Тяжело в учении

— Виделись, — прогудела Ексинья. — С девкой не пущу!

— Это еще почему? — нахмурился Кар-Сэрс.

— А вдруг она оборотень! В такую пору должно ушки на макушке держать!

— Да не оборотень она! — возмутился Чет. — Что вы все такие нынче подозрительные?

— А пущай докажет!

— Как? — поразилась я.

В ответ Ексинья скрылась в сенях, долго возилась там, гремела, пыхтела, потом вынесла здоровенную окровавленную коровью ногу. При виде мяса собачонка завизжала и чувственно затрясла задом. Поднатужившись, бабища размахнулась и… швырнула ногу в меня. Я успела отклониться, кривясь и морщась.

— Значит, не оборотень, — в голосе Ексиньи наконец-таки послышалось дружелюбие. — Проходь!

— А если я оборотень? — с любопытством поинтересовался Чет. Я хотела на него шикнуть, но бабка уже охнула и кинулась поднимать коровью ногу с земли. Кар-Сэрс тоже успешно прошел проверку. Правда, в его случае он отклониться не успел.

— Шуточки у вас, — шмыгнула носом Ексинья, захлопывая за нами дверь.

— Кто бы говорил, — проворчала я.

— Бабуль, есть чего-нибудь покушать, а? — заискивающим голосом спросил Чет, незаметно пытаясь оттереть коровью кровь с сапог.

— Каша есть, — ответила бабка. — И чай, травяной. От запора помогает хорошо.

— Давай кашу, — быстро сказал Кар-Сэрс. — Чаю не надо.

Он повел меня через сени в дом. Внутри было темно, поэтому я ничего толком разглядеть не успела.

— Сюда, — я ощутила, как Чет нащупал мою руку, и его пальцы сомкнулись на моей ладони. Я удивленно воззрилась на него. Даже в темноте было видно, как вспыхнули его щеки. Он поспешил отцепиться от меня и толкнуть дверь.

Оказавшись в комнате, я сразу же наткнулась на стол, повернулась и ушибла коленку о ножку кровати. Чет зажег свечу. Его комната по размерам ничуть не уступала моей, только мебели здесь было побольше: кровать, стол у окна, три стула, шкафчик без дверцы и сундучок, бережно прикрытый какой-то тряпицей.

— Симпатично тут у тебя, — вежливо заметила я, усаживаясь на застеленную кровать. Кар-Сэрс появился на пороге с двумя дымящимися тарелками ароматной каши и краюхой хлеба в зубах.

— Угоффайся, — он поставил добытую еду на стол и уселся, вожделенно потирая ладони. Я тоже поскорее села на стул. Мы переглянулись, улыбнулись и весело заработали ложками. Мне вдруг вспомнилось, как давным-давно, когда мы с ним были детьми, он тоже частенько обедал у меня. Тогда мы так же уплетали за обе щеки принесенные мамой щи. И запивали их вкусной колодезной водой, от которой потом приятно ныли зубы.

Улыбнувшись давним воспоминаниям, я глянула на Чета. Он был таким смешным, лохматым, глаза его горели голодным блеском. Я не удержалась, протянула руку и взлохматила ему волосы.

— Хрумчик, — с невольной нежностью протянула я. Кар-Сэрс аж кашей подавился. Мне пришлось вскочить и похлопать его по спине.

— Ты чего это? — парень взглянул на меня круглыми глазами. Я пожала плечами.

— Просто соскучилась по Хрумчу, — в голосе моем прозвучал укор.

Кар-Сэрс вздохнул, развозя кашу по тарелке.

— Я тоже, — признался он. — По тебе, в смысле…

Я хитро прищурилась.

— Да неужели? Что-то сомнительно… Особенно если судить по первой нашей встрече…

— Я же уже извинился! — нахмурился Чет. — Просто… ты налетела на меня, давай обниматься, руками рахмахивать… При всем честном народе!

Я надула губы и отвернулась. На улице подул ветер, и ставни заскрипели от сквозняка. Я зябко поежилась и зевнула.

— Как думаешь, мы сумеем победить оборотней? — мелко постукивая зубами, спросила я.

Кар-Сэрс глянул на меня и пожал плечами. Затем он встал, сдернул с кровати одеяло и принялся меня укутывать. Я глядела на него с возмущением и несколько ошарашено, однако не сопротивлялась. Одеяло было пыльное, я почувствовала, как защекотала в носу, и чихнула.

— Будь здорова, — пожелал Кар-Сэрс, а про себя подумал с умилением:

«Как щенок несмышленая, ей-богу!»

На улице уже стемнело порядочно. Я вдруг сообразила, что абсолютно ничего не знаю о том, что сталось с Четом, когда он уехал из Бережков с братьями в город. Я разинула было рот, чтобы спросить, но неожиданно в дверь постучали.

— Ты кого-то ждешь? — быстро спросила я.

— Вообще-то нет, — парень недоуменно поднял брови, встал и отворил дверь. Большие серые глаза навыкате глянули на него из темноты.

— Павна?!

— Привет, — девица растянула ярко-красные губы в искусственной улыбке. — Это рыжее чудо у тебя?

— Маричка? Да, у меня… — Кар-Сэрс загородил проход, но Павна все равно глянула в комнату через его плечо. Я помахала ей.

— Чего тебе? — грубо поинтересовался Чет.

— Брумх всех созывает, — равнодушно ответила девица, хотя в ее рыбьих глазах зажглось ехидство. Она уже предвкушала, как расскажет всем и каждому, что я сидела у Кар-Сэрса в комнате завернутая в его одеяло.

— Зачем?

— Кинжал приезжает раньше.

25

— Что?! С чего он взял?

— Вот уж не знаю. Велел всех созвать, сказать, чтобы собирались, и все… — презрительно фыркнула Павна, нервно теребя тощую косицу. — Вы идете или нет?

— Идем.

— Я вас подожду…

— Нет, спасибо, ты иди, тебе, наверное, еще столько народу надо обойти?

Гневно поджав губы, Павна ушла.

Чет вошел в комнату, и мы обеспокоено переглянулись. Я потянулась за полушубком и валенками, и уже через пару минут мы с Кар-Сэрсом спешили по улице, чувствуя, как не терпится увидеть этого знаменитого Кинжала.

У здания ИООО царило оживление — там собралась целая толпа народу. Теперь мое появление никого не шокировало, только иногда я замечала на себе настороженные взгляды. Мелькнули впереди лица Луэллы и Торни, Кэпэна почему-то не было видно.

Заведующий канцелярией стоял у крыльца, размахивая какой-то бумажкой. Он был одет в кафтан с длиннющими рукавами и валенки, один из которых был без калоши. На плече у него сидела большая черная птица, поглядывающая на окружающих умным блестящим глазом.

— Брумх, что происходит? — Кар-Сэрс сумел пробраться сквозь толпу к крыльцу.

— Вот что! — старик сунул ему под нос бумажку. — Час назад прилетел ворон, и на лапе у него было привязано вот это. Это Грай, ворон Кинжала.

Услыхав свое имя, птица захлопала крыльями и пронзительно каркнула.

— «Бу-ду че-рез час. Кин-жал», — по слогам прочитал Чет, и глаза его округлились.

— Едет! — неожиданно закричал кто-то из толпы. Все высыпали на дорогу, и я услышала приближающийся конский топот.

От души работая локтями, я встала на цыпочки и увидела, как в вечерней темноте скачут две неясные фигуры. Спустя минуту, я сумела разглядеть, что это всадник на лошади и еще одна лошадь, без наездника. Оседланная лошадь была белой, как молоко, другая — гнедой.

Лошадиная грива взметнулась на ветру, встречающие встретили всадника ликующими криками, которые спустя миг почему-то стихли. Я отыскала небольшой пенек и встала на него, чтобы лучше видеть. Над толпой плясали зажженные факелы, и в их неясном свете я различила фигуру всадника. У него были длинные черные, как смоль, волосы, перехваченные алой лентой. Чуть позже до меня вдруг дошло, что в седле сидит женщина. На плечи ее был накинут темный плащ, цветом практически сливающимся с небом. Под плащом поблескивала кольчуга. Она была не в юбке, как обычные женщины, а в охотничьих штанах из плотной ткани и узких сапогах, плотно обхватывающих ногу до колена.

Всадница остановила лошадь. Гнедая, фыркнув, тоже неуверенно остановилась, храпя и с любопытством косясь на толпу. Кто-то зажег еще один факел, и я увидела лицо незнакомки — худое и бледное, с широкими скулами. Глаза у нее были светло-карие, почти желтые, как у кошки. Она приподнялась в седле, обозревая притихших людей, и сказала с презрением:

— Так-то вы встречаете меня…

Голос у нее был неожиданно высоким. Женщина откинула плащ, и все увидели высовывающуюся из-за пояса рукоятку ножа. Она вынула его и подняла над головой. Это был довольно-таки крупный кинжал с блестящим и острым лезвием. Его рукоятка была выделана из белого камня и венчалась фигуркой волка, поднявшегося на задние лапы. Вместо глаз у волка были вставлены красные камешки, которые засверкали в свете факелов. По толпе прокатился благоговейный шепот.