Заклинание для хамелеона

— А ведь он прав, — пробормотал Хамфри.

— Но я выронил дерево! — воскликнул Бинк, — Я потерял наше здравомыслие!

— Тогда спустись и найди его, — сказал голем, — И ты, лошадиная задница, ты же его бросил. Спускайся вместе с Бинком и помоги ему.

— Чирик! — воскликнул Кромби.

— Птичий клюв говорит, что поднимется один и вся победа достанется ему.

— Пусть только попробует! — взревел Честер.

— Ладно, — согласился голем, — идите все вместе, чтобы все было справедливо и честно. Ведь вы, настоящие, придаете очень большое значение справедливости, не так ли? Или для тебя, птичий клюв, слово «честь» звучит как заморская абракадабра? Ты не хочешь честно соревноваться с лошадиной задницей, потому что прекрасно знаешь: если вы начнете вместе, то тебе за ним не угнаться!

— Чирик! Чирик!

Бинку даже показалось, что изо рта Кромби вылетают кометы.

— Вот так! Докажи, что ты не хуже его в любом деле, спускайся сюда и найди эту колобаху. Да захвати с собой гнома. А лошадиный зад вполне может прихватить с собой этого растяпу.

Растяпу? Вот как голем его назвал? Кровь прилила у Бинка к голове. Только из-за того, что его талант не виден просто так…

— Хорошо, чтоб тебя навозом завалило, — сказал Честер. — Я пойяу и найду эту дурацкую колобаху. А затем — на славную битву!

Так бесславно они спустились по стеклянной лестнице.

Монстры у них над головой взорвались градом насмешек. Небо озарилось их восклицаниями — взрывались бамбуховые вишни всевозможных цветов, мерцали смерчи, светились лесные пожары. Кит изменил течение реки Эридан, и она полилась сверкающим водопадом. Великан размахивал огромной дубиной и вышибал звезды из своих гнезд, отправляя их падать вниз. Кентавр стрелял светящимися стрелами.

— Шевелитесь, ротозеи! — верещал голем. — Держитесь подальше от них. От этого они рассвирепеют еще больше!

— А ведь правда! — согласился Честер, — Ты довольно умен для клубка веревок и комка смолы.

— Просто я в здравом уме, потому что ни одна из ваших дурацких настоящих эмоций не мешает моему мыслительному процессу, — сказал Гранди, — Я в здравом уме, потому что сделан из веревок и смолы.

— Поэтому-то ты единственный, кто может вывести нас из этого безумия, — сказал волшебник, — ты единственный, кто способен воспринимать объективную реальность, потому что у тебя нет никаких субъективных помех.

— Конечно! И разве это не великолепно?

Но было не похоже, что голем счастлив.

И тут Бинк внезапно понял, что голем с огромным удовольствием присоединился бы к ним в их безумии, даже зная, что оно ведет к гибели, если бы это смогло доказать, что он настоящий. И только его ненастоящая сущность позволяла ему цепляться за ту жизнь, которая у него была. Какая парадоксальная судьба!

Стрела ударила в кошачий куст. Растение взвыло, зашипело и начало кусать стрелу и хлестать по ней лапами-бутонами.

— Ох, как хочется засадить стрелу ему под хвост! — пробормотал Честер, — Этот кентавр — позор племени.

— Сначала найди колобашку! — воскликнул Гранди.

Одна из сбитых великаном звезд просвистела над головой

Бинка и подожгла резиновое дерево. Дерево необычайно вытянулось, стараясь отдалиться от своих же горящих ветвей. От него потянуло ужасной вонью.

— В этом дыму мы ничего не найдем, — закашлявшись, пожаловался Честер.

— Тогда следуй за мной! — Гранди указывал путь, несясь перед ними на летающей рыбе.

Задыхаясь, они последовали за големом. Созвездия были вне себя от ярости и испускали в них залпы всего, что имелось в их распоряжении, но одолеть Бинка и его друзей не могли. Безумие не имело власти над их здравомыслящим предводителем.

И все же безумие старалось! Кит опять запрудил реку в ее новом русле, и она ярким потоком выплеснулась из берегов. Вода разлилась по звездному полю сходящим на нет мутным слоем и устроила настоящий потоп. Потом она нашла новое русло, смыла несколько находящихся там звезд и устремилась вниз, на землю.

— Посмотрите! — крикнул Бинк. — Мы у самого подножия этого водопада!

Так оно и было. Масса воды лавиной обрушилась на них. Они отчаянно бросились прочь, но река их догнала, окунула в свою мутную жидкость, обрушившись сверху, как гром, и образовав пенный поток по пояс глубиной. Кромби нахохлился, перепачкался, его перья утратили лоск. Честер обхватил руками свой человеческий торс, будто стремясь отогнать влагу, а Хамфри…

Добрый волшебник завернулся в большое, некогда яркое махровое пляжное полотенце. Пусть намокшее, оно было лучше, чем ничего.

— Не тот пузырек, — смущенно объяснил он, — Я хотел плащ.

Они выкарабкались из-под водопада и побрели по разлившейся воде. Бинк дрожал — вода в небесной реке была ледяная. Когда созвездия впервые ожили, безумие представлялось чем-то увлекательным, но теперь Бинку очень хотелось оказаться дома, сухим и в тепле — и рядом с Хамелеошей.

Ах, Хамелеоша! Он особенно любил ее в ее нормальной фазе, не очень красивой и не очень умной, а просто обычной женщиной. В это недолгое время она всегда казалась такой свежей, потому что постоянно менялась. Но он любил ее с любой внешностью и любым умом, особенно в такие моменты, как сейчас, когда был мокрым, замерзшим, усталым и напуганным.

Он отпихнул в сторону плывущую звезду, хоть как-то выместив на ней свои чувства. Яркая искорка, наверное, так же несчастна, как и он сам, — смытая потоком со своего места на небе и ставшая на земле обычным обломком крушения.

Поток здесь был слишком мелок для кита, единственного небесного монстра, который мог на данный момент представлять хоть какую-то угрозу. Путники пробирались по жидкой грязи.

— По-настоящему сейчас, наверное, гроза, — заметил Честер.

Поход становился бесконечным. Голем подгонял их все дальше и дальше в ночь. Некоторое время беглецов еще преследовал гнев небесных жителей, а потом листва джунглей скрыла путников. Однако безумие их не покидало. Им казалось, что земля покрыта ореховым маслом, расползающимся под ногами. Деревья, опасные сами по себе, будто приобрели и чуждые им черты: они стали пурпурными, разом загудели и предлагали зловещие овальные плоды.

Бинк понимал, что безумие, каким бы оно ни казалось, милостивым или злым, уничтожит их в тот же момент, как они ему поддадутся. Чувство самосохранения подталкивало его сопротивляться безумию, и сопротивление усиливалось с приобретенным опытом, но окончательно пробиться к реальности не удавалось. Все это чем-то напоминало иллюзии королевы, но безумие действовало не только на восприятие, но и на эмоции и поэтому было намного опасней.

Бинк услышал голос голема — тот зачирикал что-то Кромби, подражая грифону, затем он увидел, как Гранди усадил свою летающую рыбу на голову Кромби. Очевидно, рыба устала и ей требовалось восстановить силы.

— Она заслужила награду, — сказал Бинк, — за свою своевременную помощь.

— Заслужила? Это еще почему? — спросил Гранди.

Би нк начал было объяснять, но осознал всю тщетность своей попытки. Голем ненастоящий, его ничто не волнует. Гранди делал то, что должен делать, но человеческие совесть и сочувствие для него ненужная роскошь.

— Поверь мне на слово — рыба заслуживает награды. Что бы ей хотелось получить?

— Тут придется потрудиться, — пробормотал голем и начал свистеть и булькать, обращаясь к рыбе, — Она хочет создать семью.

— Для этого надо просто найти соответствующую даму, — пояснил Бинк, — или самца, если она сама дама. Словом, свою вторую половину.

Опять последовал рыбий разговор.

— Он не может сделать этого в Области Безумия, — пояснил голем.

— Эту проблему может решить маленький кусочек наобо-ротного дерева, — сказал Бинк. — И вообще, нам всем оно нужно. Мы тут так запутались с этим безумием да с потопом, что не подумали об очевидном. Посмотрим, сможет ли талант Кромби найти еще один кусок такого дерева.

Кромби чирикнул без всякого энтузиазма, поняв, что от него требуется. Он закрутился и указал прямо на холмик трясущейся желеобразной массы.