Воины Арктара

Между ладонями мага мелькнула голубая молния, и его глаза на миг сверкнули огнем.

– Твои трюки стары как мир, Кельт-Адас, – беззубый рот Далманира растянулся в подобии улыбки. – Поверь, я тоже могу за себя постоять…

Языки пламени костра на секунду погасли, будто бы втянувшись в разом потускневшие угли, и пещера погрузилась во тьму. Настолько густую, что она казалась осязаемой, холодной и липкой. Эта темнота прилипала к одежде и коже, сковывала движения и навевала сон, суливший жуткие кошмары, от которых не будет спасения.

Миг – и наваждение исчезло. Костер вновь горел ярким пламенем, отгоняя тьму прочь к стенам пещеры… Только сейчас Агрон заметил, что некромант не отбрасывает тени… Нет, его фигура не была прозрачной, отблески огня не проходили сквозь него, отражаясь от стен. За его спиной была тьма, но тьма бесформенная, не повторяющая контуры тела. Тьма, жившая собственной жизнью, будто гигантское чернильное пятно, прилипшее к каменной стене.

– Клан Огня считает, что сила, подчиняющаяся ему, – величайшая сила в землях Арктара, – произнес некромант, наблюдая, как Агрон и Алекс осторожно усаживаются на импровизированные циновки из травы, лежавшие неподалеку от костра. – Увы, огневики ошибаются. Огонь – сила, могучая сила, с этим я не могу не согласиться. Но огонь предназначен для того, чтобы убивать, а значит, он сеет смерть и служит Смерти. А смерть подчиняется мне!

Бесформенная тень Далманира на мгновение встрепенулась, будто пробудился спящий, услышавший свое имя.

– Не стесняйтесь, господа, – сказал некромант, обращаясь к Агрону и Алексу. – Я вижу, у вас в руках то, что могло бы стать едой? Милости прошу к костру, изжарьте этих существ и угостите старого повелителя нежити. Как вы могли заметить, несмотря на мой жутковатый вид, я жив в отличие от всех тех, кто подчиняется мне, а значит, бываю голоден.

Поймав вопросительный знак Алекса, Агрон кивнул. Мол, лучше делать так, как говорит этот маг.

– Во что же я вляпался… – пробормотал Алекс, вставая.

– В бурный поток, – ответил Агрон. – И, похоже, он становится все мощнее и стремительнее с каждым днем.

Агрон лежал на подстилке из травы, кожей ощущая тепло тлеющего костра. Сон отчего-то никак не желал приходить к нему, и дело было вовсе не в природном чутье на опасность, которому орки доверяли едва ли не больше, чем слуху и зрению. Нет, сейчас Агрон не ощущал опасности… он чувствовал магию, наполняющую эту пещеру, и хоть и не понимал ее природы, но знал, что магия эта сильнее всего, с чем ему когда-либо приходилось сталкиваться.

«Бурный поток», – сказал он Алексу, и, пожалуй, именно это ощущение безграничности мира и мешало ему заснуть. Он не мог ни сосредоточиться, ни расслабиться. Этого чувства он не испытывал с раннего детства и не думал, что орки вообще подвластны ему.

В младенчестве мир ограничивался размером колыбели. В детстве —. несколькими метрами вокруг стоянки клана. А затем, когда во время перемещения клана на новую стоянку Агрон впервые не ехал на запряженной кодоями повозке, а шел в авангарде орков, любуясь бескрайними просторами степи, пришло осознание того, насколько огромен мир. Тогда это чувство бескрайности пространства и своей ничтожности в сравнении с громадным миром посетило его в первый и, как ему казалось, в последний раз. Он осознал, что был лишь песчинкой в потоке времени, и примирился с этой мыслью.

Но сейчас, когда неподалеку от него сидели и неспешно вели беседу два великих мага Земель Арктара, Агрон особенно сильно ощутил собственную ничтожность и мощь того бурного потока, что увлекал его по воле судьбы.

Чем была его боевая магия в сравнении с мощью огня и несокрушимостью Смерти? Пустым звуком.

Кем был он для этих двух магов, истинных хозяев мира? Мелкой букашкой…

От таких мыслей хотелось сжаться в комок, а еще лучше – оказаться сейчас в своем клане. Признать власть Гимрода и жить привычной, неторопливой жизнью орка. Охотиться, кочевать с места на место, любить женщин своего клана и биться не на жизнь, а на смерть с орками из других кланов, позарившихся на женщин Саморов.

С чего он вообще возомнил, что Свитки Знаний окажутся в его руках? С чего он решил, что пройдет хотя бы половину предначертанного ему пути? Хотя бы четверть… Хотя бы десятую часть… Разве может его боевой топор тягаться с магией Далманира или Кельт-Адаса? Никогда…

Сон отказывался забрать его в свои владения, а потому Агрону оставалось лишь лежать на полу пещеры, погрузившись в невеселые мысли, слушать дыхание спящего Алекса да беседу магов, кажется, не нуждавшихся во сне.

– Сколько лет мы не встречались? – спросил Далманир. – Двадцать? Двадцать пять?

– Что-то около того, – ответил огневик. – Ты совсем не изменился с тех пор.

– Ты же знаешь, бессмертные не стареют. А ты немного сдал, Кельт-Адас… Ты ведь понимаешь, что однажды настанет день, когда ты будешь подвластен мне?

– Понимаю, – ответил маг, и Агрону показалось, что в его голосе проскользнули нотки грусти. – Простые смертные часто спрашивали меня, не обременительно ли это – жить несколько сотен лет. Я всегда отвечал, чтобы они не желали себе такой доли и уж тем более не молили Арктара о бессмертии. Что нет ничего тяжелее, чем видеть, как стареют и умирают близкие, как изменяется на твоих глазах мир, а ты остаешься практически неизменным. Наше тело стареет медленно, ведь мы черпаем жизненные силы в огне, но старение души не может замедлить ничто. Я прожил треть отпущенных мне лет, но в душе я – глубокий старик… И несмотря на это, мне страшно подумать, что однажды Смерть накроет меня своим плащом. Я слишком многого не увидел и не узнал.

– И не узнаешь… – усмехнулся некромант. – Я уже давно сбился со счета своим годам. Я был стар еще тогда, когда людское племя отправилось в поход через Туманные горы. Они звали меня с собой! Они говорили: «Что же ты, Далманир, так и собираешься вечно сидеть на одном месте? Пойдем с нами, окунемся в неведомое! Познаем ту часть мира, которую никто не видел даже во сне!» Я отказался… Скажи, Кельт-Адас, будь у тебя такая возможность, ты бы ушел с ними? С людьми, тогда еще – великими и могучими магами, с которыми не могли тягаться ни огневики, ни даже некроманты?

– Ушел бы… – ответил тот. – Не без колебаний, но я ушел бы, чтобы увидеть новое. Быть может, чтобы найти ответы на свои вопросы… И пусть сейчас, через две тысячи лет, глядя на этого юношу, Алекса, ясно, что люди не нашли за горами ничего такого, во имя чего стоило бы оставлять Заповедные Земли, – тогда предугадать этого не мог никто.

– Ты не смог бы уйти, Кельт-Адас. Ты слишком привержен традициям и кодексу своего клана. И пусть сейчас ты и пошел против воли огня – твоя душа по-прежнему в храме, а не здесь. Я же смог бы, но не захотел. И знаешь, почему? Потому, что задолго до Исхода людей я понял, что знания безграничны, и чем больше я узнаю, чем совершеннее владею магией и знаниями, тем лучше вижу, сколько еще не познал и не познаю никогда. Поэтому я выбрал жизнь отшельника. Поэтому меня боятся живые, а нежить презирает как предателя и отступника. Я хочу лишь тишины, покоя и тепла огня… Я не просил у Арктара дарованного мне бессмертия, но никогда мой язык не повернется и для того, чтобы молить о смерти.

Я знаю, зачем ты привел друзей в мою обитель. Знаю, о чем ты хотел попросить… Говори же, не тяни.

– Пойдем с нами, Далманир! Вдвоем нам с тобой не будет равных! Мы сметем со своего пути любую опасность, и даже храм Огня вынужден будет отдать нам то, что огневики хранили две тысячи лет. Свиток Будущего… Мы обретем знания, о которых и не мечтали, найдем ответы на вопросы, которые даже и не помышляли задать. А потом, когда у тебя в руках побывает и Свиток Силы, уже никто из собратьев не посмеет обвинить тебя в предательстве. Владея силой Четвертого Свитка, ты отстоишь свое право на покой и уединение!

– Заманчиво! – улыбнулся некромант, и в его жуткой улыбке Агрону сквозь полуопущенные веки почудился оскал смерти. – Мы, представители двух самых могущественных магических орденов в Землях Арктара, могли бы стать лучшими из лучших, обладателями могущества, которому нет равных в мире! Да, с тобой могли бы свернуть горы, могли бы направить Заповедные Земли по праведному пути, а могли бы обратить их в руины и пепелище. На все была бы наша воля…