Шесть Царств (СИ)

Кузьмич то ли улыбнулся, то ли оскалился, классу показалось --  во рту у него штук пятьдесят белейших заостренных акульих зубов. Его молодой голос вползал в уши вкрадчивым тарантулом, неся реальные картины --  каждый ребенок представил себя на льдине, плавать в классе умели единицы.

--  Как правило, --  продолжил Кузьмич, -- на заготовку шеста и поиск льдины подходящего размера уходит много времени, а вставать рано вы, детишки, не любите, так что время уже позднее... часиков, эдак, пять вечера. Скоро темнеет, вы кричите, зовете на помощь, но в парке не так много людей --  еще зябко. Вам приходится провести ночь на льдине. Вам холодно, вам страшно, вы слышите вдалеке вой китов и молитесь, чтобы они не перевернули вашу льдину. Другие льдины кажутся вам в темноте страшными чудовищами, акулами, призраками кораблей, затонувших когда-то в этих холодных бухтах... Вы устали, вы выбились из сил, зовя на помощь. Где-то часа в четыре утра вы засыпаете от усталости и шока --  страх выматывает гораздо сильнее марафона в сорокоградусную жару. На льдине спать очень неудобно, ибо холодно, но выбора у вас нет. И тут у вас впервые появляется шанс на что-то хорошее --  появляется шанс скатиться с льдины во сне и умереть легкой смертью, тихо замерзнув в синих волнах Татарского пролива. Но тех из вас, кто останется жив, наутро подстерегает очередной сюрприз. Вы просыпаетесь, ваше тело затекло и замерзло, и вы не видите берега. На горизонте только миллионы льдин и безбрежная синь океана. Вам страшно, ваш разум не может справиться, у вас начинается паника. Вы опять орете, вы срываете голос, поэтому не можете докричаться до корабля, проплывающего неподалеку. Вам кажется, жизнь кончена. И вы почти правы, ибо вскоре вам захочется есть и пить. Во рту пересыхает, к вечеру вы пробуете пить соленую морскую воду, вас рвет и обезвоживание усиливается. Вы ужасно голодны, вам хочется отгрызть себе руку. А тут выдается морозная ночь. И вы даже не замерзаете, вы сходите с ума и начинаете отгрызать себе пальцы. Пробуете напиться собственной крови. В припадке бешенства вы прыгаете в море, вода быстро остужает ваш пыл и вы возвращаетесь на льдину, только теперь напрочь мокрый. Холод раздирает вас, но вы свыкаетесь с самой страшной участью --  просто медленной смертью. Умереть быстро тоже надо смелость. Потом на вас накатывает безразличие. Оно часто чередуется с паникой, хочется расстаться с жизнью. Хочется, чтобы кто-то предложил вам продать вашу никчемную, никому не нужную душу за единственный шанс спасения...

Тут Кузьмич затих на секунду. Белые хитрые глаза оглядели класс, никто из учеников не сумел выдержать этот взгляд и секунды. Смотритель снова усмехнулся.

--  Но даже дьяволу не нужна ваша никчемная жизнь на никчемной льдине, --  холода в голосе прибавилось, даже пар пошел изо рта Кузьмича. --  Вы просто замерзаете, а потом, по весне, льдина тает и ваш обглоданный чайками труп доедают акулы. Вот такая история, дети.

Голос Кузьмича как будто заворожил детей и учительницу. Он рассказывал мастерски и с расстановкой --  то резко ускоряя темп, то пять переходя к неспешному. Его белые глаза большей частью смотрели не на детей, а поверх, на стену, казалось, всю эту историю он записал там, на стендах с английским алфавитом. Татьяна Николаевна тоже сидела в шоке. Образы замерзающего ребенка в мыслях --  захотелось заплакать. Но она поборола порыв и посмотрела на детей. Те сидели с широко открытыми глазами и тоже представляли себе это...

Сначала учительница подумала: "Вот гад, такое детям рассказать!" --  но затем Татьяна Николаевна посмотрела на это с другой стороны. А ведь теперь вряд ли кто-нибудь из них попробует покататься на льдине. Да они и к воде подойти побояться и, значит, цель достигнута. Пусть жестокими и непедагогическими методами, но достигнута.

--  Спасибо, товарищ... господин Кузьмич. Вы нам всё очень хорошо рассказали, --  сказала учительница сухим голосом --  во рту пересохло.

--  Всегда пожалуйста, девочка, --  отозвался старик доброжелательно. Но получилось всё едино холодно и страшно. --  А у вас, дети, есть вопросы ко мне?

Класс молчал и только Пашка, в приподнятом настроении после ночного приключения, почему-то ляпнул:

- А что вы делаете, если увидите ребенка, катающегося на льдине?

Кузьмич как-то неодобрительно посмотрел на мальчика, два белых глаза просветили его насквозь. Как будто Пашка на секунду стал прозрачным, старик рассмотрел спинку стула, на котором мальчик сидел. Его глаза открылись чуть шире, тонкие губы снова показали уже шестьдесят акульих зубов.

--  А это когда как, мальчик. Когда спасаю, а когда и нет. Всё зависит от того, нравится мне тот, кто на льдине. Вот ты, допустим, мне не нравишься. Я ответил на твой вопрос?

- Д-да, спасибо... --  веселость и смелость с Пашки как ветром сдуло. Ветром.

Вдруг раздался сухой удар, весь класс и учительница с Кузьмичом перевели взгляды на окно --  резкий порыв ветра ударил ставней по оконной раме. Только Пашка почему-то не поглядел туда. Он следил за стариком, а тот как-то скривился и резко перевел взгляд на мальчика. Темные глаза Пашки секунду поборолись с белыми глазами старика и безоговорочно проиграли --  мальчик потупил взор.

--  Ну вот и славно, сказал Кузьмич спокойно, но видно было, что-то его растревожило. --  Еще вопросы?

Больше никто не стал спрашивать. Татьяна Николаевна опять возмутилась такому ответу, но потом поняла, Кузьмич просто хочет еще немного припугнуть детей. Если бы он сказал, что обязательно спасет их, они, возможно, захотели бы попробовать.

--  Спасибо, смотритель. Нам было очень... очень интересно. До свидания.

--  До свидания дедушка Кузьмич, --  нескладно попрощался класс.

-- - Ну прямо, как собачки... --  пробормотал дед, выходя из класса.

--  Я надеюсь, вы поняли, что кататься на льдинах очень опасно? --  спросила учительница класс, когда старая деревянная дверь отрезала деда от них.

--  Да тут и ежу понятно станет, --  пробурчал из-за соседней парты двоечник Дима.

--  Так, разговорчики! Тогда все посидите тихо, пока я выставлю вам оценки...

Когда прозвенел звонок, и, получив дневники, дети весело выбежали навстречу каникулам, во дворе Пашка увидел старую красивую машины. Что-то вроде машины Скруджа из мультиков "Утиные Истории". Рядом стояла тощая фигура Кузьмича. Старик внимательно разглядывал детей, и, как показалось Пашке, белые глаза выцепили из толпы его. Дед смотрел на Пашку почти минуту, Пашка таращился на него. Потом Кузьмич выкинул сигарету, которую даже не подносил ко рту, и сел в машину. Она заревела и Кузьмич укатил.

--  Эй, Пашка, ты чего там? --  спросил Илья, приятель и одноклассник. --  Ты домой идешь?

--  Да, иду. А где Сорокин?

--  А его родители забрали.

Два мальчика пошли домой. Пашке предстояло идти долго, а Илье всего километр. Весна провожала детей в самом разгаре. Цвели деревья, пели птицы, трава была зеленая-зеленая, а запахи даже у мусорных ящиков источали свежесть весны. Мусор пах свежо, а это тоже радовало.