Силой и властью (СИ)

- Хозяин, может, лекаря позвать, а? Умрет же мальчишечка...

Нарайн не ответил, только спросил:

- Он Лина видел?

- Так... как не видеть-то? Ты же сам велел, чтобы все видели.

Купец опустил голову, и Борасу на миг показалось, что бессердечному Орсу жаль. Но это и правда был только миг - в следующий миг Нарайн стал прежним: высокомерным, спокойным и уверенным.

- Тогда не нужен ему лекарь. Не поможет. Собирай парня в дорогу. Вымой хорошенько, волосы расчеши. И напои так, чтобы спал - возиться с ним мне будет некогда. В Мьярну поеду, продам, пока есть, что продать. Да поторопись: на закате готов должен быть.

Вот так. Продаст. И никогда больше не увидит Борас маленького Адалана. Это ясно: всех воспитанников рано или поздно продают, но смотритель в глубине души все-таки не верил, что Нарайн Орс продаст его сладкого мальчика. Ну... ему бы уж тогда отдал, что ли? А он бы малыша любил. Ласкал бы его, кудри золотые причесывал... он бы с ним аккуратно, даже бить бы не стал, чтобы красоту не портить. Перерезал потом горло - и все. И лежал бы сладкий на травке во дворе, такой тихий, нежный... а зачем ему жить? Что из него вырастет? Дорогой раб вдвое умнее хозяина? Образованная игрушка для какого-нибудь скота с деньгами? Или еще один праведный мститель, вроде почтеннейшего Орса или самого Бораса?

Даже губы задрожали от жалости.

Ну, хватит! Одернул себя Бо. Никогда Адалан ему не достанется - не про его честь этот мальчишка, так что и мечтать нечего. Продаст хозяин - все к лучшему: может, и выскребется щенок, живучий ведь тоже. А с глаз долой, как говорится, и жить легче.

Очень уж старый умгар своим теплым местом дорожил.

3

Осень года 628 от потрясения тверди (пятнадцатый год Конфедерации), Мьярна.

Нарайн гнал коня в ночь и до сих пор не верил, что все происходит на самом деле. Он, в одиночку, верхом, с больным мальчишкой на руках мчится в Мьярну на осеннюю ярмарку! И ведь даже не собрался как следует: ни припасов не взял, ни заводную лошадь - не подумал. Покидал в сумку кошель, пенал да кувшин ночной невесты... теперь вот решай, как быть: и малыша не уморить в дороге, и коня не загнать. Впрочем, и конь бежит легко - буннанские скакуны быстры и выносливы, не только же за стать их ценят, - и мальчишка, опоенный дурманом и пригревшийся у него под плащом, крепко спит, чуть слышно посапывая. Только вот сам Нарайн уставать начал, мысли не те в голову полезли...

...Вспомнилось, как впервые отец его на ярмарку взял. Он тогда был чуть постарше Адалана, зато Озавир - гораздо моложе его сегодняшнего. И вещателем еще не был - только-только место отца в Форуме занял. Веселый был, щедрый, покупал все подряд, кто что ни попросит, милостыню раздавал, словно весь мир одарить собирался. Любимому сыну, в ту пору единственному, коня купил... не коня - это Нарайн коня выпрашивал - жеребенка-сеголетка, сказал, мол, раз просишь зверя - вот тебе, сам и воспитывай. Нарайн того солового полукровку по сей день помнил, хотя были у него кони и быстрее, и краше, и дороже... вот хоть этот, что сейчас под ним - чистых кровей, белоснежный и белогривый.

А потом Нарайн этой дорогой дважды прошел: с юга на север и с севера на юг. И было у него имущества всего-то отцовское имя, нечеловеческая злость да гордость старшего рода, четвертого в Орбине. Даже Вейзы были шестыми, про одиннадцатый Лен с их убийцей-Айсинаром и вспоминать не хотелось.

Только где теперь эта гордость? Немыслимо: Орс - работорговец. И везет мальчишку на ярмарку не ради радости и праздника, а чтобы продать! Продать тому, кто любит молоденьких мальчиков и души не пожалеет, чтобы иметь в своих покоях златокудрого орбинита... докатился. Предки не то что в бездне - в сияющих чертогах со стыда сгорят...

Мальчишка на руках заворочался, чуть слышно пискнул и застонал. Нарайн отвернул плащ - может, пора ему добавить зелья? Нет, вроде снова уснул: искаженное страданием лицо разгладилось, и из-под детской припухлости вновь проступило точеное благородство черт... такое знакомое. Неожиданная теплота, возникшая вдруг в душе, заставила улыбнуться: ничего, маленький, скоро доберемся...

Что за чушь?! Твои происки, Любовь Творящая, Младшая из Троих? Улыбку сменила привычная кривая усмешка. Нет, сука, не получишь ты Нарайна Орса, сына старшего рода Орбина.

- Я - вершитель, - зло прошептал он, - все решаю сам. Имел я планы Творящих на свой счет!..

С трудом подавив желание бросить на дороге, Нарайн только крепче прижал мальчишку к груди и как следует наподдал лошади. Глупо, конечно, но может хоть бешеный галоп прочистит голову.

В Мьярну Нарайн прибыл уже к вечеру. Заканчивался месяц пятнистого оленя, а вместе с ним - знаменитая на весь свет Мьярнская осенняя ярмарка. Еще день-другой, и гости начнут разъезжаться, следом за ними в путь отправятся орбинские торговцы: как известно, кто боится Поднебесных круч, тот мизарских вин не пьет. Человек, нужный Нарайну, был тонким ценителем мизарских вин - в числе прочего, он слыл и известным виноторговцем - и от рисковых операций никогда не отказывался. Потому следовало торопиться, чтобы застать его еще дома, веселого, довольного и разбогатевшего на последних сделках. Уж то, что почтенный Рауф Камади своего на ярмарке не упустил, в этом сомневаться не приходилось.

Заплатив за въезд положенную пошлину, Нарайн забрал опечатанный меч и сразу же направился к известному постоялому двору, именуемому "Златорогом". По малолюдным окраинам он пролетел как ветер, но ближе к базарной площади улицы оживились, и вскоре тележки, повозки, разного рода носилки вместе с толпой праздно шатающегося народа запрудили всю дорогу. Пришлось спешиться и вести коня в поводу. Крики зазывал, запах пота, сластей и пряностей, пестрые юбки уличных актерок, бока, руки и спины... Голодный с прошлого вечера, измотанный дорогой и бессонной ночью, изрядно разозлившийся Нарайн с трудом пробирался сквозь всю эту суматошную толчею и едва сдерживался, чтобы не потребовать дороги плетью. Хорошо хоть мальчишка все еще спокойно спал под плащом. Пришлось даже пару раз остановиться и проверить, дышит ли, но, слава Творящим, болезнь отступила, даже кровотечение совсем прекратилось.

Большое здание под вывеской "Златорог" с изображением ревущего оленя находилось прямо у самой базарной площади, оттого в эти дни здесь было полно гостей. Свободных комнат, конечно, не было, но Нарайну и не требовалось: он не собирался задерживаться ни на миг сверх необходимого. Зато тут наверняка помогут найти друга Рауфа. Тем более что самого Нарайна Орса в "Златороге" тоже отлично знали. Он кинул уздечку мальчишке-конюху, а сам прошел в зал. Серебряной монеты хватило и на овес для коня, и на миску мясной похлебки, и на то, чтобы посыльный быстренько отыскал почтенного господина Камади и передал, что почтенный господин Орс ждет его и желает показать нечто весьма любопытное.

Камади вместе со своим помощником явился почти сразу и сразу же перешел к делу:

- Здравствуй, дорогой мой! Ну и что там у тебя за диковина для старины Рауфа?

Рауф Камади был невысоким, несколько грузным, но при этом подвижным, как дикий кот. В остальном он тоже напоминал кота: большие глаза, ухоженные усы, мягкий мурлычущий голос. Рауф был баснословно богат и богатство свое нажил далеко не одними шелками и винами с побережья Фарисана, что значились в его подорожной, а еще и ночной невестой, ведьминой травкой куцитрой и, как поговаривали, горным первоталом, цветы которого стоили чуть ли не дороже алмазов. Все свои товары почтенный Камади и продавал, и охотно пробовал сам. В его родном Фарисане за такие увлечения можно было легко лишиться головы, как и за пристрастие к светловолосым юношам, поэтому красавец-контрабандист женился на овдовевшей мьярнской купчихе и стал полноправным гражданином Орбинской республики. Свободные нравы Мьярны позволяли и курить куцитру, и целовать мальчишек, и годами не встречаться с супругой, что Рауфа вполне устраивало.