Темный Берег

— Вот теперь ты говоришь, как Бульдог, — сказала она с весёлой улыбкой. — «Я надеюсь, что мы принесём Чарм во все трущобы Ирта». Эту мечту я знаю наизусть.

— Ладно, — ответил он, минутку подумав, — даже если ты права и у нас ничего не выйдет, Ирт уже никогда не будет таким, как раньше. Мы теперь стали ближе к Тёмному Берегу. Все мы, даже беспризорники — пэры над этой Бездной.

Упоминание Бездны заставило их вздрогнуть, и они молча обнялись под красной ветвью ночи. Долго они так сидели, с сердцами, полными потерь, исцелённых Чармом.

— Поднимемся над тьмой, — предложил Дрив. Они отодвинулись, улыбнувшись в едином понимании, и; пошли по разным бортам крейсера, поворачивая наговорённые лопасти так, чтобы поймать последние красные лучи. Когда они встретились на носу и снова обнялись, паруса колдовского шелка туго наполнились сумерками. С этого момента время застыло неподвижно на корабле, поднявшемся к ярким слоям неба над тенью мира.

Поч сопровождал Джиоти, когда она представилась лорду Дриву с мечом Тараном. Герцог, только оправившийся от чармового сна, был худ до прозрачности и рвался как можно скорее покинуть Нхэт со своей обретённой невестой. Но он отпустил свиту и извинился перед возлюбленной, чтобы встретиться наедине с детьми лорда Кеона в серебряной тени своей палатки.

Он снова выразил им сочувствие по поводу страшной потери и услышал обо всём, что они перенесли после перехода через Каф. Он всё это время думал, что уже никогда их не увидит. И всё же они здесь — бледный брат и атлетическая маркграфиня, одинокие сироты Арвар Одола, уцелевшие на путях опасностей.

Торжественным жестом, в котором было столько же чуткости, сколько и справедливости, он передал им меч Таран, дабы тот служил гербом, отмечающим их поколение как родоначальников нового Дома Одола.

Сомнительная честь — получить меч, создавший то зло, которым был Врэт, подумал Поч. Что за благодать в мече, который вёл мусорщиков против пэров? Для него, брата маркграфини, это было странное наследство — лезвие, которое пресекло нить жизни сестры герцога, Мивеи. Юноша мог бы посчитать, что этот меч — не трофей, а проклятие, если бы не победная гордость сестры, когда она его приняла.

— Вы несёте с собой только то, что утратили, — сказал им герцог, вручая меч. — Несите своё бремя с лёгкостью, и да поможет вам этот меч вытесать будущее из пустоты.

Вскоре герцог со своей возлюбленной отбыли на крейсере, а Джиоти и Поч сели на бугорке неподалёку от лагеря, воткнув в землю меч, сиявший светом дня.

— Я не вернусь с тобой, Джио.

Джиоти только посмотрела на него с полным спокойствием.

— Нам надо отстроить город.

— Оставь Арвар в его развалинах. — Поч нахмурился, но его злоба смягчилась Чармом из амулетов на шее. — Не надо его отстраивать.

— Почему?

— Его никакой Чарм не восстановит, — горько ответил брат. — Он никогда не будет прежним.

Апатия Джиоти сменилась спокойным вниманием. Она вгляделась в тени на лице брата, вслушалась в цвета его голоса. С тех пор как змеедемоны растворились дымом, она все пыталась понять, что случилось с братом во Дворце Мерзостей. Он об этом не говорил, прячась за амулетами.

— Я завтра улетаю первым рейсом в Моодрун, — сказала она с тем же раздражением. — Как мы говорили. Я — маркграфиня…

— Маркграфиня развалин, — передразнил он и добавил уже спокойнее: — Оставь все как есть, Джио

— Ярл Моодрунский уже связывался с нами, ты это знаешь. Он посылает эскорт. — Она напряжённо рассматривала брата, стараясь сквозь пелену дней увидеть того шумного и радостного ребёнка, которым он когда-то был. — Илвр ищет нас как своих вождей, Поч. Мы теперь Арвар Одол.

— Ты теперь Арвар Одол.

— Я хочу, чтобы ты служил со мной. — Она взяла его за руку. — Одной слишком трудно.

— Ты не будешь одна. — Он порывисто пожал её руку, и в глазах его сверкнула искра лукавства. — Есть ярл и десятки пэров по всему доминиону, готовых заменить наш павший род.

— Никто никогда не сможет его заменить… Поч возвёл глаза к небу и отпустил её руку.

— Так что же ты собираешься делать? — спросила она, довольная уже тем, что Чарм восстановил его настолько, что Поч может выбирать.

— Я остаюсь здесь.

— Здесь? — спросила она презрительно, пнув кочку высохших травяных колосьев. — Болота и развалины. И что ты тут будешь делать? Служить помощником сторожа в музее зверств?

— Я буду работать на Гнилое Болото, — сообщил он ей с самоуверенной улыбкой. — Бульдог говорит, что когда-нибудь эти палатки станут храмами исцеления. Люди со всех доминионов будут приезжать узнавать целебные свойства Чарма.

— Бульдог… — Остатки спокойствия покинули Джиоти, она напустилась на брата. — Он же вор с метками зверя! Это скопище светлых палаток — единственный для него шанс добыть себе хоть какую-то свободу! И ты хочешь служить ему в этой глухомани, когда можешь играть легитимную роль в большом мире?

Он рассмеялся в ответ на её слова, полные знакомой горячности, с насмешливым укором.

— Ты сама себя слышишь, Джио? Ты говоришь как отец. «Легитимную роль в большом мире!» — Он состроил каменное лицо, пародируя её торжественную интонацию, и тут же расплылся в ухмылке. — Что сталось с той Джиоти, которую дедушка Фаз бросал, как весёлую глупую обезьяну? Где моя сестра, которая каталась со мной на песчаных санях?

— Она стала маркграфиней.

Он серьёзно кивнул и погладил её руку. Потом встал и посмотрел на сияющий золотом клинок.

— Этот меч твой. Я с ним ничего общего иметь не хочу. Он мне напоминает о Врэте.

— Не суди поспешно. — Джиоти поднялась на ноги и положила руку на рукоять. — Этот меч куда благороднее любой ненавистной лжи, которой мог запятнать его Врэт.

Она повернула лезвие, пустив солнечный зайчик по лицам.

— Это древний меч! — продолжала она. — Когда-то он принадлежал Освободителю, портному по имени Таран. А до того служил королям. — Она заглянула в меч глубже, и свет зазвучал музыкой в её глазах. — Он был выкован на Хеллгейте в первые талисманные дни Тарсом Кулканом, слепым кузнецом, основателем сновидческой школы чародейства.