Жизнь, подаренная Шинигами (СИ)

Ками-сама за что! Сжав кулаки, я мысленно взмолился. За что нам все это? Почему из-за войн этих шиноби должны страдать обычные люди! Почему кто-то считает свое благосостояние куда как более значимым, нежели жизнь двух детей. Как же меня все это раздражает.

Сестра, идущая рядом с повозкой, запнулась об камень и неуклюже упала на коленки, благополучно их разодрав. Но слез не было. Она лишь тяжело прикрыла глаза и состроила недовольную гримасу. Я чертыхнулся и соскочил с повозки, чтобы помочь Марико подняться на ноги и попытаться затащить ее на повозку, чтобы не шла сама. Но меня как обычно проигнорировали и вопреки моим словам решили идти дальше своим ходом.

Ками-сама! Какой раз за эти дни, долгого и опасного путешествия в караване беженцев, я взываю к высшим силам и не счесть. В кого же моя маленькая сестренка настолько упряма? Нет! Мне это надоело!

Догоняю успевшую отдалиться от меня маленькую проказницу, хватаю её под подмышки и, догнав повозку, силой усаживаю ее на деревянные настил.

- Братик, что ты делаешь?! - она повысила голос и нахмурили бровки. - Я не хочу быть чем-то обязана человеку, который оскорбляет и пользуется тобой как хочет! Братик не должен делать того чего не хочет и... Не хочу! Не хочу что бы Братик страдал из-за меня и моих...

Затыкаю ей рот правой ладонью, а левую водрузил ей на голову и начал трепать ее черные волосы. Всегда кстати мне было интересно почему у меня волосы светлые, а у сестренки черные как уголь. Наверное, это она пошла в отца... которого мы никогда не видели.

- Успокойся сестрёнка, - продолжая приглаживать, выбившиеся из незамысловатой прически волосы, сказал я, - так надо. Пока я помогаю этому человеку, нам перепадает немного еды. Ты же знаешь: наша уже давно закончилась, а охотится у меня не получается... Скажи сестренка: ты меня любишь?

Маленькая голова сестры утвердительно качнулась.

- Тогда я хочу попросить тебя ехать в повозке. Ты же сама знаешь, что у тебя слабое здоровье и ты часто болеешь. Например, как сегодня. Ты же помнишь, как тебе было плохо сегодня ночью? - получаю еще один кивок. - Тогда мне нет нужды говорить тебе что, тебе лучше всего не перенапрягаться и ехать в повозке, пока твой братик зарабатывает нам на обед и ужин. Ты меня поняла?

- Да братик... Прости меня, - в уголках её глаз стали скапливаться слезы. Я устало вздохнул, запрыгнул на повозку и прижал к себе хрупкое тело последнего оставшегося дорогого мне человека.

- Тебе не за что извинятся, - сказал я, утирая с ее глаз влагу. - Кому тут надо извиняться, так это мне. За то, что уделяю тебе мало внимания и весь в заботах. Но пожалуйста, не надо плакать. Мне больно смотреть на то, как моя маленькая любимая сестренка проливает слезы из-за такого глупого старшего брата как я.

- Нет! - услышал я глухое восклицание, так как она в этот момент лицом вжималась в мою грудь. - Братик не глупый! Братик самый лучший! Сильный! И заботливый... прямо как мама... была.

Поняв, что она опять сейчас заплачет, прижимаю ее к себе еще сильнее, но не перебарщиваю. Не хочу случайно ей сделать больно. Начинаю еще усерднее гладить ее по голове при этом не забывая нашептывать ей в ушко ласковые успокаивающие слова...

Мама да? Мне тоже сейчас хочется заплакать, как и чуть подрагивающая в моих руках сестренка. Но мне нельзя. Я последний мужчина, оставшийся у нее. И какой пример я подам, если буду плакать как какой-нибудь ребенок. Нет! Я уже взрослый. Мне семь лет и я не имею право расслабляться и пытаться скинуть всю заботу о своей сестре на кого-то незнакомого.

Перед смертью Мама говорила, что нельзя никому слепо доверять. Я тогда не понял о чем она именно говорила, но сейчас попав в ситуацию где каждый старается заботиться только о себе, волей неволей приходится вспоминать и активно использовать одно из последних наставлений Матери... Как жаль что она умерла. И вспоминая причину, почему она умерла, мне хочется взывать как те волки, что обитали в лесу неподалеку от нашей хижины.

Сейчас спустя две недели после того как мы покинули нашу деревню спасаясь от ужасов войны, я все еще с замиранием сердца вспоминаю бледное заплаканное лицо матери в глазах которой я видел надежду. Надежду на что? В силу возраста могу только придумать лишь одну причину. Чтобы мы, ее дети, жили...

Сейчас я понимаю, почему она отослала нас вместе с противным дядей Какеру, но тогда я всем сердцем верил, что мы можем забрать нашу Маму с собой, что вот еще немного и она поправится, ведь наша Мама была лекарем. Так почему спасая чужие жизни она не смогла спасти свою?

Две недели путешествуя с караваном беженцев, к которому по пути постоянно присоединялось множество других людей, среди которых попадались и интересные дяди - торговцы. Слушая их разговоры, пока я выполнял нудные поручения, я стал постепенно осознавать. В моей голове по крупицам стало складываться понимание причины столь резкого ухудшения здоровья мамы. И осознание этого вновь, стремительным рывком, выдернуло меня на путь скорейшего взросления... Сейчас я смогу с уверенностью сказать что Маму... Маму отравили. И я помню, кто это был хоть и не знаю его имени.

Мама была очень красивой. Особенно если сравнивать с теми, кого я видел в деревне. И эту красоту замечал не только я, но и другие дяди. Много кто к ней приходил. Предлагал стать нам новым папой, но она с вежливой улыбкой всегда отказывала им. Некоторые из них после еще пытались ее переубедить, но натыкались лишь на вежливые отказы. Пока не из города не приехал один... плохой человек. Он был самым настырным. Самым наглым и самым тупым. Он говорил, что у него много денег, что он имеет какие-то там связи в стране Огня, и что он так или иначе добьется чего хочет. Но когда в очередной раз он получил отказ от раздраженной Мамы, он очень сильно тогда разозлился, устроил разгром в нашей кухне и с криками и не скрытыми угрозами покинул наш дом. А потом случилось то, что случилось... и Маму отравили.

Тогда я думал что это просто очень серьезная болезнь. Но ей становилось только хуже. Кожа бледнела на глазах, а улыбка, вечно покоившаяся на ее губах, увяла и стала болезненной. Вскоре она не могла нормально передвигаться и говорила с хрипцой. Я старался помогать как мог, а Сестренка, чуя неладное, очень много плакала. Было очень тяжело и страшно. И становилось еще страшнее, когда люди в деревне мрачнели на глазах. И многие куда-то спешно собирались.

В очередной раз когда я ходил в деревню ища того кто может помочь нашей маме я услышал очень жуткий разговор. Велся он о том, что какие-то Камни напали на нашу страну и вскоре война и смерть доберется и сюда и что необходимо как можно скорее собираться и уходить из деревни. Услышав это, я поспешил как можно скорее добраться домой и рассказать об этом Маме. Ей это не понравилось. Она очень испугалась... испугалась за нас. Немедля меня послали привести сюда дядюшку Какеру. И когда я его привел, упирающегося и не желавшего никуда идти, увидел как Мама через силу встает с постели и падает ему в ноги, моля о том чтобы нас забрали с собой.

Она всунула почти все те деньги, которые заработала за то, что лечила людей Дяде Какеру и только после этого он со скрипом согласился, но только меня с сестрой, так как: "ты уже не жилец да и возится с тобой мне не охота". Но я был категорически не согласен и попытался оспорить его решение, на что лишь услышал тихий голос Матери:

- Пожалуйста, Нао, послушай свою мать и сделай то, что я прошу в последний раз. Ты ведь не глупенький и должен понимать, что мне осталось немного. Я уже никуда не смогу уйти с вами, а становится обузой мне никто не позволит. Потому собери все самое важной и уходите с сестрой... И еще. Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. Чтобы на новом месте вы нашли себе тех людей, с которыми можно завести семью. Я хочу, чтобы ты присматривал за своей Сестренкой, и чтобы она нашла себе отличного мужа. Я хочу чтобы вы жили... жили счастливо. Потому, пожалуйста, уходите и живите... Какеру-сан позаботьтесь о моих детях, молю вас...