Демид. Пенталогия (СИ)

Неожиданно зверек, в которого целился Демид, взбрыкнул передними ножками и с радостным цвирканьем помчался прямо к людям. Он подпрыгивал при каждом шаге, дурачась и бодая воздух маленькими рожками. Дема опустил лук и улыбнулся...

Стрела впилась в пятнистый бок. Удар ее был страшен – животное перевернулось в воздухе, пролетев несколько метров, и глухо шлепнулось на траву. Олененок еще пытался встать, он взрывал землю копытцами и взывал к помощи громкими испуганными трелями, не понимая, что произошло. Табунщик подскочил к своей добыче, схватил зверька за голову и резко повернул ее. Раздался хруст ломающихся позвонков. Демид отвернулся. Сородичи жертвы метнулись в глубь чащи и исчезли между деревьев.

– Ну, человек, видел, как надо стрелять? – Табунщик выдернул стрелу, и из раны хлынула кровь. – Попасть, конечно, было нетрудно, но ты не смог сделать даже этого. Ладно, человечек! Дядюшка Табунщик не даст тебе сдохнуть от голода. Этого барашка хватит нам за глаза! А проголодаемся – еще парочку подстрелим. Вон они какие доверчивые!

Табунщик освежевал тушку, пользуясь наконечником стрелы, как ножом. Он развел костер (около родника нашелся пакет с огнивом и даже солью). Аппетитный запах шел от кусков мяса, жарящихся над костром.

– Эй, человек, иди поешь. – Табунщик сидел на корточках около костра и шевелил палочкой пузырящиеся от жара ломти. – Такого даже на Земле не попробуешь! Эй, ты! Ты что, вегетарианец, что ли?

Рядом с Табуншиком, жадно пожиравшим мясо, лежала отрезанная голова зверька и глядела на Демида изумленными мертвыми глазами. Демид отвернулся и медленно побрел с поляны. Есть ему почти расхотелось.

Он прошел всего двести шагов и обнаружил огромное раскидистое дерево, сплошь усыпанное связками полуметровых зеленых плодов – нечто среднее между гигантскими бананами и огурцами. Десяток оленят паслись здесь, срывая плоды, свисающие до самой земли. Демид подошел к ним, и зверьки раздвинулись, дружелюбно пропуская его к еде. Демид думал, что съест не менее трех килограммов этих фруктов, прежде чем насытится. Но едва справился с одним «огурцом». Ощущение необыкновенной сытости, тепла и безопасности переполнило его. Он улегся прямо на травке, подложил руку под голову и задремал.

Демид проснулся и увидел ярко-зеленые кожистые листья, колышущиеся высоко вверху. Он вспомнил, где находится, и попытался вскочить на ноги. Но не тут-то было! Он был спутан по рукам и ногам синим шнуром, не дающим пошевельнуть даже пальцем.

– Эй, Табунщик! – завопил Демид. – Ты где?! Ты меня связал?! Кончай эти шуточки.

Прошло минут пять. Демид с мычанием катался по земле, пытаясь освободиться от своих пут. Шнур был каким-то странным, словно живым: стоило Демиду напрячь какую-нибудь часть тела, как давление в этом месте усиливалось – шнур сжимался, врезаясь в мышцы до боли.

Послышались осторожные шаги. Табунщик высунул голову из-за дерева и уставился на Демида.

– Ага. Лежим. Теперь понял, как вредно ложиться спать в незнакомом месте, не позаботившись о своей безопасности? – Табунщик присел рядом с Демой.

– Это твоих рук работа? Ты не посмеешь причинить мне физический урон здесь, на Острове! Ну-ка, развязывай немедленно!

– Не кипятись, мой сладкий. – Табунщик достал из-за спины обрывки такого же синего гладкого шнура, что обвивал Демида. – Ты что, думаешь, что это простая веревка? Это живой организм, червь длиной метра в три. Такой же вот голубой уродец пытался обвязать и меня, стоило только расслабиться. Но я все-таки не такой олух, как ты, и порезал его в клочья. Наконечником стрелы. Надо сказать, что он довольно жесткий и живучий. Руками его не разорвешь!

– Ладно. Прости. – Демид попытался присесть и снова свалился на траву. – Ты оказался умнее меня. Теперь разрежь моего червя, и пойдем. Нам нужно двигаться дальше.

– Ну что ты? – Табунщик изобразил испуг на лице. – Как же я могу убить это живое существо? Вдруг у него – семья, дети, собственные понятия о любви и чести? Ты об этом не подумал, Дема? Или ты считаешь себя существом высшего сорта? Ты ведь так любишь разглагольствовать о правах всяких примитивных Божьих созданий?

– Не юродствуй! – Демида прошиб холодный пот. – Ты уже убил здесь несколько тварей, и тебя совсем не волновало, что они об этом думают!

– Вот именно! Я уже напортачил достаточно. Я, кстати, не собирался убивать этого кретина – Кумса. Он сам виноват! А ты наблюдаешь со стороны, как я прокладываю тебе дорогу. Чистенький и незапятнанный! Хватит! Попробуй-ка сам выкрутиться! Во всяком случае, не я причинил тебе этот урон. Все претензии к синему червяку. Желаю удачи!

– Подожди, подожди, Герман! Нельзя же так!

– Почему же нельзя? Можно! Как видишь, я ухожу, и ничего не случилось! Гром не прогремел, молнией меня не убило. Наблюдатель не примчался, чтобы сделать мне замечание. Значит, ничего противозаконного я не совершаю. Попробуй прочитать «Отче наш». Говорят, иногда помогает...

Табунщик повернулся и пошел, не оглядываясь. Демид успел заметить, что он нес с собой несколько больших кусков мяса и запас воды в сосуде, сделанном из кожуры какого-то плода. Похоже, Абаси чувствовал себя уверенно в этом Мире и шел вперед, как таран. Чего нельзя было сказать о Демиде.

Демид попробовал медленно напрячь мышцы, а потом резко расслабить их, чтобы уменьшить давление живой веревки. Бесполезно... Червь безошибочно реагировал на любое движение человека. Дема застонал от бессильной ярости, перекатился на спину и затих.

Он лежал, собираясь с силами, и вспоминал свою жизнь. Никогда она не была спокойной – судьба не давала Демиду расслабиться ни на миг. Он уже привык, что удел его – ежеминутный риск. Агей, Табунщик, Яна и Лека... Дема сопоставлял все, что он узнал за последние полгода, все, что он вспомнил, вернув себе всю силу и Ромб Защитника. Картина была ясна. Не хватало только одного важного компонента – он не знал Имени! Имени Мятежника. Духа, которого он приютил в своем сознании.

Синяя продолговатая головка закачалась перед его лицом. Демид скосил глаза, пытаясь рассмотреть голову червя. Это было небольшое утолщение на конце «шнура» – без глаз, ноздрей и рта. Тем не менее червь хорошо ориентировался в своем поиске – Демид чувствовал это. От червя исходили едва заметные телепатические флюиды, и это было странно для такого примитивного безмозглого создания. Червь не должен был думать, но в маленькой его головке роились обрывки мыслей, удивительно знакомых Демиду.

Медленно покачиваясь, голова червя нащупала висок человека и прижалась к нему. Демид вскрикнул. Его пронзило такое ощущение, будто ледяной бурав впился в его мозг. Голова закружилась. Мысленный щит Демида нарушился, в нем образовалась дыра, куда со свистом улетали мысли, ощущения и частицы знаний. Демид дернул головой, покатился по земле, пытаясь сорвать головку червя с виска, но тот держался цепко.

Наконец существо удовлетворилось. Голова его отлепилась от кожи человека и исчезла из поля зрения. Дема приводил в порядок свои мысли, растревоженные и разбросанные незваным чужаком. Значительного урона нанесено не было, но Дема чувствовал слабость, как будто три ночи подряд не спал, готовясь к экзаменам.

«Так... – Демид с трудом преодолевал желание заснуть. – Теперь понятно. Мысли в его маленькой башке – мои собственные. Вот почему они показались мне такими знакомыми. Этот паразит питается умственной энергией. Он будет вычерпывать мое сознание понемножку, пока не превратит меня в полного дебила. Интересно, понимает он, о чем я думаю, или переваривает мысли независимо от их содержания? Ну конечно, человеческого языка он не понимает. Бесполезно ругаться: «Пошел, мол, к чертям собачьим, ублюдок шнуровидный!» Но можно попробовать оттолкнуть его на уровне ощущений. Убедить, что я – ужасно невкусный!»

Через полчаса тюремщик Демида снова оживился и зашарил в поисках новой порции «еды». Дема представил свою черепную коробку и мысленно заполнил ее кипящей фтористой кислотой ядовито-зеленого цвета, горькой, как желчь, разъедающей все на своем пути. Червь ткнулся головкой в висок и испуганно отпрянул. Затем все же присосался – к коже и начал медленно, осторожно проникать в сознание Демида, взламывая скорлупу его поврежденного щита. Ему не нравилась пища, которую представлял теперь разум человека, но все же он не брезговал ею!