Слепое солнце

— Подаааайте, милостивый пан, нищему слепому! Да ниспошлет вам Иисус-Мария благодать!

Нищий?! Подать?! Джош растерялся и даже как-будто испугался — давненько у него не просили милостыню на улицах. Из человека, способного подать нищему он превратился в человека, в некоторых случаях имеющего право претендовать на такое благодеяние со стороны окружающих.

— Вы… вы слепой? — сдавленно пробормотал Джош. Слепой? Из тех, что сидят на паперти с пластиковыми стаканчиками? Отрешенно подумалось, что забавная сценка со стороны — слепой просит подаяния у слепого. Только отчего-то пальцы озябли. И смолкла ругань. Стало совсем тихо.

— Как есть, милосердный пан! Вот цельный десяток лет уже! Катаракта, холера ей в пятку! Знаете такую штуку? Вот, на операцию деньгу хотел собрать, да все не судьба…

И, судя по крепкому перегару от «нищего слепого» — «не судьба» насобирать денег на операцию будет еще долго. Очевидно, мужчина крепко пьет. Но это не важно, наверно.

— И что, так и живете подачками? — Цезарь ворчать перестал, но в нетерпении дергает шлейку — ему однозначно не нравится дурно пахнущий калека, вцепившийся в хозяина мертвой хваткой. — А живете где?

— А так и живу, пан, где придется и на что придется, — продребезжал нищий. — Господь своей милостью не оставит. Уж не побрезгуйте злотый на операцию!

— И один живете? — дрожь не оставляла. И Цезарь волнуется.

— Один как перст в поле!

— А работа? Работаете… Нет, не работаете же нигде? — Что-то Джош совсем туго начал соображать. Это ему Верхние подкинули местечко в лавке и комнатушку рядышком, а вот единственное, на что может рассчитывать этот несчастный — жалкое пособие-подачка какой-то там от социальной службы простецов.

— Я же слепой, чё, не видите? Так дадите злотый? — в гнусавости голоса проступило раздражение. Нет, Джош не видел, но опять осенний ветер пробрал до костей. Холодно… ноябрь…

— Да-да, сейчас…

В кошельке пять отделов — для мелочевки-грошей, для бумажных десяток, для двадцаток и пятидесяток, и самый последний — «н/з»-шная сотенка злотых на всякий случай. Джош дрожащими пальцами пошарил в «сотенном» отделе. Нащупав руку слепца, всунул в скрюченные артритом чужие пальцы купюру. — Вот, возьмите…

Узловатые пальцы удовлетворенно разжались, отпуская почти невольного благодетеля. Солнце, видимо, зашло за тучи, поскольку стало еще холодней. Легонько дернул шлейку — Цезарь понял без слов, торопливо, поспешно повлек хозяина подальше от неприятных запахов канализационной вони и перегара, от дребезжания чужого голоса и запоздалого испуга.

Внезапно Джош с кристальной ясностью осознал, что именно его напугало — он сам, бывший оперативник Джозеф Рагеньский, мог сейчас стоять на месте этого бедняги со стаканчиком для подаяний и отчаянно цепляться за прохожих, выпрашивая мелочевку на еду и операцию, мог спиться с тоски и от безысходности. Мог ведь. Могли вообще бросить на произвол судьбы, могло не быть матери, бывших коллег, пусть они хоть трижды из-под палки приходят помочь — но приходят же. Бесплатно. А есть еще социальный работник, есть работа в лавке и деньги. Могли быть улица и грязь.

Впервые Джош почувствовал благодарность к Верхних, какими бы непорядочными не казались иной раз их поступки. Нет, на самом деле с Джошем бы не случилось того, что случилось с этим калекой… В конце концов… нет, не случилось бы в любом случае! Но…

До конца рабочего дня Джош пребывал в подавленном настроении. Хотя следует признать, Цезарь существенно сгладил переживания, внес в жизнь отдела приятное оживление. Более того, в отделе он вызвал настоящий ажиотаж, словно бы никто собак в жизни не видел, или Цезарь как минимум — ручной бронтозавр! Каждый встречный спешил потребовать у пса лапу, потрепать бедолагу за уши, погладить или попытаться угостить сандвичем. Впрочем, Гай Юлий, полностью подтверждая свое право на благородство имени, держался с императорским достоинством, терпеливо снося непривычные приставания и ласки, а от вредных его собачьей природе угощений стойко отказывался — выдрессирован он был просто отлично. В общем и целом до обеда в кабинете Джоша перебывал весь Отдел, страждущий лично познакомиться с «новым оперативником». Нормально поработать так и не дали, так что Мэва с Джозефом почли за благо прямо в обеденный перерыв отправиться в разъезды.

Джоша интересовал подвал маньяка, и он собирался браться уже за серьезные…ну, скажем так, изыскания. Своими методами. И — в отсутствие свидетелей. От Мэвы ему требовалось только одно — чтобы она показала Цезарю дорогу. Она и показала — от отдела до автобусной остановки, двадцать минут тряски и маринования в пробках, и десять минут запаха бензиновых паров, гниющей в лужах травы и возбужденного дыхания пса. И наконец тот коттедж в два этажа под недоумевающее мэвино «А нельзя было просто «прыгнуть?»». Нельзя было. Цезарь запоминал маршрут. Поэтому по-настоящему Джоша «место преступления» в данный момент не интересовало, он вяло побродил по этажам, потрогал пыльные корочки книг и тяжелые ритуальные ножи. А через полчаса к вящему неудовольствию Мэвы опять трясся с напарницей в автобусе.

Он еще вернется сюда. Сегодня же. Но уже без Мэвы. И тогда уже… все будет по-настоящему. Потому что в голову пришла замечательная идея. Она зудела на задворках сознания и заставляла с нетерпением ожидать конца рабочего дня. Да еще сегодня у Конрада выходной, значит, с работы можно слинять пораньше, а кинологу Кшиштофу Джош позвонил, договорился, что сегодня занятия не будет.

Планы несколько спутала опять же Мэва — она тоже освободилась несколько раньше обычного и как раз сегодня затеяла в комнате Джозефа глобальную уборку. Пообещала, что отыщет все запрятанные по дальним щелям грязные носки, конфетные фантики и банки из-под пива. В ответ на робкие уверения в отсутствии у Джоша привычки прятать указанные предметы по дальним щелям безапелляционно заявила, что всех мужиков знает как облупленных и Джозеф не исключение. В результате Джош получил идеальную чистоту с доставкой на дом, полтора часа трескотни ни о чем и ужин из трех блюд. Наслаждаться вкусом отменно приготовленных домашних блюд несколько мешала назойливая мысль: а нету ли у Мэвы второго такого пузырёчка с valiumом в заначке? Но суп и жаркое пахли ровно так, как положено пахнуть супу и жаркому, без сладковатой гнилостности. У пирога с черникой посторонний привкус опять же отсутствовал. Ушла напарница только в половине девятого. Чего ей нужно было? А впрочем, после «подаааайте, милостивый пан» значения это, наверно, не имело.

Тем более что теперь городской транспорт ходит и в ночное время. Хуже было другое: погода окончательно испортилась — ни следа от утреннего почти лета — и обрушила на голову оперативника и его пса все хляби небесные, засвистела пронзительным ветром. Уже после автобуса, когда шли вдоль проезжей части, какая-то машина обдала грязными холодными брызгами — видимо, чтобы окончательно довершить образ зайки из детского стишка, брошенного безответственной хозяйкой. Одежду — хоть выжимай, и зонт не помог.

В подвале тоже было сыро и холодно, зато сквозь толстые стены не проникал грохот совсем озверевшей грозы. Цезарь заметно успокоился, перестал вздрагивать, хотя в подвале ему явно было слегка не по себе — продолжал жаться к ногам Джоша и постоянно подозрительно принюхивался. Разумеется, животные очень чутки к местам магии. Кошка бы вообще в логово «мертвячника» не сунулась, а вот у прекрасно выученного Цезаря чувство долга все же перевесило страх.

Джош снял с пса тяжелую упряжь, угостил еще парочкой косточек в порядке компенсации понесенных неудобств. В стене за дверью был такой крюк крепкий металлический, парень как раз сегодня обнаружил… Вот к нему-то Джош и примотал поводок — Цезарю не понравится, но во время эксперимента хозяина он должен сидеть спокойно, а не носится по помещению, не лезть к парню с вылизыванием и прочими проявлениями собачьей доброжелательности. Примотав ремень и проверив прочность узла несколько раз, Джош добрел-таки до алтаря, на котором однажды уже доводилось лежать, стянул мокрую куртку и долго, тщательно сворачивал ее подушкой — себе под голову. Переложил сотовый телефон из заднего кармана брюк в передний нагрудный рубашки. И все-таки лег, ежась от холода. Попытался припомнить, каково было — валяться здесь в прошлый раз. Тогда под голову ему наверняка ничего никто не подкладывал. А еще, наверно, раздели полностью, как это принято при обряде жертвоприношения. Пока Джош этого не помнил, но пришел сюда, чтобы вспомнить.