Кузница Тьмы (ЛП)

- И, возможно, ей осталось недолго, - сказал Эндест Силанн.

Взгляд Эмрал скользнул по аколиту, словно не узнавая. И тут же она отвела глаза.

Кедорпул посмотрел на Райза, словно ища помощи: - Историк, что вы думаете обо всем этом?

"Мысли? Какой в них прок?" - Синтара ищет убежища в Легионе Урусандера. Но я гадаю, искренне ли они ее приветили? Не мешает ли она их целям?

Кедорпул фыркнул: - Разве они и так всё не смешали? Бить по беднякам, чтобы бросить вызов знати - что может быть нелепее? - Он снова посмотрел на Эмрал. - Верховная жрица, говорят, они нападают на отрицателей во имя Матери Тьмы. Она ведь должна отвернуть притязания?

Кажется, Эмрал поежилась. Дрожащими руками оттащила стул от занимавшего почти всю комнату стола и села, словно устав от собственного молчания. Заговорила далеко не сразу. - Вера в необходимость веры... Я думаю... - она оглянулась, встретившись глазами с историком, - только это у нас и есть. И было.

- Мы изобретаем богов? - спросил Райз. - Нет вопросов, эту богиню мы изобрели. Но, как можно видеть по лицам окружающих - и в зеркалах - вера пометила нас. Вот и доказательство ее силы.

- Ее ли силы? - пробормотала Эмрал.

Кедорпул шагнул вперед и встал перед жрицей на колено. Ухватился за ее левую руку, крепко сжав. - Верховная жрица, сомнения - наша слабость, их оружие. Нам нужна решимость.

- У меня ее нет.

- Тогда нужно смастерить ее собственными руками! Мы отныне Дети Ночи. Неведомая река разделила Тисте, мы упали по эту и по ту сторону. Нас рассекли надвое, верховная жрица, и нужно найти смысл.

Она оглядела его покрасневшими глазами. - Найти смысл? Не вижу смысла, кроме самого разделения, рваной линии между кляксой и белизной пергамента. Посмотри на историка и увидишь истину моих слов, тоску, ими внушаемую. Как мне отвечать на потери? Огнем и зверским рвением? Внимательно погляди на Мать Тьму и узришь путь, ею избранный.

- Он неведом никому из нас, - возразил Кедорпул.

- Речной бог отдал священные места. Воды рождения отступили. Между нами нет войны воли. Синтару не отогнали, но она сбежала сама. Мать Тьма ищет мира и никому не будет бросать вызов.

Кедорпул отпустил ее руку, встал. Сделал шаг назад, и другой, пока попытку к бегству не пресекла стена с гобеленом. Он не сразу нашел слова. - Без вызова нас ждет лишь сдача в плен. Мы так легко побеждены, верховная жрица?

Поскольку Эмрал не отвечала, Райз сказал: - Берегитесь легкой победы.

Эмрал остро глянула на него: - Галлан. Где он, историк?

Райз пожал плечами: - Превратился в призрак и бродит невидимо. В подобные времена не надобны поэты. Поистине его среди первых повесили бы на пике, звучно спорить с воронами.

- Словами войны не выиграть, - заявил Кедорпул. - А теперь Аномандер покидает город с братьями. Легион Хастов во многих лигах к югу. Хранители съежились на Манящей Судьбе. Знать не волнуется, словно она выше разрушения и разлада. Где наш порог, какой именно шаг врага станет недопустимым? - Говоря, он уже не умолял Эмрал глазами. Райз понял: жрец разжаловал ее, видя в верховной жрице слабость и не прощая ей слабости. Нет, говоря, он пожирал глазами самого историка. - Таково наше проклятие? Мы живем во времена равнодушия? Думаете, волки отступят, если увидят лишь слабость?

- Волки верны своей натуре, - ответил ему Райз. - А равнодушие поражает любые времена, жрец. Наш рок - потребность действовать, когда уже поздно. Тогда мы рвем и мечем, чтобы оправдаться. Лупим себя по лбу, проклиная равнодушие - никогда не свое - или громко клянемся, будто ничего не знали. Явная ложь. Старухи метут улицы, могилы вырыты ровными рядами, а мы торжественно взираем друг на друга, разоблаченные и ни на что не способные.

Взгляд Кедорпула стал жестче. - И ты советуешь сдаться? Историк, ты насмехаешься над своими же уроками, делаешь их бесполезными в наших глазах.

- Прошлые уроки заслуживают насмешек, жрец, именно потому, что их никто не выучил. Если они "бесполезны", то вы мало что поняли.

Круглое лицо жреца потемнело от гнева. - Болтаем и болтаем - пока бедные жители округи гибнут под клинками и копьями! Наконец я понял, кто мы - мы, прячущиеся в этой комнате. Ты, историк, должен знать таких! Мы - бесполезные. Наша задача - стенать и бормотать, закрывая глаза дрожащими руками, и оплакивать потерю прежних ценностей. Когда же не останется никого другого, нас, будто слизней, раздавят марширующие ноги!

Райз ответил: - Если волки и вправду среди нас, мы уже потерпели поражение и сдались. Но вы насмехаетесь над моими невыученными уроками. Бдительность утомляет, но необходимо защищать свои ценности. Мы терпим поражение, когда уступаем в мелочах, тут и там. Толчок, взмах руки. Враг же никогда не устает нападать, он точно отмеряет мелочи. Одерживает тысячи малых побед и задолго до нас вычисляет, когда сможет встать над нашими трупами.

- Так влезь на свою башню, - рявкнул Кедорпул, - и прыгни с края. Лучше не видеть позора нашей бесполезной гибели.

- Последнее деяние историка, жрец - жить в истории. Самый храбрый подвиг, ведь мы не зажмуриваем глаз, открывая, что история персональна, что любая истина внешнего мира на деле отражает внутренние истины нашего поведения, основы наших решений, страхов, целей и аппетитов. Внутренние истины воздвигают монументы и устраивают потопы.

- В которых, - пробормотала Эмрал, - утонут даже волки.

- "Разрушенье не ценит корону и трон. Я твердил это каждому лорду, Во дворцах и убогих трущобах".

- Снова Галлан! - Кедорпул сплюнул, повернувшись к Эндесту Силанну. - Идем. Подобно роскошным книгам, они будут лежать на полках, даже когда пламя вползет в комнату.

Однако юный служка колебался. - Господин, - сказал он Кедорпулу, - разве мы не приходили, чтобы говорить о Драконусе?

- Не вижу смысла. Еще одна роскошная книжка. Игрушка Матери.

Эмрал Ланир встала, будто оказавшись лицом к лицу с государственным обвинителем. - Вы пойдете к сестре Синтаре, Кедорпул?

- Я пойду искать мира. А в вас я вижу трагедию напрасного стояния на месте.

Он покинул комнату. Эндест поклонился жрице, но не стал уходить.

Эмрал со вздохом махнула рукой. - Иди, позаботься о нем.

Едва служка выскользнул, выглядя еще унылее обычного, она повернулась к Райзу. - Вы не сказали ничего ценного, историк.

- Дочь Ночи, собеседник вынудил меня к грубости.

Эмрал изучала гобелен, в который упирался спиной Кедорпул. - Она молода, - произнесла жрица. - Ореол здоровья и блеск красоты кажутся подлинными добродетелями, и потому Синтара торжествует. Надо мной, это верно. И над Матерью Тьмой, чья темнота скрывает добродетели и пороки, делая их аспектами одной и той же... непонятной сущности.

- Возможно, в том и состоит ее находка.

Она лишь мельком глянула на него. - Говорят, историк, вы ничего не пишете.

- В молодые годы, верховная жрица, я писал много. Пламя пылало ярко, юные глаза сияли словно факелы. Но любая груда дров, самая большая, однажды кончается, оставив лишь воспоминания о тепле.

Она покачала головой: - Не вижу, чтобы вам не хватало топлива.

- В отсутствие искры оно гниет.

- Не понимаю, Райз, что тут изображено.

Он подошел ближе и осмотрел гобелен. - Аллегория творения. Из самых ранних. Первые герои Тисте, сразившие богиню драконов, напившиеся ее крови и ставшие как боги. Столь жестоким было их правление и столь холодной их власть, что Азатенаи восстали, все как один, и свергли их. Говорят, что любой разлад обнаруживает толику драконийской крови, что потеря чистоты склоняла наши души ко злу во все минувшие эпохи. - Он пожал плечами, изучая выцветшую картину. - У драконицы много голов, если верить неведомому ткачу.

- Вечно Азатенаи, словно тени нашей совести. Ваша сказка темна, историк.

- Некогда спорили больше десяти мифов творения, но остался лишь один. Увы, победителем стал не этот. Мы ищем причины тому, какие мы есть и какими себя воображаем; и каждая причина старается стать правильной, и каждая правильность желает восторжествовать. Так народ строит идентичность и прилепляется к ней. Но всё это, верховная жрица, измышления - глина, ставшая плотью, палки, ставшие костями. Огонь, ставший разумом. Нам неуютны альтернативы.