Сестра моего брата

Филин остановил машину. Удивлённо встрепенувшись, я обнаружила, что он припарковался в моём собственном дворе. Судя по всему, поездка была закончена.

Я потянулась к ручке двери. Прикусила губу. Вновь покосилась на сидевшего рядом фейри.

— Вы позволите спросить, что именно обещала вам моя госпожа?

Филин Маккиндера снял очки. Глаза его были точно такие, как в облике птицы, — насыщенного красного янтаря, дикие, дивные.

— Тебя.

Какое-то время это короткое слово просто не воспринималось сознанием. Затем мир обрушился, потрясённый в самом своём основании. Эпоха осыпалась вокруг дурным, душным пеплом.

— Госпожа больше не желает видеть меня своей птицей? — произнесли чужие, мёртвые губы.

— Нет! — Он удивлённым, а затем защитным жестом вскинул руки, осторожно подался назад. — Конечно, нет.

Сердце моё вновь забилось. И в самом деле, конечно, нет. Филин годами отказывался от титула, не принимал вассальных клятв. Ради службы птенца не нарушают выработанную столетиями политику.

Тогда почему же он так сказал?

Встретив мой полный боли и недоумения взгляд, фейри успокаивающе положил руки мне на плечи. Горячая ладонь скользнула по шее, отвела от лица пряди, коснулась щеки.

— Имелась в виду совсем не присяга.

Не присяга? Разве допустима служба без принесения, клятвы? Что он имеет в виду? За что меня мучает?..

Филин осторожно, за подбородок приподнял моё лицо, внимательно, пристально вгляделся. Полагаю, вид был тот ещё — как на краю самопроизвольного развоплощения. Янтарные глаза вдруг потемнели, наливаясь расплавленной лавой, он опустил руки. Откинулся на сиденье.

— Властвующий-в-Небесах?.. — осторожно сказала я.

— Ненавижу, когда она оказывается права.

— Искренне чтимый, если я могу как-то помочь вам… Сдержанное ругательство, мелодичное и резкое, я даже языка не узнала.

— Всё, успокойся. Аламандин выполнила своё обещание, между нами больше нет никаких договоров. Можешь выбросить этот разговор из головы.

— Но…

— Забудь, я сказал! У тебя это хорошо получается.

Не услышать командный голос было невозможно. Как и не подчиниться.

— Как прикажете, Властвующий-в-Небесах. Я вновь потянулась к ручке.

— Постой! Раз уж свою защиту я тебе дать не могу, дама Аламандин просила проследить, чтобы ты приняла хотя бы её чары.

Холодный шелест магии — в его руках появилась фляга. Небольшая такая, серебряная охотничья фляжка. Инкрустированная светлым аламандином.

Вся покорность и почтительность правильной девочки-фейри испарились в мгновение ока. Если я чему-то и научилась в мире за Вуалями, так это тому, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя пить предложенное госпожой. Всё наше знакомство началось с «бедная девочка, осуши эту чашу, тебе станет легче». И чем закончилось? Спасибо, больше не хочется.

— Благодарю вас.

Вымученно улыбнувшись, я взяла фляжку, мысленно прикидывая, куда бы её вылить, чтоб потом полгорода не отравилось.

— Э-э-э, нет, — он властной рукой остановил попытку сжульничать. — Госпожа пожелала, чтобы ты отпила. При мне.

Уоух-х! Она слишком хорошо меня знает. Мысленно произнеся нужную формулу, я отвинтила крышку, сделала большой глоток… и переместила оказавшуюся во рту отраву на два метра вниз, в лужу под машиной. Простите, дворовые кошки, но своя шкура дороже!

— Стоять! — Филин стремительно выхватил фляжку, поймал меня за талию, развернул к себе. — Это приказ твоей хозяйки, птенец. Пей!

Угу. Сейчас.

Я отвернула лицо от пахнущей волшбой и дурманом гадости сначала в одну, затем в другую сторону, попыталась оттолкнуть, опрокинуть её. Плюнув на приличия, сжала пальцы когтями и слепо отмахнулась, оставив на тёмно-бронзовом лице глубокие кровавые полосы. Тут же, пока они ещё не затянулись, добавила ногами, одновременно пытаясь ударить и оттолкнуться.

Ход сражения нахальной девчонки с вошедшим в силу витязем-фейри оказался примерно тот же, что и в стычке молодой неясыти с матёрым филином Маккиндера. Сверхъестественно быстрый воин выиграл ещё до того, как противница успела по-настоящему начать битву.

Я даже не заметила, когда он сделал глоток и отбросил флягу. Поняла лишь, что меня подхватили под поясницу, вытянули через сиденья. Он подмял меня под себя, как тогда, во время схватки, так что ни пошевелить руками, ни вздохнуть я не могла. И накрыл, на вздохе накрыл мой рот своими губами, заставляя сделать этот проклятый глоток. Обжигающая холодом и мятой жидкость скользнула в горло, разлилась по венам, накрыла с головой. Откуда-то обрушилась волна знакомой и в то же время неуловимой магии, заставив меня забиться в стальных объятиях. Я даже не успела понять, что именно делало это конкретное зелье, а чары уже растворились в теле, слились с дыханием, стали неотделимы от организма.

Филин, вскинув голову, внимательно наблюдал, как я кашляю, фыркаю и чихаю, точно вытащенный из проруби котёнок. В ответ на возмущённый взгляд фейри удовлетворённо улыбнулся и, помедлив, всё-таки приподнялся, позволяя мне выскользнуть из-под него.

Наконец-то нашарив проклятую ручку, я змеёй вывернулась из машины, вытянула за лямку в последний момент ухваченный рюкзак, поспешно отошла на пару шагов от всё ещё открытой двери. Рука скользнула в карман, через разрез в ткани, к прижавшемуся к бедру тонкому осиновому стилету. Лишь ощутив в ладони неумолимость древесной магии, я обернулась.

Тёмный, с отголоском огненного золота фейри по-прежнему лежал, растянувшись через два сиденья, и янтарные глаза его смеялись.

— Оно было приготовлено для твоей же пользы, птенец.

— Оно всегда для моей пользы, — мрачно сообщила я. — И всегда выясняется, что слово это можно понимать по-разному.

Он засмеялся уже вслух — впервые на моей памяти. Глубокий, озаривший силу винными всполохами, звук, странной дрожью отозвавшийся в моём теле.

Ещё один шаг назад.

Глубокий поклон — Аламандин могла бы гордиться идеально выполненными требованиями этикета. Мне редко удаётся их соблюсти.

— Я благодарю вас, Властвующий-в-Небесах. За всё.

Он вдруг без предупреждения снова стал серьёзен и мрачен.

— Не стоит, Дарья. — Одно движение, слитное, нечеловечески быстрое, и фейри вновь сидел, собранный и отдалённый. — Иди, пока ещё можешь уйти.

Я замялась. Но подтекст был слишком ясен — убирайся, пока отпускают. А то ведь могут и не пустить. Ещё раз поклонившись, я сбежала, с демонстративным достоинством, но от этого не менее позорно.

Шагов сто ноги послушно несли меня, хотя глаза и не видели, куда именно. Затем, у любимой клумбы, колени подкосились, и я не то села, не то упала на цепь ограды. За спиной затих шелест отъезжающего автомобиля.

Подняла дрожащую руку, прикоснулась к губам. К своим горящим, вдруг ставшим неестественно чувствительным губам.

Это не может… Это ведь не может быть то, что я думаю. Правда?

Ему просто нужно было заставить упрямую девчонку выпить. Общаясь с Аламандин, я стада настоящим виртуозом в том, как увиливать от зелий. Госпожа знала, как с этим боротъся, но для филина единственным способом было застать меня врасплох, заставить растеряться, потерять те секунды, когда чужую магию ещё можно было обезвредить, не допустить, изменить. И умелый тактик нашёл самый простой путь. Вот и всё. А неизвестно откуда взявшийся улюлюкающий подросток в моём сознании может замолчать. То есть совсем замолчать. В смысле, заткнуться наконец и дать мне подумать!

— Вы позволите спросить, что именно обещала вам моя госпожа?

— Тебя.

Нет. Филин Маккиндера? Не может быть, потому что… просто не может, и всё.

Это даже не смешно. Совсем.

Непрошеными хлынули и другие, более ранние воспоминания.

Бело-серебряная, наполненная свитками, гербариями и магией классная комната, рассчитанная на одну ученицу. Высокий стул и пюпитр. Огромная книга, причудливую вязь на страницах которой я пыталась изучать.