибором. Басовитый Леонид, как этого следовало ожидать, отобразился в зеркале Лёней. Бросив на себя взгляд, Леонид помчался в ванную, где уже сокрушался Жаб, и тут же гулкие стоны Леонида присоединились к стенаниям бедного Жаба.

Кобру мы решили из бочонка пока не доставать, я не был уверен, что смогу скрутить ее еще раз.

Кстати, Ворон почему-то утверждал, что эта змеюка — не кобра, а гремучая змея. Потому что у нее на хвосте он разглядел погремушки. А капюшон с очками, по его мнению, ничего не доказывал.

Домовушка, ворча, собирал с пола одежду, перетряхивая каждую тряпочку.

— Что кобра, что этот — как ты его назвал? — змий громыхающий, то все без разницы. А вот еще один у нас потерямшись…

— Ах, да, — кивнул Ворон. — Был же еще один индивидуум. Как я понимаю, змея — это либо супруг Леонидии, либо ее свекровь. Следовательно, нам нужно найти либо свекровь Леонидии, либо, соответственно, ее супруга. Я склоняюсь к тому мнению, что в бочонок мы заключили именно… э-э-э… немолодую женщину. А мужчина, должно быть, трансформировался в нечто миниатюрное. В муравья, например. Или в комара. Или в блоху…

Домовушка вздрогнул и выронил из рук джинсы, которые только что поднял с пола. Джинсы упали с глухим стуком, и что-то звякнуло.

— Батюшки-светы, у нас же квартира, да и дом весь от насекомой живности заговорены! Он же сбежит, а сбежать не сможет, так и помрет! Что делать-то теперь?

— А что это там стукнуло и звякнуло? — поинтересовался я.

— Не знаю, — огрызнулся Домовушка, — я по карманам по чужим сроду не шарил!

Я тронул лапой джинсы. Внутри — и не в кармане, а внутри джинсов — прощупывалось что-то твердое и округлое. Я поднял джинсы за штанины и встряхнул.

Из джинсов выкатился чайник.

Эмалированный.

Белый.

С цветочком — условной ромашкой — на боку.

Без свистка.

Выкатился, звякнул крышкой и пробулькал:

— Эй, а поосторожнее нельзя?