Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

Вдруг Максим сказал: «Слушай, Ирми, я хотел бы подойти к тому самому клубу, где, — помнишь, я рассказывал? — я уборкой подрабатывал… ну, до того, как его закрыли на ремонт!.. Подойдём сейчас?» — «А ты уверен, что там закончился ремонт?» — «Говорили, эта эпопея на месяц. Прошло уже 2 месяца, а они не звонят. Может, и открылись уже, а обо мне забыли». — «Ну, пошли… Вот только не знаю, как они меня примут. Ты-то там свой человек, а я… По-русски не понимаю… В армии усвоил вроде бы с десяток колоритных ругательств, наверно, забыл уже… Ты же знаешь — меня немного интересует твоя любимая бардовская песня. Твои кассеты, уж ты прости, меня не впечатлили!.. По-моему, спиричуэлз и даже просто традиционный классический рок куда лучше. Уж о хасидском роке я и не говорю!» Максим помолчал, с улыбкой взглянул на друга и принялся объяснять: «Кто же сравнивает разные вещи!..

Это принципиально другой жанр. Так сказать, современная русская городская музыкальная культура, как я это понимаю. Главное там, на мой взгляд — тексты.

Причём на прекрасном образном русском языке с примесью сленга — я имею в виду классику бардовской песни. К сожалению, зачастую… у, скажем так, — не самых талантливых бардов… музыка не на самом важном месте, хотя есть и очень мелодичные песни. Но это… ну, совсем особое, то, что будит в душе тех, для кого это с детства, с юности близко… Музыка — вкупе с мелодикой и ритмикой речи… Не знаю, как тебе объяснить…» — «Да я тебя понимаю. Вот только… не понимаю, про что там поют…» Так, за разговорами, друзья дошли до окружного шоссе, где на углу, как помнил Максим, должно было стоять обшарпаное трёхэтажное здание, боковая дверь которого вела в обычную четырёхкомнатную квартиру, где и размещался клуб молодых выходцев из России. Окна выходили на оживлённое шоссе, по другую сторону которого за просторным пустырём начинались кварталы Меирии, где Ирми и Максим снимали вместе крохотную квартирку-студию. Чуть дальше находилась йешива, которую они оба посещали по утрам до работы и где, собственно, познакомились и подружились.

До того, как Ирми устроил его на работу в «Лулианию», Максим, бродя в поисках работы, случайно вышел на этот клуб, зашёл туда и пристроился делать уборку.

Окончив работу, он подсаживался к весёлой компании молодёжи, для которых русский был родным языком. Вместе они слушали любимые с юности песни под гитару, Максим тихо и робко подпевал, критически оценивая свои музыкальные способности и особенно голосовые данные. Ему доставляло удовольствие слушать и любительские импровизации на темы этих песен в исполнении заводных и талантливых парней и девчат. Сладкую ностальгию будил остроумный студенческий трёп, бесконечные анекдоты на темы советской и новой, постсоветской жизни. И всё это вокруг традиционного в Арцене стола, уставленного блюдами с закусками, острыми бурекасами и сладкой выпечкой, орешками, сухофруктами и прочими лакомствами. И многочисленные разноцветные бутылки с всевозможными лёгкими напитками, соками, колой и тому подобным — всё это ребята организовывали вскладчину, к чему Максим охотно присоединился. Очень быстро его признали и полюбили в компании. Поэтому, даже начав работать в «Лулиании», он продолжал время от времени приходить сюда.

Со временем он потихоньку начал беседовать с ребятами о том, что изучал в йешиве или узнавал в доме Доронов. Своими беседами он сумел заинтересовать компанию, собиравшуюся в тесноватом, но уютном помещении этого полуофициального клуба.

Рассказал он им и про Лужайку «Цлилей Рина», и про своих друзей Доронов, но это почему-то вызвало у любителей бардовской песни всего лишь вежливый интерес, а рассказ о шофаре Ронена — даже неявно выраженный скепсис. Никто почему-то не изъявил желания хоть разок пойти на концерт «Хайханим». Только много месяцев спустя он встретил кое-кого из этой компании — нет, уже не на Лужайке «Цлилей Рина», которой к тому времени не существовало, — а в другом месте, где начали собираться любители хасидской музыки, поклонники дуэта «Хайханим» и юношеского ансамбля «Тацлилим».

При клубе почти стихийно возникли и какое-то время просуществовали крошечные группы ульпан-гиюра, вроде филиалов больших, существовавших при культурном отделе ирии (экзамен сдавали на общих основаниях в городском раввинатском суде).

Максим беседовал с учениками этих групп об истории и традиции, обмениваясь знаниями, которые он получил в йешиве, а они, в свою очередь от преподавателей-добровольцев на занятиях в своих маленьких группках. Это были, конечно же, не лекции, а непринуждённые беседы за чашечкой кофе. С молодыми парнями он иногда собирал миньян и организовывал Арвит (вечернюю молитву), за что удостоился симпатии одного из раввинов, занимавшихся с этими молодыми людьми. Максим рассказал Ирми об этих ребятах и собирался привести его в клуб и познакомить с этой компанией.

Неожиданно клуб закрыли на ремонт.

И вот сегодня друзья по дороге с работы направились туда, где, по словам Максима, находился клуб. Максим ещё на подходе принялся высматривать, где оно, знакомое здание — и не мог найти: «Ничего не понимаю… То ли я заблудился, и это 2-3-мя кварталами дальше, или… Ну, не могли они так всё перестроить!» — в недоумении бормотал парень. Ирми вопросительно и с интересом оглядывался по сторонам: пешком он по этим кварталам давно не ходил, с тех пор, как приобрёл машину, и за это время улицы преобразились.

Перед друзьями выросло облицованное сверкающей плиткой из неведомого материала трёхэтажное здание с неоновой вывеской, на которой на русском языке славянской вязью было написано: «У САМОВАРА». Тут же красный, потешно подбоченившийся самовар пускал голубоватые колечки неонового пара, а внизу та же надпись на иврите, зачем-то тоже исполненная с неудачной попыткой стилизации под славянскую вязь. Максим посмотрел на номер дома и удивлённо проговорил, не глядя на Ирми: «Нет, никакой ошибки, всё точно: номер дома тот же. Значит, это и есть новый клуб! Вот это да-а-а!!!» Они вошли вовнутрь, и Максим оторопел. Ирми изумлённо поднял брови — по рассказам Максима он представлял себе «русский» клуб немного иначе. У входной двери сидел знакомый Максиму охранник из ближайшего супермаркета, по имени Виктор — с ним Максим тоже когда-то познакомился в клубе. Перед охранником на столике хрипло верещал старенький транзистор. Он широко улыбнулся, увидев Максима, и сразу же ему поведал, что старый клуб более не существует. Куда разбрелись его завсегдатаи, никто не знает, но ему, Максиму, в обновлённом клубе должно ещё больше понравиться. Ему тут всегда будут рады, и первым он, Виктор, которому удалось устроиться сюда работать на очень приличную зарплату.

«Вот, Максюша, тут у нас нынче собирается много новых и интересных людей. Ты с ними обязательно подружишься: молодые, заводные, весёлые! Ну, малость постарше тебя! Наш клуб, чтоб ты знал, находится под покровительством ирии Эрании и лично адона Ашлая Рошкатанкера! Нам крупно повезло, что ирия обратила внимание на этот клуб — уж очень жалким он был, ты же помнишь! Вот и решили модернизировать его, отвалили кучу денег, сделали ремонт… Смотри, какой получился клуб-игрушка! И даже название отличное придумали ребятки — «У самовара»! А в гостиной увидишь и сам самовар!» — и Виктор, ухмыльнувшись, указал пальцем с длинным ногтем в сторону гостиной.

И действительно! Куда девался старенький уютный клуб?.. Глазам друзей предстал вестибюль, в углу — даже нечто типа гардероба, что будило у Максима щемящее-ностальгические ассоциации с одним из небольших питерских театров при доме культуры. Просторные классы для занятий, в основном — для вновь организованной группы ульпан-гиюра.

Виктор глянул на Ирми и перешёл на иврит. Понизив голос, он рассказал, что на втором этаже оборудовали помещения для различных кружков и секций по интересам.

Это заинтересовало Ирми, который робко предположил — не сможет ли он устроиться тут вести секцию борьбы для молодых парней, посещающих клуб? Виктор отнёсся с одобрением к желанию Ирми. Оглядев парня с ног до головы, уверенно высказал мысль, что Ирми очень даже подойдёт. Максим посоветовал другу сначала оглядеться.