Этот мир придуман не нами (СИ)

— Это как понять?

— Помнишь, я говорил о соотношении десять к девяносто? Десять процентов населения готовы жить в коммунизме. Один процент устроит себе коммунизм при любом общественном строе. Термин еще такой был… А-а, бессеребренники! Новый инстинкт подтягивает мотивацию девяноста процентов до уровня тех десяти, которых можно назвать коммунарами.

Опять молчат. Сидят и молчат. А я не могу спокойно сидеть, я не выдержу! Уже вслух поскуливаю.

— Стас, что ты со мной сделал, — спросил вдруг хозяин. — Час назад мне умереть хотелось.

— А сейчас?

— Не разобрался еще. Но умирать точно не хочется.

— Я перегрузил тебя информацией. По максимуму, по самые уши. Возросла активность левого полушария головного мозга, то-се, поиск противоречий и альтернативных вариантов. В общем, тебе стало не до текущих проблем.

— Ну да! Подумаешь, какой-то там инстинкт… Если мы — отбросы эволюции, инстинкт — такая мелочь…

И они рассмеялись. Не весело, скорее, устало.

— Есть еще хохмочка. Ты ведь ярко выраженный левополушарный. Плюс я неслабо размял твои извилины. А с усиленной активностью левого полушария связано бодрое, приподнятое настроение. Что тоже способствует…

Опять сидят, думают.

— Знаешь, а ведь этих тринадцать котят усыновлять придется. Как я Миу скажу? — задумался хозяин.

— Лучше подумай, что ты Петру с Багиррой скажешь, — усмехнулся Стас. Но хозяин его уже не слушал.

— Нам с Миу — двоих. Петру — двоих. Марр школу закончит, ему с Татакой — двоих. А еще семерых — кому?

— За что Марру такой почет?

— Он человек армейский, дисциплину понимает. Я смогу его убедить контракт подписать. А остальным зубоскалам КомКон ведь детей не доверит. И что мы будем делать?

— А почему об этом у тебя должна голова болеть? Пусть КомКон надавит на нашего босса. Босс пришлет нам молодого, неженатого аналитика и двух-трех толковых педагогов. Местные девочки их охмурят. А семья без детей — это плохо.

И опять засмеялись. А мне не до смеха! Только своего рожу — сверху еще два малыша свалятся. Хозяин обещал меня на Землю свозить, с мамой познакомить. Это что, я с тремя малышами поеду? Как хочет, а пусть двух нянек покупает, иначе не осилим. Ой, звезды темные, у людей же рабынь нет. Не видать мне Земли…

Так грустно стало. Аж прозевала момент, когда хозяин со Стасом домой пошли. Выключила машину, Кибика возвращать некогда, на дереве оставила. Свет в ангаре погасила, и бегом в нашу комнату. Забежала в ванную, схватила щетку, шерстку в порядок привожу, чтоб нервы успокоить. Тут хозяин в комнату вошел, меня заметил. Я же дверь не закрыла. Подошел, сзади обнял, щекой о мою щеку трется. У меня аж слезы из глаз брызнули.

— Что с тобой, маленькая?

Развернулась, прижалась к нему.

— Хозяин, я слышала, о чем ты со Стасом говорил.

— Все слышала, до самого конца?

Киваю несколько раз.

— Одной заботой меньше, — облегченно вздыхает хозяин. И гладит мои плотно прижатые ушки — Я даже не знал, как тебе сказать.

— Теперь мы на Землю не полетим?

— Да, малышка. Похоже, мы застряли здесь прочно и надолго. Земля откладывается лет на семь-восемь.

Ночью спала плохо, и утром была никакая. За завтраком Марта обеспокоилась, и сразу после завтрака повела в страшную комнату. Но все анализы оказались хорошие.

— Я могу ошибаться, но мне кажется, у тебя будет мальчик, — улыбнувшись, сказала она.

— Госпожа, а три ребенка в семье у людей — это как?

— Опять госпожа? Три ребенка — это норма.

— Нет, когда один свой, и два приемных. Сиротки…

— Такое бывает редко. Но ничего, выходящего за рамки приличий в этом нет. Просто — редко. Миу, что случилось? К чему такие разговоры?

Ушки предательски прижались, а хвост заметался по полу. Я зажала его в кулаке.

— Через год-другой хозяин захочет усыновить двух сироток…

— Людей или котов?

— Котов. Прраттов…

— Так чего ты боишься? Постой, откуда ты это знаешь?

— Я не могу сказать. Но, госпожа, поверь рабыне, так будет.

— Ты знаешь будущее?

Я завертелась на стуле, словно во Дворце в следственную комнату попала. Зачем только начала этот разговор?

— Ладно, не отвечай, Кассандра ты наша, — сжалилась Марта. — И запомни, пока носишь ребенка, тебе вредно нервничать.

— Госпожа, скоро хозяин или Стас спросят тебя, сколько мы носим ребенка. Скажи им, семь месяцев.

— Семь ваших — это где-то восемь наших, — на пару вздохов задумалась Марта. — Хорошо вам. Мы на месяц больше.

Мы вышли из страшной комнаты вместе. И столкнулись со Стасом.

— О, вас я и искал. Миу, сколько у прраттов длится беременность?

— Семь месяцев, господин, — скромно ответила я и прижала ушки. Потому что заметила, как Марта открыла рот и начала бледнеть.

Осталось еще одно важное дело. Надо предупредить Багирру и Татаку. Хотя… Татаке лучше не говорить. Раз ошейник носит, от нее мало что зависит. А Марра надо подготовить. Но это не к спеху.

Забежала в комнату, сняла ошейник, якобы, чтоб в ванной шерстку в порядок привести. И так, без ошейника, выбежала на улицу. Отвела Багирру к карьеру водокачки, за подъемный кран. Там — я точно знаю — ни одна камера нас не видит.

— Багирра, как у тебя с Петром?

— Хорошо все. А к чему ты это спрашиваешь?

— Не пройдет и двух лет, он захочет принять в семью двух сироток. Если хочешь, чтоб твой сын был среди детей старшим, поторопись.

— Но как? Ты же говорила, у меня с ним не может быть детей.

— У меня с хозяином — тоже. Но я ношу под сердцем. Хозяин своим признал.

Багирра нервно забила хвостом.

— Я Петру не изменю.

— Я не говорю что надо изменять. Ты ему скажи, что хочешь родить. Он придумает. Иноземцы знают способы.

— Подожди, — схватила меня за руку Багирра — если Петр возьмет сироток, то они могут оказаться старше моего ребенка.

— Пока — не могут. Они еще, как бы, не зачаты. Я тебе скажу, когда… — И замолчала. Даже рот обеими руками зажала.

— Когда?.. — грозно спросила Багирра, сузив глаза и обнажив клыки.

— Я не могу сказать. Это тайна!

— Говори, рабыня! — рявкнула так, что у меня сердце сжалось.

— Далеко-далеко отсюда будут зачаты тринадцать малышей. Семь девочек и шесть мальчиков. — Это не я говорю, это мой язык сам рассказывает. Такого со мной никогда не было. — Когда они родятся… они станут сиротами. Потом их привезут сюда, и хозяин захочет, чтоб мы их усыновили. Двух — я, двух — ты, двух — Татака, ну и остальных тоже…

Я упала на песок на колени и разрыдалась. Багирра тоже опустилась на колени, прижала меня к себе, поглаживая по спине, принялась утешать.

— Откуда ты все это знаешь, малышка?

— Я не могу сказать. Это тайна. Я не должна была говорить тебе.

— Ты опять будущее видела?

Я ничего не ответила. Только глаза закрыла и носом шмыгнула.

— Какое зверство — оставить столько детей сиротами. Миу, ты точно знаешь, сколько девочек, сколько мальчиков?

— Точно.

— Ну, не плачь, маленькая. Сколько у нас еще времени?

— Я не знаю. Они еще не зачаты. Года два, наверно.

— Успокойся, малышка. И никому не рассказывай. Даже хозяину.

— Хозяин знает, — всхлипнула я, постепенно успокаиваясь.

— Ну ладно, хозяину можно. Он тебя любит, плохого не сделает. Но больше — никому, договорились?

Я несколько раз кивнула. Весь разговор пошел не так, но Багирру я предупредила. Вытерла слезы и улыбнулась ей.

— Вот и умница, — похвалила она. — Молодец, что мне сказала.

И мы, взявшись за руки, пошли на кухню.

— Баги-и-ирра! Ты похлепку солила? — закричала одна из сельских девушек, увидев нас.

— А самой попробовать сложно? — откликнулась Багирра. — Солила, солила.

В тот же вечер меня разыскал Стас и спросил, чем я так напугала Марту. Честно пересказала ему нашу беседу. Повинилась, что не знала, о чем можно рассказать Марте, а о чем — нельзя. Он подумал и сказал, что, я поступила правильно. Марте лучше пока не знать подробностей о саркофаге.