Планета Хаоса

Ане и Гратону мы отвели одно купе (я решил, что этот ровесник прошлого века никак не сможет ее скомпрометировать), мне же досталось соседнее, которое я делил с на редкость неразговорчивым священником. Вообще-то я предполагал после посадки собраться втроем и обсудить еще раз наши планы. Но вернувшись после минутного отсутствия, я обнаружил, что парочка добровольных спутников недобровольного спасателя уже спит! С моим специфическим сном как-то забываешь, что люди обычно спят раз в сутки. А ведь и Ана и Гратон не спали со вчерашнего утра…Укрыв пледом сопящую принцессу (Ану, Ану!), поправив ноги Гратона, которому явно не хватало длины дивана, я убыл к себе. Безуспешно попытавшись разговорить мычавшего в ответ батюшку, я ушел.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В которой мы с сенатором оказываемся эксплуататорами, угнетателями, преступниками и злодеями

— Возможно, причина этому в неверно выдержанном радиусе колеса, что приводит к периодическому…

— А я считаю, что все дело в зазоре между осью и колесом…

Вот уже полчаса мы с Гратоном обсуждаем причины, вызывающие мерный стук колес при езде на поезде. Настоящая причина нам прекрасно известна, просто делать нам абсолютно нечего, поэтому мы решили придумать еще несколько. Ана в споре не участвует, хотя именно она и вытащила нас в ресторан. Вагон-ресторан, понятно.

Мы в "погоне" за похитителем уже почти сутки. Большую часть этих суток сенатор и Ана проспали. Сейчас поздняя ночь, (однако ресторан работает). Весь день я был в поезде совершенно один. Нет, конечно, в нем были люди, но мне они совершенно незнакомы. Спутники спали крепким здоровым сном, мне же выпало умирать от скуки. Я уж развлекался, как мог: смотрел в окно, бродил по вагонам, купил себе книжку и пытался читать, на какой-то захолустной станции чуть не отстал от поезда…Ну откуда я знал, что сигнал к отправлению — звон колокола? Хорошо, успел вскочить в уже тронувшийся состав. Кстати, я понял, почему поезда "ходят", а не "ездят". Потому что ту скорость, с которой они передвигаются, ездой назвать невозможно.

Проснулись мои засони только ближе к вечеру. Ана церемонно пригласила меня отужинать в ресторане. Я согласился, в порядке недовольства пробормотав, что еда вскоре после пробуждения называется завтраком. После легкого завтрака-ужина Ана попыталась разговорить меня на тему моих странствий с планеты на планету. Миры различных вселенных все здесь восприняли, как планеты отдаленных звезд. Разубеждать у меня нет ни сил ни желания…Больше всего Ану заинтересовала одежда и внешность тамошних женщин. Я рассказал ей об одной своей знакомой, женщине-воине, с которой был очень близко знаком. Очевидно мой рассказ скромницу Ану не обрадовал. Действительно, кожаные облегающие брюки и кожаная же повязка на груди по здешним меркам — верх неприличия и разврата. Чтобы переубедить Ану в характеристике моей знакомой, я сказал, что та была очень скромной и неприступной, например она очень стеснялась целоваться…Разговор принял совсем уже неподобающие для воспитанной девушки формы, поэтому Ана потребовала прекратить рассказ о "распутницах, носящих брюки, и совращающих мужчин своей голой грудью". Тут еще сенатор предложил мне выкурить сигару. Нет ничего лучше крепкого табака после вкусного ужина, поэтому я, естественно, с удовольствием согласился. Ана изумленно на меня посмотрела, затем резко встала и объявив, что не хочет находиться в компании бесстыдников, врунов и курильщиков, ушла за соседний столик, где принялась отчаянно флиртовать с молоденьким офицером, смущавшемся и красневшем. Почему она так разозлилась? Я никогда не скрывал, что курю…Мы с сенатором попытались вспомнить славное прошлое Гратона, что не очень получилось. Сенатор откровенно путался в именах, датах, событиях и их причинах. В итоге мы нашли тему колесного стука и весело придумывали все новые и новые версии.

Сейчас Гратона можно было с полным правом называть "сенатор". В ресторане ехало слишком много народа, чтоб среди них не нашлось хотя бы одного, знающего его в лицо. Гратон, когда его спросили, не Гратон ли он, случайно, не стал отпираться, ответил, что да, конечно, это он, причем ни о какой случайности не может идти и речи. Меня он представил, как своего любимого внучка. Никому и в голову не пришло что даже правнуки сенатора старше меня раза в два.

Вот так мы ехали тихо мирно, под стук колес, имеющий, по нашей версии, уже двадцать две причины. Тут и начались приключения…

С оглушительным грохотом распахнулась дверь в ресторан. Через секунду я сообразил, что грохот издала не дверь (хотя и распахнувшаяся), а вон та черная дымящаяся штука, чересчур похожая на револьвер, чтобы им не являться…

Револьвер держал в руке молодой человек…а может и не молодой, и не человек…в смысле, может быть и девушка в мужской одежде. Определить возраст и пол не представлялось возможным, так как лицо некультурного вошедшего закрывала тряпочная повязка, делавшая его слегка похожим на хирурга, приготовившегося к операции. Ага, к операции по удалению чужих кошельков…

— Внимание, — нет, судя по голосу, это именно молодой человек, — всем положить руки на стол и не делать резких движений, иначе мы будем вынуждены открыть огонь!

"Мы" — это не потому, что молодой человек страдал раздвоением личности, а потому, что в гости он нагрянул с целой сворой таких же "хирургов". Одеждой они очень напоминали грабителей из той книжонки, которую я читал недавно. Кожаные жилетки, клетчатые рубашки, широкополые шляпы, повязки, опять же…Комедианты.

— Мы никому не причиним вреда! — продолжал распинаться "хирург". Видимо, он с друзьями зашел просто так, поболтать о пустяках.

— Мы — не вульгарные грабители!

…Ага, а кто же вы тогда? Члены благотворительного общества помощи слепым детям-сиротам?

— Мы — члены Боевого Комитета Партии Народного Счастья. Прошу всех вынуть кошельки, бумажники, драгоценности и положить на столики. Ваши грязные деньги пойдут на освобождение угнетаемого вами народа.

…Ну, вот, угодил в угнетатели на старости лет…Только-только обзавелся деньжатами, одолженными у Гратона, почувствовал себя обеспеченным человеком, и на тебе — отдай, и не греши. Хотя…Пользуясь тем, что грабители отвлеклись и в мою сторону не смотрят, я быстренько произвел в своих карманах перестановки…

— Полиция… — проблеял жалобный голосок от столика, за которым сидела компания молодых людей, недавно распинавшихся о судьбах родины. Вот так всегда: на словах — спасители отечества, а как опасность посерьезнее — "полиция…".

Компашку народосчастников этот жалобный призыв развеселил несказанно. Они дружно столпились кучкой у столика вершителей народных судеб и начали подавать советы, как правильно звать полицию, при этом сами добросовестно проорали: "Полиция!!!", "Помогите!!!" и "Пожар!!!". Хорошо горлопанить, зная, что стены у вагонов звуконепроницаемые, а ближайшая полиция — в соседнем городе. Наряд полицейских, патрулирующих вагоны, сняли с поезда в том самом соседнем городке по причине острой алкогольной интоксикации, а проще говоря, бравые служаки конфисковали в третьем классе бутыль самогона и употребили ее без закуси.

Боевики наконец отстали от запуганных юнцов и начали третировать монашку, сидевшую по соседству. Основным предметом расспросов был вопрос о том, как же она столько времени обходится без мужчин. Предположения и версии не обладали глубокой мыслью и теоретическим обоснованием, что не помешало весельчакам довести монашку до слез.

Я поморщился. Юмористы-народосчастники потратили уже полчаса на то, что можно было выполнить быстрее, чем пассажиры успели бы понять, что происходит. Видел бы этих клоунов суровый товарищ Краш, расстреливавший и не за такие длинные языки. А уж видели бы они его…Охота шутить отпала бы надолго.

Оставив рыдавшую монашенку, боевики двинулись далее, собирая со столиков урожай и останавливаясь поминутно, чтобы почесать языком. Один из них изящным движением скользнул к началу прохода между столиками.