Драконослов (СИ)

Я же сосредоточил свои усилия на авиации: мне до скрежета зубовного хотелось отомстить за гибель соклановцев, а дварфийский алхимический огонь горел куда дольше и жарче земного напалма, остро напоминая истории про Вьетнам.

Глава 10, в которой будущее оказывается вовсе не таким светлым…

Авиацией я увлекался с детства, как и многие другие мальчишки, мечтающие летать. Вот только в отличие от большинства я всё-таки что-то делал в этом направлении — пусть и слишком мало, чтобы стать пилотом или авиаконструктором (в детстве разница между этими двумя профессиями была мне совершенно непонятна), зато достаточно, чтобы хорошо прочувствовать аэродинамику (я с интересом читал биографии известных авиаконструкторов и разглядывал фотографии и чертежи самолётов). В младшей школе я пошёл в авиамодельный кружок, но, как сейчас понимаю, это было не то: мне хотелось делать что-то новое, экспериментировать, а в кружке тупо клепали идентичные стандартные аппараты — планеры и кордовые боёвки. В средней школе я уже перелопатил столько книг о разных летательных аппаратах, что, не зная ни единой формулы по аэродинамике (я и сейчас их не очень-то знаю), самостоятельно клеил отлично летавшие объёмные бумажные модели (не путайте со сложенными из бумаги «голубками» и «ястребками», которых дети всего мира запускают тысячами) — впрочем, малоразмерные модели почти всегда летают неплохо, это что-то большое в воздух поднять трудно. Уже в институте я ходил в дельта-клуб — опять-таки недолго, но уже по другой причине: не хватало собранности и, как следствие, времени, но до учебных полётов всё же добрался.

Словом, дельтаплан я сделал. И телегу [16] к нему. И даже большой мотодельтаплан, способный с запасом поднять дварфа и пулемёт — пусть и не блистающий лётными характеристиками, зато устойчивый и надёжный, как кувалда. Поначалу сама мысль о полёте вызывала у дварфов едва ли не панику — как же, по собственной воле оторваться от привычной и надёжной земной тверди, да и необходимость предельно быстро реагировать не добавляла им энтузиазма, однако мой дурной (ну или не очень) пример всё-таки соблазнил самых безбашенных. Большинство после первого же полёта, кое-как приземлившись в сугроб помягче, зарекались даже близко подходить к выделенному нам ангару, но трое всё же справились со своими страхами. При виде летящих дварфов я каждый раз вспоминал разные шуточки из старого мира и не мог сдержать улыбку.

Самым слабым местом оставался двигатель: несмотря на успехи с дизель-пневматическим пулемётом, нормальный ДВС пока не получался, а заряда магического ротора по-прежнему хватало всего на сорок минут — ну или на час, если дварф-пилот его непрерывно подзаряжал в полёте. С моей точки зрения главным минусом было то, что даже поставив два таких ротора я не мог в полёте запустить второй по причине полного отсутствия магических способностей. Для дварфов же, ожидаемо, большой проблемой был вес: под три центнера типичного среднего дварфа пришлось существенно усилить и увеличить конструкцию, что при мягком крыле на лётных характеристиках сказалось весьма отрицательно. На очереди были аппараты с жёстким крылом, а вместе с ними и новые проблемы: нормальный аэродром и куда более острая нужда в двигателе — хотя бы и только для запуска планеров. Менее острой, но всё равно серьёзной проблемой была связь — ибо любая разведка бессмысленна, если её результаты опоздают хоть на минуту.

Неожиданную помощь в деле развития промышленности я получил от Куросакуры: в пустыне есть, где развернуться на крыльях, да и рассказы про наземный транспорт, бензин и нефть, из которой его делают, её заинтересовали — в здешней пустыне, как и в моём родном мире, тоже были нефтяные месторождения. Во всяком случае описания звучали похоже — я в химии не силён.

О нападении нас предупредил холод. Сначала проявились все, казалось бы, давно заделанные сквозняки, потом повеяло совершенно зимней стужей из вентиляции — и это на четвёртый день второго сезона, когда льда не осталось ни на одном открытом водоёме! Вслед за холодом пришли ледяные твари.

Первые несколько волн удалось отбить — пусть и с потерями, но не отступая с подготовленных рубежей. А потом пришли ледяные мертвецы, и некоторых даже опознали: погибшие в предыдущие зимы, чьи тела так и не были найдены. Оживившая их магия ослабила их и замедлила, но вот реагировали они куда оперативнее, чем при жизни, и наши дела пошли очень-очень плохо. По-прежнему закованные в латы, какими их застала смерть, они вламывались в строй живых, не жалея своей не-жизни, сбивая веками отлаженный ритм, а в пробитые ими бреши немедленно устремлялись другие твари — не такие крупные и крепкие, но куда более шустрые.

Наше отступление было организованным, но всё равно больше напоминало бегство. Женщины и дети отошли первыми и теперь изо всех сил пытались раскочегарить систему отопления, пока бойцы ценой своей жизни сдерживали натиск ожившего льда. Установленные в вентиляции огнемёты выполнили свою задачу до конца: практически под каждой решёткой натекли огромные лужи из растаявших тварей, сейчас уже затягивающиеся тонким ледком, но мелочь продолжала лезть, забив шахты до почти полной потери тяги.

Нашу троицу, видимо, из-за Куросакуры, атаковали довольно вяло, и мы вовсю пытались использовать даже столь крошечное преимущество. Виль вооружилась снятым с трупа пулемётом — из самой первой партии, ещё шариковым — с полным баком масла, но почти пустым бункером. К счастью, несколько мешков нам отдал молодой парень с пулемётом нового образца, под магазины с иглами — вместо которых он спросонок и прихватил шарики. Виль уже ранили дважды, когда мы нашли кем-то брошенный ростовой щит с изрядной дырой почти точно по центру, но она не стала привередничать, лишь просунула в дыру ствол да ухватилась покрепче. Куросакура, добывшая где-то пару здоровых тесаков на замену порядком измочаленному бокену, прикрывала нас с тыла, а я подсыпал в бункер шарики, старался не путаться под ногами, да добивал тварей, сумевших пробраться мимо героических женщин.

Даже не нападая в полную силу, твари отрезали нас от основных сил и оттеснили в боковые проходы. Несмотря на незавидное положение — с каждой минутой становилось холоднее, и даже если твари нас не одолеют, очень скоро это сделает мороз — мы продолжали двигаться и отбиваться. В третьем мешке шарики оказались вольфрамовыми, и мы получили небольшую передышку — достаточную, чтобы сориентироваться. Мы сделали изрядный крюк и теперь находились почти так же далеко от сердца комплекса, как и в самом начале нападения, только гораздо ниже — возле «авиационной мастерской», где находились ещё строящиеся и ремонтирующиеся после особенно «удачных» посадок телеги для мотодельтапланов и недавно законченная аэродинамическая труба для продувки полностью жёстких аппаратов. А ещё — четыре бочки с разным топливом, для экспериментов по созданию ДВС.

Виль уже было всё равно куда идти — три ранения и непрерывная стрельба в течении последнего часа её порядком вымотали, да и Куросакура уже держалась на одном упрямстве — дварфийские тесаки были для неё слишком тяжёлыми. Как самый бесполезный, я оставался практически целым — не считая многочисленных мелких царапин. Наш отход в тупиковое помещение, мало приспособленное для обороны, встретил горячее одобрение со стороны ледяных тварей: преследовали нас совсем вяло, а когда мы перекрыли вход щитом с пулемётом — вообще оставили в покое. Но это не надолго, или мы всё равно сдохнем.

— Что ты делаешь? — С опаской спросила Виль, когда я стал ворочать бочки.

— Береги силы, Виль! Я хочу попробовать одну безумную идею. Если у меня получится — мы спасены. Возможно даже все мы, весь клан.

— А если нет? — Видимо, что-то в моём тоне заставило её насторожиться. Куросакура в нашем разговоре не участвовала — уронив тесаки, она легла прямо на пол, раскинув руки, а вокруг неё быстро распространялось пятно оттаявшего инея.