Полуночный Прилив (ЛП)

— Конечно.

— Есть Свет, Тьма, Тень, Жизнь, Смерть и Лед. Может быть, и больше, но к чему путаться? Суть в том, хозяин, что очень давно один Джагут сотворил нечто с нашей землей. Образно говоря, запечатал ее. Использовал особую магию. Эффект был весьма глубоким.

— И пути мертвых занесло снегом, как перевалы в горах зимой?

— Да, что — то вроде этого.

— Итак, мертвецы околачиваются в Летере. Духи, привидения, народ вроде Чашки и Шерк Элалле.

— Точно. Но все меняется.

Теол прекратил движение. — То есть?

— Увы, да. Магия… тает. Оплот Смерти явил себя. Ситуация распутывается. Быстро.

— Это значит, что Шерк в беде?

— Нет. Подозреваю, что заклятие на ее душе сохранится. Но сама эффективность этих заклятий основана на том, что Оплот Смерти не проявлялся в наших краях.

— Ладно. Все распутывается. Ты посещал Чашку?

— Любопытно, что вы спросили, хозяин. Именно на месте башни умершего Азата проявил себя Оплот Смерти. Из этого можно бы заключить, что Чашка как-то связана с этим событием. Но это не так. Фактически она не мертва. Не так мертва, какой была. Теперь ясно, что ее задача… в чем-то ином. Как вы знаете, из курганов происходит опасность.

— Что за дым, вон там?

Багг метнул взгляд. — Думаю, еще один бунт. Квартал Учетчиков.

— Ну, они стали малость рассеянными с тех пор, как духи посетили Хранилище Торговой Палаты. К тому же и сама палата просела от дурных вестей с севера. Я даже удивлен, что так поздно.

Теперь они слышали звон — гарнизон отвечал на сигналы тревоги с наблюдательных вышек.

— Это не надолго, — предсказал Багг.

— Да, но я кое-что вспомнил. Думаю, пришло время увидеть Шенд, Риссарх и Хеджан.

— Думаете, они будут недовольны?

— Меньше, чем можно было ожидать. В городе нервно. Немногие оставшиеся не-летерийцы стали объектами притеснений, и не только со стороны толпы. Власти проявили свои расистские привычки, всех подозревая и стремясь урезать с трудом заработанные права.

— Это доказывает, что вольности, дарованные инородцам, проистекали из патернализма и эгоистичного желания покрасоваться в роли благих попечителей. Что дадим, то и отнять можем. Вот и всё.

— Точно, Багг. Ты думаешь, все потому, что в самой сердцевине наших человеческих натур таится лживость и хвастливость?

— Возможно.

— И нет надежды хоть когда-то преодолеть инстинктивную испорченность?

— Трудно сказать. Не зашли ли мы слишком далеко?

— Это неверно. Нет, это совершенно верно. Но это же ничего хорошего не сулит?

— Мало что сулит хорошее, хозяин.

— Ну, это мрачность, для тебя малохарактерная.

— Увы, я боюсь, что Тисте Эдур окажутся не лучше. Ведь деньги — яд, отравляющий независимо от расы.

— Как я и подозревал, — задумчиво произнес Теол, — сейчас неподходящее время для обрушения экономики?

— Опять в точку, хозяин.

— Конечно, я точен. Более того, кажется несомненным, что в данный момент нам вообще ничего нельзя предпринимать. Ни в каких делах. Гильдия Крысоловов проделала отличную работу; тут исправлять нечего. Я получил из Хранилища Торговой Палаты сведения, кто чем владеет. Шерк всё достала с завидной легкостью. Мы узнали об ужасном состоянии королевской казны. Тебе оплатили работы на Вечной Резиденции, не так ли?

— Вчера, хозяин.

— Отлично. Уф, как все тяжело. Думаю, пора спать.

— Отличная мысль, хозяин.

— Вообще эта крыша, как кажется, сегодня самое безопасное место Летераса.

— Точно. Лучше остаться здесь.

— А ты, Багг?

— Думаю, пора прогуляться.

— Снова ловля слухов?

— Вроде того, хозяин.

— Осторожнее, Багг. Они набирают рекрутов весьма крутыми методами.

— Я уже думал об этом, хозяин. Никого не ждете?

— Ну, кое-кто приходил. Но наш молчаливый телохранитель отослал всех прочь.

— Он что-то им сказал?

— Нет, думаю, хватило одного его вида. Все разбежались.

— Впечатляет. Что до меня, хозяин, у меня есть способы стать недоступным даже для самых отчаянных вербовщиков.

— Ты всегда недоступен, верно, — заявил Теол, осторожно вытягиваясь на кровати. — Даже мухи к тебе не липнут. Еще одна из вечных тайн, которые так влекут меня к тебе. Или тебя ко мне?

— Скорее первое, хозяин.

— О, нет. Ты не любишь меня! Я только теперь это понял!

— Я всего лишь прокомментировал ваше употребление соответствующей фразы в контексте ваших заявлений и тех чувств, которые оно, вероятно, было призвано выразить. Конечно же, я вас люблю, хозяин. Как же иначе?

— Тут ты прав, Багг. В любом случае, я отхожу ко сну и если я тебе не нужен для чего-то еще…

— Верно, хозяин. Увидимся позднее.

Турадал Бризед прислонился к колонне сразу за дверями тронного зала. Руки его были скрещены на груди. Брюс кивнул ему на ходу; но Первый Консорт поманил финеда к себе. Брюс приблизился, немного поколебавшись.

Турадал улыбался: — Расслабьтесь. Я уже не так опасен, как раньше, Брюс Беддикт. Если полагать, что вообще был опасен.

— Первый Консорт, позвольте мне выразить сочувствие…

— Благодарю, — прервал его Турадал, — но не нужно. В королевской семье принц не был единственным безрассудным человеком. Моя дорогая королева — стоит ли говорить? — была первой среди призывающих к войне с Эдур. В конце концов, она воплотила в себе наглость ее народа…

— А это не ваш народ, Первый Консорт?

Улыбка придворного стала еще шире. — По большей части мою жизнь — здесь, во дворце — можно охарактеризовать как исполнение роли объективного наблюдателя политики государства, как и экономических процессов, от которых, надо упомянуть, зависит и мое состояние. Скорее, зависело. В этом я подобен моему дубликату, Первой Наложнице. Мы же являемся символами. И ведем себя в соответствии с этим.

— И теперь вы оказались без роли.

— Я оказался еще более объективным в наблюдениях, финед, чем когда-либо раньше.

— До какого предела?

— Ну, в этом весь вопрос! Предела нет. Совсем нет. Я уже забыл вкус такой свободы. Вы уже поняли, что Тисте Эдур завоюют это королевство?

— Первый Консорт, наши силы до сих пор были раздроблены.

— Как и их силы, финед.

Брюс смотрел на стоявшего пред ним мужчину, удивляясь, что же такого в нем странного… выражение вялой индифферентности — или еще что-то?.. — Почему она желала войны, Турадал Бризед?

Тот подал плечами: — Мотивы летерийцев в конце концов сводятся к одному. Богатство. Военная провокация как приглашение. Приглашение как законная претензия. Претензия как судьба, как предопределение. — В его глазах заблестело что-то темное. — Судьба как победа, победа как завоевание, завоевание как богатство. Но во всей этой совершенной схеме вы не найдете упоминания о поражении. Все неудачи временны, их причины в мелких деталях. Измените мелочи — и в следующий раз победа будет за вами.

— Пока не случится так, что следующего раза не будет.

— И будущие ученые рассекут каждый миг нынешних дней, составляя списки деталей, характеристики, из которых нельзя будет извлечь ни одного вывода, угрожающего первичным предубеждениям. По сути это изысканная парадигма, идеальный механизм, обеспечивающий вечное выживание всей орды ужасных и грубых верований.

— Вы не кажетесь беспристрастным наблюдателем, Турадал Бризед.

— Вы знаете, как погибла Первая Империя, Брюс Беддикт? Я не имею в виду урезанные версии, которые вдалбливают учителя детишкам. Я имею в виду истину. Наши предки открыли дорогу собственному уничтожению. Цивилизация разорвала себя через вырвавшийся из-под контроля ритуал. Конечно, наша версия превращает тех, что пришли после, чтобы все очистить, в агрессоров, внешнюю силу, принесшую гибель империи. И здесь вторая истина: наши колонии не оказались изолированными от последствий того дикого ритуала. Хотя мы сумели вытеснить угрозу так далеко, как это возможно, в ледяные поля севера. Мы надеялись, что там ублюдки вымрут сами. Но они выжили. И теперь они возвращаются, Брюс Беддикт!