Игроки зимы

Оайве подавила крик. Для нее это было больше, чем поклонение. Словно она вновь обрела потерянное дитя или добыла сокровище, укрытое на морском дне.

С начала моей второй жизни я искал эту кость и ее колдовство, — сказал Нивус. — Я помню жизнь, которую я вел до этого. С плотью я потерял и память. Ну, а с тех пор, как у меня снова есть тело, я все больше и больше забываю свое существование в качестве духа. Однако я с самого начала знал, что найду эту кость и ее колдовскую Силу. Да, я знал это совершенно точно! Особенное соединение страха и страстного желания обладать ею… В общем, мы соединим кость с Магией, потом я должен растереть ее в порошок, а порошок съесть. Сила кости перейдет в мою кровь и станет частью меня. И мне не придется больше ни бояться ее, ни искать. Ее Магия станет моею!

— Нет! — возразила Оайве.

Нивус удивленно взглянул на нее

— Нет? — спросил он. — Нет?

Она дрожала, не зная, что ответить. Безумием было противоречить ему, и все-таки она это сделала!

— Нет, я не буду вам помогать!

— Я заставлю тебя!

— Не удастся, — возразила она. — Если нужна моя помощь, вы не станете рисковать, причинив мне зло. Если я откажусь, сами вы не сумеете сделать ничего.

— Я могу наказать тебя, — свирепо напомнил Нивус. — Я могу позаботиться о том, чтобы ты пожалела, что вызвала мой гнев.

Оайве ощутила на себе его каменное давление.

— Попробуй!

Его глаза постоянно менялись, словно в логове позади них извивался червь. Затем он погас, как свеча.

Исчез и свет в высоких окнах. Стало темно, как в бочке со смолой, и Оайве не могла больше ничего разглядеть. Ощупью она побрела вперед, пока ее рука не коснулась стены. Она пошла вдоль стены, но двери больше не было.

Нивус удалился, заперев ее в жилище отшельника, если этот странный чертог вообще находился в часовне.

Темнота, как пальцем, давила на ее веки, пытаясь все глубже и глубже вдавить глаза в череп.

Почти сразу Оайве потеряла ориентацию: в этой темноте она едва ли отличала верх от низа. Она опустилась на холодный каменный пол и сосредоточилась. Пробормотала зажигающее огонь заклятие, но пламя не вспыхнуло. Конечно, могло оказаться и так, что ее тюрьма — всего лишь обман, иллюзия, видение…

Она прислонилась к стене и снова попыталась вызвать огонь, чтобы хоть что-нибудь увидеть. И снова неудача. Чары, сотворенные Нивусом, оказались сильнее. Но все же какие-то заклинания у нее остались?

«Заклинания — это слова. Слова — это шум… Вы волшебница до мозга костей не из-за Вашего обучения. Не считайте себя слабее, чем Вы есть в действительности..»

«Но, Седой, я не смогла вызвать даже огонь!»

Отчаяние переполняло Оайве и она заплакала, хотя не проливала слез с тех пор, как была ребенком.

Человек тяжело шагал сквозь снег. Его ноги и длинный плащ оставляли на мягкой белизне полные синих теней борозды.

В лесу было совсем тихо. Звуки доносились только с одной стороны, оттуда, куда он шел.

Выйдя вслед за мужчиной из леса, она увидела веселые огни вдоль речного берега и их зеркальное отражение на воде. Слышалась музыка, звуки флейты, радостные удары барабана, топанье, перезвон колокольчиков.

На верху косогора стоял дом с двумя башнями. Бесчисленные ноги вытоптали снег вокруг дома до состояния хлебной корки. Факелы ярко горели, освещая двор, а через открытую дверь большого зала падали сияющие блики света.

Мужчина впереди нее не дошел до ограды двадцати шагов и остановился, свистнув. Она не слышала звука, но знала, что он это сделал.

Из арки ворот выскочил Седой. Он был молод и очень бледен. Он кивнул человеку на снегу и пошел навстречу. Затем послышались крики, музыка и пляски прекратились. Кто-то шагнул из ворот вслед за Седым. Это был мужчина высокого роста, вдвое старше Седого, с угольно-черными волосами. На его боку висел меч. Он кричал, и люди мчались к нему — из домов, от речного берега, из деревень на реке. Они несли в руках пылающие факелы, кинжалы, палки и камни.

«Мы достаточно натерпелись от Вас, — сказал отец Седого. — Немедленно оставьте в покое мою семью!»

Мужчина на снегу не ответил.

«Отец, — попросил Седой, — это не поможет. Позволь мне уйти с ним!»

«Замолчи! От тебя и так слишком много неприятностей. Придется мне сейчас исправить это! Бог мне защитник и покровитель!»

С именем Бога он выхватил меч из ножен.

Тут заговорил Нивус:

«Ты воешь, как волк, и свора псов лает позади тебя. Так станьте теми, кем вы кажетесь!»

Оайве хотела проснуться, хотела отбросить сон, хотела не видеть, что происходило. Но она видела все. Слова, подобно туману, повисшие в воздухе, людей, упавших на колени, и их превращение. Она услышала, как в доме истошно закричали женщины, и их крики перешли в визг. Она увидела охотничьих собак, с выпученными глазами ринувшихся из дома… Потом она проснулась, но это не было обычным пробуждением: ее душа скользнула обратно в тело, словно вернулась из странствования. И она вспомнила о другом сне, в котором она видела тот же дом и Седого — беззаботно игравшего маленького мальчика…

В непроглядной тьме возникло мерцание. Она вздрогнула и отступила. Вихри светящихся точек, собравшись воедино, образовали Нивуса — или, по крайней мере, его контур — на другом конце черного чертога.

— Я вернулся, чтобы получить ответ.

Оайве не знала, как долго она пробыла взаперти. Состояние ее души изменилось. Ее слезы и сны отточили ее разум до степени, ранее неизвестной и недостижимой.

— Можете получить мой ответ, — сказала она устало. — Я страдала в темноте. Дайте мне свободу, и я покорюсь вашим желаниям.

— Отлично.

Нивус крикнул во мрак. Тени сморщились, сложились вместе, как тканные занавесы, и навели окончательный порядок, убравшись сами.

Наконец Оайве увидела часовню отшельника, какой она была на самом деле. Сумеречный свет падал через поврежденную кровлю на растрескавшиеся стены и доски пола, растекаясь среди сорной травы.

Нивус встал около алтаря.

— Подойти! — приказал он. — Вызови огонь, как я тебе велел.

Медленно, с безвольно опущенными плечами Оайве пошла к алтарю. Она умела вызывать огонь. Ну, а сейчас, когда он разрешил ей воспользоваться Магией, это было проще простого. Она ожидала, что теперь, когда она сделала, что он приказал и больше не нужна ему, он ее вероятно убьет.

Кость покоилась в его руке. Он протянул реликвию ей навстречу:

— Возьми и думай о том, что она для тебя значит, тогда между вами установится прочная связь. Потом ты произнесешь слова, которые я тебе подскажу.

Оайве склонила голову и взяла кость. Но как только ее пальцы сомкнулись вокруг святыни, она с трудом подавила дикую радость и непоколебимую уверенность в себе — еще немного, и она бы выдала себя.

Ее вид выражал полный разгром и глубочайшее унижение, но в это время ее аура начала складываться, расти и внезапно окутала ее всю с головы до ног. Оайве почувствовала себя легкой и огромной. Она взглянула на Нивуса.

Его лицо не выражало ничего, да ведь она никогда и не видела его другим.

— Зачем ты сделала это? — спросил Нивус. Он не доверял ей, однако так же мало он ее боялся. Она просто застигла его врасплох, когда он думал, что она полностью в его власти.

Накал ауры достиг своей высшей степени. Оайве подняла руку и, преобразовав ауру, метнула молнию. Сияние ауры и Сила покинули Оайве, а отдача, когда аура выпрыгнула из кулака с зажатой там костью, едва не отбросила ее к стене.

Сверкнула ослепительная молния, и Нивус зашатался. Он не издал ни звука, но Оайве знала, что заряд попал точно в цель, потому что он больше не поднял щит силового барьера.

У нее оставались минуты или даже секунды, потому что он был ужасающе могуч, чтобы ускользнуть, уйти от преследования, спрятаться.

Отдача молнии заставила жрицу опомниться. Она пробежала мимо алтаря, через два дверных проема и выскочила наружу, на ледяное горное плато. Она помчалась к ближайшим деревьям. Ветви хлестали ее по лицу, однако они помогали ей удержаться на ногах на крутом скользком склоне.