Дети Атлантиды

— Идем, — говорит Элайсон и кладет свои длинные пальцы на плечи Ферн, и рядом оказывается Джейвьер Холт, стоящий около гравюры «Потерянный город», и дверь открывается, и перед ней лежит перекресток улиц, и барабаны колотятся у нее во лбу, и она знает, что ей нельзя ступить за порог, но не помнит почему.

Ферн проснулась от путаницы меняющихся цветов и картины более живой, чем это бывает наяву. Она услышала уже ставшие знакомыми ночные звуки: бесконечные вздохи ветра, внезапные вскрики птиц. Она уже стала засыпать, когда снова раздалось сопение.

Несмотря на страх, которым, казалось, был пронизан воздух вокруг, Ферн почувствовала, что разозлилась. Она постаралась разозлиться еще больше, вспомнив для этого совет Рэггинбоуна. Это ее дом, хоть и временный, и никакой незваный гость, собака ли, кошка, или даже какое-нибудь чудовище не имеет права пугать ее здесь. У Ферн не было никакого плана, она не знала, как прогнать это существо, но она решила хотя бы посмотреть на него, чтобы раз и навсегда убедиться, что это всего лишь бродячая собака из плоти и крови, а никакое не бесплотное создание из потустороннего мира. Она села на кровати и взяла фонарик, который теперь хранила у изголовья. Она думала, что закрыла окно, но оно оказалось открытым. Сопенье стало очень громким и раздавалось совсем близко. И вдруг она застыла. Шум шел не с улицы. Шум раздавался за ее дверью.

Ферн тихо сидела, забыв о своей решительности. Рэггинбоун говорил, что оно не может войти. Но Ферн слышала, как скрипели половицы. В голове было пусто, конечности онемели, но сердце стучало так бешено, что его, должно быть, можно было слышать сквозь стены.

Кто-то шевельнул ручкой незапертой двери. ферн затаила дыхание.

Оно двинулось дальше. Ферн слышала звук когтистых лап, стучавших по полу. Постепенно напряжение в воздухе стало спадать, в доме возникла нервная тишина. Ферн тихонько встала с кровати и, не зажигая фонарика, подошла к двери. Руками, вспотевшими от напряжения и страха, она повернула ручку и выглянула в коридор. Ее глаза уже привыкли к темноте, и то, что она увидела, оказалось не черным зверем в светящемся ореоле, а чем-то совсем маленьким. Оно, прокравшись, спряталось в уголке около окна, сжалось и стало почти невидимым. Сердце Ферн подпрыгнуло к горлу — и неожиданно существо исчезло. Коридор был пуст. Она, опираясь о стены, добралась до комнаты Уилла и вошла туда, не постучавшись.

— Кто это? — Уилл не спал.

— Я. Тшшш… — Она осторожно закрыла дверь и зажгла ночник. — Не надо зажигать яркий свет. Подвинь ноги, я сяду на кровать.

— Ты слышала?

— Да.

— Оно было внутри. Как оно пробралось? Разве мы не заперли дверь?

— Это неважно, — сказала Ферн. Они разговаривали шепотом, на столике, освещая их лица, горел ночник. Ферн увидела, что сжимает руку брата, чего он никогда раньше не допустил бы. — Оно не может войти, если его не позвать. Это древний закон.

— Какой еще закон? Откуда ты знаешь?

— Знаю — и все тут.

— Закон может быть изменен, — скептически за метил Уилл.

— Может быть, да. — Ферн вспомнила, что Рэггинбоун и сам не был уверен. — А может быть, и нет.

— Она посмотрела в ту сторону, где была расположена комната Элайсон. Уилл проследил за ее взглядом.

— Ты думаешь, это она?..

— Слишком много совпадений. Это вошло в дом именно сегодня, когда она появилась здесь. Она его пригласила. Она вполне могла это сделать.

— Как же нам быть?

— Мало того, — продолжала Ферн, — в коридоре было что-то еще. Когда я вышла из комнаты, то увидела, как там пробежало нечто маленькое, темное. Оно тут же исчезло, но я уверена, что оно там было.

— Ну, это уж слишком, — сказал Уилл. — Элайсон Редмонд, и Сопелка, и «Морская ведьма», и сундук, и камень, который исчезает, и пропавшие сокровища… А теперь еще и это. Кем бы оно ни было, по-моему, многовато. Может быть, пора все рассказать папе?

По голосу брата Ферн почувствовала, как он старается не показать, что ему страшно. Несмотря на свои собственные страхи, ей было приятно, что она ощущает себя более сильной. Только хватит ли у нее сил?

— Бесполезно, — сказала она. — Во-первых, по телефону всего не расскажешь. Во-вторых, что мы можем рассказать? Что мы слышим, как кто-то сопит под нашими окнами, и что мы не можем найти ключей к сундуку с сокровищами, и думаем, что его девушка — ведьма? Он вполне может решить, что мы сошли с ума или нанюхались наркотиков. И даже если он приедет сюда, он ничего не сможет сделать. Элайсон хитрее его. Мы должны сами с этим справиться.

— Тебе удавалось справиться со всеми папочкиными девушками, — сказал Уилл.

— С этой будет труднее, — сказала Ферн.

Оба замолчали, потом Уилл сказал:

— Пожалуй, будет лучше, если ты останешься здесь до утра. Вдвоем не так страшно.

— О'кей. Тогда подвинься.

Кровать была широкая. Брат и сестра повернулись друг к другу спинами, согрелись и быстро заснули.

Глава третья

Ферн проснулась рано и перебралась в свою комнату. Инстинктивно она почувствовала, что Элайсон не должна догадаться, что вызывает у них подозрения. Хотя было всего лишь семь часов, Ферн оделась, вышла в сад, и ноги сами понесли ее к тропинке на холм, склон которого сверкал от капель росы. Наблюдателя на месте не было, он не появлялся уже так долго, что казалось, встреча с ним была только в воображении Ферн. Она поднялась на самый верх. В долине паслись несколько овец, по земле бежали тени от облаков. Песня одиноко парившей в небе птицы звучала, как музыка неземной дудочки. Ветер, коснувшийся ее щеки, был таким легким и приятным, таким свободным, несущимся прямо из Девственно-чистых высот над полями и лугами, над скалами и реками только для того, чтобы дотронуться до Ферн… Река, проложившая русло в долине, извиваясь бежала к берегу сверкавшего вдали голубого моря.

Неожиданно перед Ферн возникло странное животное. Оно выросло прямо из-под земли. Трава на бугорке поднялась, превратилась в шерсть, и вот живое существо встало на ноги, высунуло из пасти розовый язык и стало рассматривать Ферн блестящими янтарными глазами. Это была собака, то есть это было похоже на собаку. У нее была заостренная лисья морда, тусклая, грязная шерсть серо-коричневого цвета с белыми и черными пятнами. В ней смешались овчарка, лисица и волк. Но Ферн напомнила себе, что волки здесь не водятся со времен Средневековья. Она сразу же поняла, что это самка, хотя не могла бы объяснить, как ей это стало понятно. В немигающих глазах собаки читался скрытый ум.

Ферн нерешительно протянула руку. Зверь понюхал ее и лизнул. Острые клыки были всего лишь в дюйме от ее пальцев, однако, как ни странно, это ее не испугало.

— Это он тебя сюда прислал? — спокойно спросила она. — Ты пришла от Рэггинбоуна? Ты тоже наблюдатель? Ты сторож?

Собака ответила ей напряженным взглядом желтых глаз.

— Существо, которое сопело под окнами, проникло сегодня в дом, — продолжала Ферн, поглаживая грубую шерсть. Шерсть была чуть влажной, как будто собака долгое время была под открытым небом. — Не знаю, что это за создание, оно двигается, как гончая, хотя размером оно больше всех гончих, которых я когда-либо видела. Рэггинбоун сказал, что оно не может войти в дом без приглашения, но оно вошло, и я думаю… Должно быть, его пригласила Элайсон. Она появилась вчера, и в эту же ночь чудовище очутилось у нас в доме.

Собака принимала ласку с легким подрагиванием и величавым достоинством. Ферн чувствовала не то чтобы страх, но какое-то беспокойство. «Это невероятно, — говорила она себе. — Сначала я беседовала с камнем, теперь — с собакой».

— Не уверена, что ты все понимаешь, — произнесла она вслух, — возможно, всему этому есть какое-то естественное объяснение. У меня, наверное, слишком богатое воображение. Только почему это проявилось сейчас? Как-то странно… Я уже выросла и не верю в волшебные сказки, да и маленькая я ничего подобного не придумывала. После смерти мамы, когда я видела, как плачет папа, я все время жила в страхе. Бывало, лягу в кровать и в каждой тени вижу демона. Я думала, что сойду с ума. Ведь ни демонов, ни ведьм, ни драконов, ни эльфов нет. Нет Санта-Клаусов, вампиров в Трансильвании, нет королевств в зазеркалье и неизвестных земель за солнцем. Тень — всего лишь тень. Я заставила себя повзрослеть и перестать верить в детские выдумки. Я думала, что мир взрослых прозаичен, все четко определено, все осязаемо, но это не так. Это не так. Я теперь не знаю, кто я такая. Кто ты? Ты собака? Или ты волк?