Там, где холод и ветер (СИ)

— Разве квартира не твоя? — не унимался мой друг. — Не тебе ли решать, что с ней делать и как жить дальше?

— Что ты привязался, в самом-то деле?! — уже всерьез рассердилась я. — Ощущение такое, что вы с Пэт тут со скуки помирали до моего приезда. Теперь нашли себе забаву — мной руководить.

— Понял. Не кипятись. Я знаю, что ты страшный консерватор — не любишь ничего менять и плохо привыкаешь к новому, — примирительно сказал Брайан. — И в твоем случае новое часто становится хорошо забытым старым.

— Только не надо меня препарировать, ладно. Ты тоже верен себе. Все превращаешь в шутку. И пьешь до сих пор только содовую, а сок и сладкую газировку не переносишь. Теперь представь, что тебя вынуждают пить именно приторную гадость, под предлогом того, что вся содовая в мире закончилась, и ее больше никогда не будет.

Брайан наклонился вперед, оперся локтями о колени и задумчиво сказал, игнорируя мою тираду:

— Помнишь, когда нам было лет по двенадцать, ты, почти никогда ее не снимая, ходила в такой забавной шапочке с двумя разноцветными помпонами на макушке. И помпоны эти как-то отвалились сами собой и потерялись в пылу нашей беготни. Как же ты переживала тогда, — Брайан покачал головой, с улыбкой прищурившись. — Как только заметила потерю, заголосила так, что игра прекратилась и все разбежались по домам, а мы с тобой искали эти помпоны, пока не стемнело. И не нашли.

Я снова бросила короткий взгляд на Брайана, потом посмотрела вдаль, туда, где морские волны, гонимые ветром к берегу, переливались на солнце. Молчала, пытаясь проглотить горьковатый комок, подкативший к горлу. Я помнила эту шапочку и злосчастные помпоны, но почти совсем забыла, что мы с Брайаном искали эти клочки шерсти, носясь по улицам, покрытым осенней грязью. Забыла, пока Брайан, вот сейчас, не напомнил мне.

— Помню, — ответила неохотно, — все тогда решили, что я чокнутая. Но в свое оправдание могу сказать, что очень любила эту шапочку. Она мне нравилась. Что здесь странного?

— Ничего, — ответил Брайан просто и искренне. — Я напомнил тебе об этом, чтобы проиллюстрировать то, как нелегко ты смиряешься с… — он запнулся и кашлянул, видимо поняв, что разговор вывернул не совсем на ту дорогу.

— …с потерями? С переменами? С необходимостью от чего-то отказаться? — выпалила я вместо него. Не делая паузы, добавила: — Да, не смиряюсь. По крайней мере, пока не пойму, что дальше пути нет, все утрачено окончательно. Только сама должна понять, без тычков и пинков.

Я глубоко вдохнула.

— Всё. На этом закрыли тему, Брай, — наклонилась, порылась в корзинке, стоящей на земле, вытащила оттуда сэндвич, завернутый в пищевую бумагу, развернула его и принялась жевать, откусывая большие куски. — Давай отдыхать и наслаждаться природой, а о моем консерватизме и несговорчивости поговорим как-нибудь в другой раз, — проговорила с набитым ртом. — А лучше вообще никогда.

— Прости. Меня занесло. Знаю, тебе нелегко сейчас… — Брайан, похоже, готов был продолжать, невзирая на мою просьбу остановиться на уже сказанном.

— Заткнись, друг мой, — ласково сказала я. — Мне иногда кажется, что все в нашей провинции заражены вирусом бестактности и утомительной прямолинейности. Вот, к примеру, Пэтти. Она порой так и вынуждает представлять, как огромный кляп затыкает ей рот, когда она открывает его в неподходящем месте и в неподходящее время. С тобой, вероятно, случаются приступы того же.

И вдруг меня понесло.

— А знаешь, что стоил мне переезд отсюда и устройство на новом месте? Я так долго душой и сердцем была в своем родном городе, так долго не могла привыкнуть к такой перемене в моей жизни, даже находясь рядом с любимым мужем. И лишь когда… — я запнулась. — Одним словом, давай прекратим ковыряться в моих проблемах, кажется, ты меня сюда привез, чтобы я развеялась.

Больше ничего не скажу, потому что просто зальюсь слезами, стоявшими уже в моих глазах и только того и ждавшими, чтобы прорваться наружу. Но это не были бы слезы облегчения, это злые слезы все того же сожаления, что мучило и угнетало меня все последние месяцы. Того самого сожаления, что мешало прийти в себя и начать все заново, осознав, что прошлое окончательно ушло. Я все еще цеплялась за то, что превратилось в прах из напрасных ожиданий, не желая ничего отпускать и ни с чем смиряться.

Судьба отвесила знатный пинок, уж и не знаю, сама ли я к этому пришла, или просто такова моя доля несчастий в этой жизни и от меня мало что зависело. Но теперь точно наступило время решать что-то самой, не сваливая все на стечение обстоятельств и уповая на призрачную возможность, что само устроится.

Мы молчали, а я на минуту прикрыла глаза, подставляя лицо весеннему солнцу, а когда открыла вновь, то увидела перед глазами совсем близко лицо Брайана, присевшего передо мной на корточки. Вздрогнула от неожиданности и, наверное, на лице моем отразилось недоумение, растерянность или еще что. Брайан тихо рассмеялся, взял обе мои ледяные руки своими теплыми, немного жесткими руками и потянул, приглашая подняться со стула.

— Пошли, пройдемся. Раз уж мы приехали сюда, давай сливаться с природой, — заявил он и потащил за собой, крепко сжимая мои пальцы.

То ли от того, что слишком резко поднялась, то ли по иной причине, но едва я встала на ноги, как перед глазами моими заплясали блики и цветовые пятна, словно все еще видела, как переливается и сверкает водная гладь на солнце, хотя и смотрела в другую сторону. Мгновение спустя к мельтешению пятен добавилось легкое головокружение, и я пошатнулась, хватаясь второй рукой за предплечье Брайана, а он ничего не заметил, продолжая идти вперед.

Я зажмурилась, потрясла головой, прогоняя навязчивое мелькание перед глазами, и это мне удалось, хотя все еще чувствовала, как меня слегка покачивает.

Мы шли по лугу, удаляясь от края утеса, и ветер, налетая, взъерошивал густую, сочную и яркую траву, заставляя будто оживший травяной ковер менять оттенки зеленого на глазах.

Я взяла Брайана под руку, и какое-то время просто очень медленно брели, думая каждый о своем, а потом остановились и повернулись в сторону океана. Брайан коротко взглянул на меня, чмокнул в висок, а я отпустив его руку, чуть отодвинулась.

Стояла и издалека смотрела на искрящиеся волны, гонимые ветром к берегу. И в какой-то миг возникла дурацкая мысль — а вдруг в этот самый момент без моего ведома где-то ТАМ решается что-то важное для меня?

Перед глазами стало темнеть, словно опускался полупрозрачный черный занавес. Солнечные блики на стремительно темнеющей воде приглушили свое сияние и, наконец, превратились в слабо светящиеся на ночном небе звезды. Налетевший порыв ветра толкнул в спину и земля поплыла из-под ног. Я сделала невольный шаг вперед и увидела, как стремительно приближается край обрыва…

Меня неудержимо тащило и толкало к кромке утеса, пока я, лихорадочно взмахнув руками, не провалилась в пустоту.

Успела увидеть себя со стороны, ощутить жесткую костлявую хватку собственного ужаса, сомкнувшуюся на горле. За долю мгновения пережила целую вереницу чувств и эмоций, от запредельного страха до призрачной надежды на спасение.

А перед тем, как весь мир засосало в черную дыру, почувствовала сильную незнакомую руку, успевшую ухватить меня в пустоте и остановить падение в бесконечный мрак…

***

— Тебе удобно? — в десятый раз спросила Пэтти. — Что-нибудь еще нужно?

— Мне удобно, и больше ничего не нужно, — десятый раз ответила я. — Все, спасибо большое за заботу, иди уже.

Когда же она уйдет?! За те два часа, что Пэтти провела у меня, я почти сошла с ума от ее нескончаемого словоизвержения и энергичного метания по моей маленькой квартирке.

— Да не надо меня постоянно выпроваживать! — возмутилась подруга. — Не надейся, что я уйду прежде, чем приготовлю тебе что-нибудь перекусить, — и она гордо выплыла из комнаты.

С кухни донеслись характерные звуки: Пэтти шарила в холодильнике, заглядывала в пустые шкафчики и все в тщетных попытках найти что-то, из чего можно приготовить «перекусить». Но я не закупила продуктов впрок, а последний свой набег на магазин сделала позавчера, когда собиралась за город с Брайаном и купила там только то, что могло пригодиться на пикнике.