Болтливые куклы (СИ)

— Как я выйду за ворота, Зар? — трепеща от волнения, спросил он друга, едва только представилась такая возможность. — Я ничего не знаю. Мое сердце стучит так громко…

— Со мной, — коротко ответил Белый змей.

И в самом деле отправился за ворота вместе с Шеном.

Едва только окончилось дневное представление, и костюмы были убраны в шкаф, а грим смыт, Шен Ри получил от слуг тючок с простой одеждой для города. Все как у Зара в прошлый раз — штаны, рубаха, деревянные ботинки. Только тюрбан ему не понадобился, ведь Шен Ри не обладал столь примечательной белой гривой. Ему достаточно было просто заплести волосы в длинную косу.

Едва скрывая тревогу, Шен спросил у друга по пути к Южным воротам:

— Отчего нам запрещают покидать храм, Зар? И зачем возвращают эту возможность?

Зар усмехнулся.

— Разве ты сам не понимаешь? Разве ты не видишь это по себе самому? Годы заточения в этих стенах лишают нас любого смысла жизни, кроме театра… По крайней мере, все на это направлено. Посмотри на себя, Шен Ри — ты разучился жить обычной жизнью. И едва ли научишься снова. Храм сделал свое дело — приковал тебя к себе. И эти невидимые оковы хуже любых настоящих, — Они как раз дошли до ворот, когда Зар с грустной усмешкой спросил: — Разве ты не боишься идти туда?

Шен боялся.

Открытая сцена театра выходила своим краем за пределы стены, и, выступая перед толпами зрителей, он мог видеть город (вернее, кусочек города, примыкающий к храму). Шен Ри видел обычных людей, груженые телеги торговцев, богатые повозки сановников… Он рвался туда — в гущу жизни, но, как ни силился, не мог представить себя частью внешнего мира.

Храм действительно стал центром его мироздания.

Ворота они прошли молча. Шен так и не нашелся, что сказать другу.

А потом ему стало не до разговоров.

Сразу за воротами кипучая жизнь нахлынула на него и оглушила. Они сделали лишь несколько шагов прочь от храма, когда ровный привычный гул звуков превратился в голоса сотен людей, в нос Шену ударили бесчисленные запахи, а перед глазами у него распахнулось такое пестрое полотно жизни, что он невольно застыл на месте.

Зар не торопил его. Стоял рядом, невозмутимо глядя на шумную толпу.

Когда первое потрясение прошло, Шен вспомнил, что нужно дышать и торопливо наполнил легкие воздухом.

— Зар… — еле слышно прошептал он, — так везде?

— Нет. Но в целом город именно такой. Я не стал предупреждать тебя — ты сам должен понять, нравится ли тебе такой мир.

— Я… не знаю, — Шен Ри пытался собрать себя, словно распавшегося на части в этой гомонящей сутолоке. Радостное предвкушение почти полностью исчезло, уступив место животному ужасу.

Людей было слишком много! От бесконечного множества их голосов, от какофонии запахов и мельтешения пестрых одежд Шен совершенно утратил чувство равновесия. Он не понимал, что делать дальше, куда идти, а хотел лишь одного — снова оказаться в тишине.

Твердая рука Белого Змея возникла в этом безумном мире будто из ниоткуда. Она крепко взяла Шена за плечо и направила куда-то — куда именно, Шен Ри не понимал и даже не пытался понять. Когда звуки вокруг стали тише, он осознал, что Зар увел его в какой-то тесный переулок между домами. Это была даже не улица, а скорее щель, отделяющая два ряда не очень аккуратных двухэтажных строений. На земле между ними горами лежал мусор, а наверху, между крышами, были натянуты веревки с мокрым бельем. Тяжелая холодная капля сорвалась с одной из рубашек и упала на лоб Шен Ри. Вздрогнув, он словно очнулся и наконец пришел в себя.

— Где мы?

Зар пожал плечами.

— Где-то возле аптечной лавки, судя по запаху, — он критически осмотрел Шена с головы до ног и промолвил: — Похоже, внешний мир произвел на тебя глубокое впечатление, друг мой. Предлагаю немного сгладить его в более приятных местах этого города. Сейчас я найду нам извозчика и покажу тебе один чудесный парк. Думаю, это то, что сейчас нужно, — он улыбнулся и виновато развел руками: — Вообще-то я хотел для начала отвести тебя в бордель, малыш Шен, чтобы ты уже наконец расстался со своими иллюзиями о женщинах. Но, похоже, сейчас не лучшее для этого время.

Что ж… К чести Шен Ри стоит сказать, что в парке он и вправду в достаточной мере пришел в себя, чтобы продолжить изучение города без дрожи в коленях и с относительно прояснившимся сознанием. Но до борделя в тот день так и не дошло — Зар посчитал, что на первый раз Шену и так хватит ярких впечатлений.

Уже поздно вечером, когда они оба растянулись на своих узких постелях, Зар позволил себе вопрос.

— Ну и как тебе внешний мир?

Шен Ри не мигая смотрел в темноту. Он молчал почти весь день и весь вечер.

— Там очень много всего…

— Хм! Ты не видел и сотой части. Мир велик и прекрасен… — долгий вздох Белого Змея подсказал Шену, что его друг снова грустит о чем-то своем.

— Зар… А ты сам? Каким был твой первый день за воротами храма?

— О! — Зар оживленно завозился в своей кровати. — Совсем другой! В детстве я лучше тебя запомнил город и обычных людей. И я жаждал снова увидеть их. Мой первый день был похож на праздник. Порой мне кажется, что это был лучший день в моей жизни…

Шен вспомнил счастливый смех друга в тот далекий вечер несколько лет назад и невольно подивился тому, как все же по-разному они приняли этот дар свободы.

— Ах, да! — воскликнул Зар, вернувшись из своих воспоминаний. — Я совсем забыл ответить на твой второй вопрос — почему нам все же дают покинуть храм.

— И почему?

— Подумай сам — сколько взрослых, сильных и красивых мужчин в нашем театре? Много! И все они полны амбиций, тщеславия и… той энергии, что заставляет людей совершать самые немыслимые безумства. Это энергия жизни, энергия солнца. Это то, что гонит нас вперед, заставляет танцевать и жаждать чего-то большего. Запри эту силу в стенах монастыря — и она разрушит его, разломает изнутри. А так… все просто — дай мужчинам возможность потратить ее на женщин, на вино и глупые игры в свободу, и можно не бояться урагана.

Шен Ри тихо сглотнул, зажмурив глаза.

'То, что гонит нас вперед, заставляет танцевать и жаждать чего-то большего…'

Зар, Белый Змей, куда же она гонит ТЕБЯ?

Отчего твой взор так часто подернут пеленой тоски? И этой самой ЖАЖДЫ?

Соседняя кровать еще раз скрипнула и затихла.

— Доброй ночи, Шен. Спи спокойно. И ничего не бойся — там снаружи ничто не отнимет у тебя твой покой. Ты весь здесь. В этом твоя сила.

Той ночью Шен Ри спал трудно, ему виделись отголоски минувшего выхода в город: то чарующие и призывные, то пугающие и полные опасностей. А в следующие несколько дней у него не было ни минуты свободного времени, чтобы попытаться снова увидеть улицы Тары — на театр навалились очередные праздничные торжества. С утра до вечера актеры до изнеможения репетировали сложные многоступенчатые номера, а ближе к ночи давали представления, после которых сил оставалось — только до кровати доползти. В эти дни даже Хекки не пытался удрать в город, он уставал, как и все.

А когда праздничное безумие осталось позади, Шен понял, что страхи его за это время почти совсем развеялись. Второй раз он отправился на прогулку один, чтобы понять, какие чувства на самом деле вызывает у него Тара. Чтобы остаться наедине с ее шумом, суетой и пестрым узором жизни.

Он бродил по улицам и переулкам, опустевшим и затихшим после буйства праздничных гуляний, и на сей раз искренне наслаждался городом. Побывал в том парке, который в прошлый раз показал ему Зар, прокатился на лодочке вдоль канала, медленно несущего свои мутные зеленоватые воды, купил немного сладостей в лавке на берегу, а потом — неизвестно зачем — подумал, что хочет найти свой дом. Ту самую богатую усадьбу, в которой прошли его детские годы и откуда он был столь легко извергнут в замкнутую храмовую жизнь.

Сначала эта мысль показалась ему безумной, но чем дальше удалялся Шен Ри от суетных кварталов в центре города, тем больше соблазняло его это неразумное желание. В конце концов, Шен просто остановил первого же извозчика и спросил, не знает ли тот дорогу до дома семьи Ри.