Там избы ждут на курьих ножках...

— А сейчас? — поинтересовался Дьявол.

— Со спины на уровне поясницы, немного сдвинута влево.

— Нельзя, Манька, доверять только глазам, надо уметь видеть во тьме! — назидательно сказал он, и Манька поняла, что ошиблась. — Оборотни и вампиры днем на людей не нападают… И уж спереди — никогда в жизни! А нападать будут со всех сторон, и ночью, так что смотреть надо любым зрением, с любого угла, в любом направлении.

— Разве можно смотреть во всех направлениях сразу? — жалобно простонала Манька, — Я же не утыкана глазами со всех сторон! Человеку, наверное, для того и даны два глаза, чтобы он ими смотрел только вперед.

— Не-е-ет, Манька! — самодовольно изрек Дьявол. — Это еще посмотреть надо, почему голова у людей бедна мышлением и памятью. Они объяснения чертей принимают за свою голову! Давай так, посмотри на любой предмет, который увидишь глазами, отвернись и попробуй прочувствовать его всем своим существом, всей своей кожей. И если не сможешь, значит, нет у тебя памяти, и нет у тебя ощущения пространства, ограничено оно глазами и объяснениями нечисти. Ты должна понимать, что земля может помнить все вокруг тебя. И при этом пространственно, будто слепок снимает. На этом стоит нечисть, когда сама себя в пространство засовывает. Не сможешь научиться смотреть во все стороны за считанные часы — голова твоя летит с плеч. И даже я тебе не смогу ничем помочь.

Манька посмотрела на первое попавшее на глаза дерево, отвернулась и начала представлять.

И вдруг поняла, что что-то зацепилось за ее память.

Она явственно ощутила темное пятно впереди себя, в области над левым глазом, будто дерево провалилось туда, и его унесло ветром. Сначала оно в памяти стало так далеко, что она не могла дотянуться до него взглядом, а потом и вовсе пропало, и сколько бы Манька не пыталась его представить, вместо него появлялось нечто скользкое и щекочущее. Манька стала смотреть на это пятно, и первое, что пришло ей на ум, была рука.

И сразу заболела голова.

Рука то гладила ее, то что-то сжимала, и вдруг Манькина память будто проснулась и приоткрыла завесу черного полотнища, застившего и глаза, и ум: далекие воспоминания ее детства, когда она лежала в горячке в беспамятстве, а бабка, у которой она жила, костерила ее на чем свет стоит, и требовала у нее ответа, почему мамка, бросив ее, не придушила, а только бросила…

Рука бабки дотрагивалась до ее лба.

«Блин, Благодетельница нашлась!» — подумала Манька с неприязнью и оглядкой на Дьявола: сочтет ее неблагодарной.

Но Дьявол привычно ее поймал:

— Маня, посмотри на свой ум! Разве бабка Благодетельницей была? Проверь ее со всех сторон и поймешь, какими чертями у нее голова работала. А ведь она тебе кучу денег должна и компенсацию за моральный вред! В пять лет ты отработала ей весь хлеб, который съела за тринадцать: воду ведрами носила, какие маленькому ребенку разве можно дать? Огород поливала, копала, полола, дрова пилила, стирала, убирала, любимой ее считала, а Благодетельница твоя хоть раз погладила по голове? Один единственный, да и то — температуру проверила! Ведь не похвалила ни разу, выставила из дома, опорочив перед людьми. Ты в солому плакала, обидно тебе было, но зла не держала, все думала: как могла она, какой головой думала?! Как-как, да так! Что ни черт, так у нее голова поклоны бьет! Все житье ее было чертями изрыто! Но ведь черта люди лепят! Что же за человек такой, если человеку противостоять не может?!

Перестань искать в нечисти хоть что-то человеческое: глазами будут смотреть, не увидят ни доброты, не красоты, ни силы духа, которые вампиров заставляют штаны мочить, и не жди ничего — не дождешься. Ее нет ни на земле, ни на небе, только в твоей памяти. И только ты одна ее помнишь, а все, перед кем кланялась, давно забыли!..

Господи, ну зачем мне такое убожество? Что за сокровище, чтобы я собирал его и наделял бессмертием? А теперь снова посмотри на дерево, полюбуйся, какое оно красивое и поймешь, что делать.

И вправду, как только выбросила из головы опекуншу, у которой она жила до тринадцати лет, пока старушенция не сподобилась продавать ее своим дружкам-алкоголикам, которые засматривались на нее, дерево предстало перед Манькой во всей космической красе — и увидела она его кожей. Кривовато, правда: дерево уменьшилось, и стояло где-то не в той стороне, и прогнулось слегка, будто видела его Манька в кривом зеркале, и многие ветви его были размазанными, но прав был Дьявол, увидеть — можно!

Она поймала себя на мысли, что ей в первые в жизни удалось разорвать завесу…

— Ух ты! — с восхищением размечталась Манька, рассматривая все, что у нее было за спиной. Немного, лес… да, лес, черное неровное пятно, но лес оказался живым: кто-то копошился, скакал, перепрыгивал с ветки на ветку… С неодушевленными предметами было хуже, их она почти не видела. Но те, что двигались, он чувствовала и не знала, как это у нее получалось.

И вдруг все пропало.

— Пока и так сойдет, — примирительно сказал Дьявол, заглянув в Манькины размазанные мысли. — Пять-десять лет упорных тренировок, и будешь как само пространство! Я, конечно, сам показал, но земля человека именно так должна смотреть. Искать то место в избе нужно точно так же, как ты бабку нашла. Объект, который умеет мыслить, разглядеть проще.

— Почему проще? — поинтересовалась Манька, вприпрыжку следуя за Дьяволом в горящую избу.

— Материальные неодушевленные предметы имеют застывшую форму, разглядеть их можно, если только научиться сканировать плотность пространства. Другое дело мысли, у них всегда есть источник, который разбрасывает вокруг себя всякие волны, которые не надо искать, они сами тебя находят. Нет человека, который бы не чувствовал их совсем, а для вампиров и оборотней такой источник — маяк в ночи, кусок мяса перед носом.

Дьявол поставил Маньку посреди горницы, лицом к стене, в которой была пещера с чертями, спиной к двери.

— Давай так, — приказал Дьявол. — Представь, что тебе надо выйти на улицу, и ты хочешь проверить, не притаился ли там оборотень! Если притаился, и ты его не почувствовала, уже никто не вспомнит, что ты жила на белом свете. Последнее слово останется за оборотнем! Тебе нужно найти все объекты, которые тебе мешают.

— Так мне на улице смотреть, или пещеры искать?

— И то и другое.

Манька вперилась взглядом в стену, пытаясь разумом проникнуть за пределы ее.

Она хмурилась, жмурилась, но человек ли то?

Огня она не чуяла, хотя шел оттуда и смрад, но пламени не было. И объектов как таковых тоже не было, но только она вдруг ясно расслышала голоса, которые шли из-за стены:

— О, горюшко мне, помоги любимая, подай мне рученьку свою белую, горю я в пламени, золотко мое ненаглядное! — услышала она горестные причитания.

— Да разве подаст она рученьку? Посмотри: глаза бесстыжие горят, как очи Дьявола — вся-то из себя железная, ленивая да бестолковая, света белого ей не выдадим! — вторил ей другой.

— Дай-ка я посмотрю, с чем она тут к нам прийти собралась! — едва слышно промычал голос, однозначно принадлежавший мужчине. — Фу! Идите сюда! Топями сирыми, но тропка там есть, чахлая березонька путь укажет, проходит тропинка через каменный лог, до самой горы, а в горе ущелье, вот туда и направляйтесь! За озером мы, на берегу реки, и вот она — Манька в избушках Бабы Яги! Сейчас она в избе, но спит в бане, и никого рядом нет, но часто разговаривает сама с собой… Не вижу ее, но слышу хорошо!

«Е-мое, шпион!» — похолодела Манька, покрываясь испариной — под самым носом!

Врагов наводит!

И где та голова, которая идет по ее душу наставлениями нечисти?

Ужас наваливался со всех сторон.

Не человеком было беззлобное существо, посылая кому-то свои сочинения.

— А я-то… я-то… глаза им возвращала! — задохнулась Манька от возмущения.

— Он разве видит тебя? Он не видит! И правильно, что вернула! А если бы уши еще у нечисти забрала, так и не слышали бы! Забыла ты, Маня, что нечисть честно биться не умеет! На то она и нечисть, чтобы злом побеждать! — проворчал Дьявол, довольно усмехаясь.