Пособие для начинающей ведьмы

Ива свесила одну ногу за окно, а другую притянула к себе, согнув в колене. На кухне что-то явно сгорело. Животные в хлеву беспокоились. Старое здание корчмы скрипело всеми своими частями. Постоялый двор явно не нравился старому злому лесу, расставившему часовых вокруг. Девушка чувствовала ощутимую угрозу, исходящую от него.

Знахарка, утром познакомившись и пообщавшись со здешним лешим, очень удивилась: обычно лес и его хозяин мало друг от друга отличаются, а эти были абсолютно разные. Леший был обычным, а вот лес – злым и очень чем-то недовольным. Хотя первый предупреждал ее насчет обилия в этих краях всякой нежити. Неужели этим и вызвано все раздражение?

Ива, покачивая ножкой, стала вслушиваться. И постепенно в ее голове перестали звучать только скрипы половиц, тяжелое дыхание раненых, разнородные голоса животных в хлеву. Медленно, почти незаметно стали различимы песни ночных птиц, ветер в высоких кронах, тихие шаги запоздалого пугливо озирающегося путника, тайными тропами пробирающегося куда-то. Прикрыв глаза и блаженно расслабившись на окне, знахарка вдыхала прохладный воздух, и ночной лес баял ей тихую сказку. Вот шмыгает близ курятника лисица. Вот еще какой-то зверь крадется, сливаясь с тенью. А у дороги затаился упырь. Кого он там надеется дождаться ночью? А вот и разбойнички у костра посиживают, даже главарь здесь. Брр, вот бы с кем больше не встречаться. Вернее, больше не встречаться после того, как он отдаст деньги. А это что? Неужели ключи пробили лед? Нет, только пытаются. Да и то как-то уж больно вяло, – ох, не скоро еще весна придет…

А еще кто-то плакал… Да, кто-то плакал в этом огромном, злом и не проснувшемся от зимы лесу.

Ива чуть из окна не вывалилась, когда распознала звук, первоначально принятый ею за скрип веток. Знахарка, разумеется, слышала его не ушами, а тем особым чувством, какое появляется у всех, кто долго живет у бора и зависит от его прихотей. Усиленное магическими способностями во много раз, оно позволяло Иве будто бы видеть целиком весь лес. А в нем кто-то рыдал. Не так, как потерявшись, заплутав… И не как попавшие в капкан звери. Так стонут только в горе, когда отчаяние и безнадежность заполоняют душу, не оставляя в ней ничего человеческого, превращая любое разумное существо в тупую бессловесную тварь. В этом состоянии можно только качаться из стороны в сторону, обхватив себя руками и поскуливая на луну, и знать, что конца этому не будет. Вот так плакали в этом лесу.

Ива судорожно схватилась за подоконник и быстро перекинула ноги в комнату, боясь, что ощущение придет снова и просто скинет ее своей силой с неустойчивой опоры. В лицо девушки вновь ударил удушающий запах целебных зелий, жар от треножника и чуть ощутимая магия, как и аромат витающая вокруг лекарств. Постепенно знахарка успокоилась и снова повернулась к окну, но плач больше не повторился, хотя еще долго она чувствовала чью-то щемящую боль и тоску. Только под утро Ива сообразила, что это ощущение исходит от ее тезки – молодой ивы.

Ива росла у изголовья чей-то могилы и, свесив до земли свои длинные ветви, рыдала о том, кто лежал у ее корней.

– Ненавижу ведьм! – едва очнувшись, заявил ей один из раненых.

Сообразив, что сказанное относится к ней, Ива в долгу не осталась:

– А я – разбойников!

– Проклятые ведьмы! От вас все зло! На костер всех надо!

– А грабителей – на виселицу!

– Если бы не ведьмы, стал бы я рисковать своей шкурой из-за горсти монет! Давно бы при бароне в телохранителях ходил!

– Заткни свой рот и лежи спокойно! Чем быстрее ты поправишься, тем скорее мы избавим друг друга от взаимно «милого» общества!

– Ведьма!

– Вор!

«Хорошо денек начинается!» – хлопнув дверью, подумала Ива, спускаясь по лестнице на манер бревна, отправленного в полет со второго этажа. За обедом служанка по большому секрету поведала девушке, что любовное зелье предназначается тому самому не любящему ведьм разбойнику.

Настоящая весна так и не наступила за то время, что Ива провела в трактире. Все так же серел снег, а небо ни разу не озарилось солнышком.

Знахарка медленно шла по направлению к Брыклу. Официально город, конечно же, назывался изящнее и величественнее, но подобное имя настолько не соответствовало действительности, что сейчас даже летописцы долго думали, прежде чем воспроизвести его. За его написание не брался никто.

Девушка направлялась на запад, прочь от земель, где жил ее собственный русоволосый народ. Новые земли не поражали своей оригинальностью. Признаться, под снегом они не отличались от тех, что остались за спиной.

Перед мысленным взором девушки все еще стояло лицо главаря разбойников. Отдавая ей вторую часть денег, он спросил:

– Ты правда не стала бы лечить их, коли я не заплатил бы?

– А ты заплатил бы, если бы я по-другому поставила вопрос?

Он подумал, посмеялся и отпустил ее с миром.

От размышлений ее оторвал звук – из тех, что Ива не любила слышать. После недолгой борьбы инстинкт самосохранения был побежден, и знахарка свернула с дороги, углубившись в лес, который днем совсем не стал приветливее.

Картина, что Ива увидела, была поистине достойна кисти известного художника: черноволосая девушка сидела под ивой и плакала так, будто мир рухнул. Однако знахарка не оценила всей красоты и глубины открывшейся ей трагической сцены. Вместо этого она подумала, что ей, похоже, никогда не избавиться от клейма деревенской знахарки, которые, как известно, всегда вынуждены (как и любые другие лекари) выполнять роль плакательных жилеток.

Ива подошла еще чуть поближе и тихонько окликнула:

– Эй! Что с тобой? Могу я чем-то помочь?

Девушка вздрогнула, подняла на травницу кристально чистые синие глаза и рявкнула:

– Что уставилась?! Иди, куда шла! Нашла зрелище!

От неожиданности Ива попятилась, разумеется, тут же зацепилась за корень дерева и звучно приземлилась на пятую точку. Помянув сквозь зубы все известные темные силы, знахарка вскочила и отправилась дальше.

– Прости! Я не должна была на тебя рычать!

Голос заставил ее остановиться. Ива недоверчиво повернулась. Незнакомка, все так же сидя на холодной земле, смотрела на нее своими нереальными голубыми глазами:

– Ты хотела помочь. А я слишком давно не видела человеческой доброты.

Знахарка пригляделась к девушке пристальнее. С ней явно произошло какое-то несчастье. Лицо казалось слишком изможденным, а взгляд чересчур умудренным для молодого лица. Кстати, она была очень даже миленькой. Если быть совсем уж честной, то незнакомка казалась просто красавицей. Тетушка всегда утверждала, что девушки не должны быть слишком красивыми, если им нечем защититься. Поэтому Иве не хотелось спрашивать, что произошло с брюнеткой.

– Почему? – Это больше относилось к разговору о лекарях и плакательных жилетках.

– Это долгая, печальная и слишком банальная история. – помедлив, произнесла незнакомка. – Тебе быстро надоест ее слушать.

– А я люблю долгие, печальные и банальные истории, – Ива уселась на бревно. – Они помогают еще раз удостовериться в незыблемости мира.

Девушку звали Гретхен, и она смотрелась ведьмой. Хотя бы потому, что была слишком красива, что была пятой дочерью в семье, где до этого рождались только девочки, а еще – у нее были слишком темные волосы, – это уж совсем ненормально, не так ли?

Разумеется, на самом деле ведьмой Гретхен не была, но тем не менее магические способности у нее имелись. И конечно же однажды она решила, что с нее хватит. Прослышав, что звездочет самого барона ищет себе ученика, она отправилась в Брыкл, чтобы когда-нибудь стать великой волшебницей и доказать всем, что она не просто смазливая мордашка. Больше всего девушка боялась выйти замуж за какого-нибудь деревенского увальня и к тридцати годам превратиться в рабочую клячу, какой стала ее мать после шести родов и двенадцати лет «счастливого брака».

И начинающая волшебница, преодолев множество опасностей, оказалась в городе и даже удостоилась похвалы мудрого звездочета. Чрезмерно гордая собой, она принялась ждать его дальнейшего решения, от которого зависело, остаться ли ей здесь или искать признания своего таланта в другом месте.