Куда они уходят

– Вот!

– Это чего еще такое? – Ильин уцепил один сморщенный лепесток и с недоверием попробовал на зуб.

– Уши! – радостно возвестил великан. – Сушеные! Только мне оставь, с утра не ел… ты что?

– Бэ-э-э!!!

– Господин, что это с ним? – удивился Барбуз, провожая взглядом стремительно ныряющего в заросли орешника Аркадия.

– Наверное, он не любит уши… – невозмутимо отозвался Хайден. – Человеческие?

– Конечно!

– У-у… бэ-э… Хайд, козел!! Прекрати сейчас же-э…

– Мужские или женские? – как ни в чем не бывало продолжал барон, открывший в себе еще одно качество – ехидство, в коем и практиковался, невзирая на проклятия из кустов. – Или и те и другие?

– В основном мужские. – Людоед пошевелил пальцем горстку своих запасов. – Они хрустят лучше и опять же по размеру…

– У-у… бэ-э… заткнитесь, извращенцы поганые-э… – Бедного медика выворачивало наизнанку. – Барбуз, блин… ты сразу сказать не мог?! У-у… прощай, вчерашний ужин…

– Так ты и не спрашивал! – простодушно развел руками людоед. – Сразу – пробовать!

– У-у!! И обед туда же…

– А что, не вкусно? – с невинным любопытством свесился с коня Хайден.

Аркаша, уже не то что зеленый, а экзотического оттенка самой бледной поганки, придушенно проклекотал:

– Аристократ… вшивый! Если б не желудок, я бы тебе… я бы… гос-споди, ну мне же уже нечем!

– Барбуз еще не все доел, – «успокоил» несчастного бесчувственный барон, – так что…

– А вы хотите? – от всей души предложил щедрый людоед, сунув Хайдену прямо под нос открытую ладонь со своими «деликатесами». – Нате вот которое побольше! А… Господин, куда вы?

Из зарослей орешника, вперемежку с характерными звуками, донеслось:

– Аркадий… Я был неправ!

– Дык… у-у…

– П-простите… меня!

– Лады, за… замяли… только этого умника предупреди…

– Сейчас, закончу… у-у… возьму меч… ох, святой Ал-ланий! И предупрежу так…

– Не надо! – Великан, искренне не понимая, за что ему такие угрозы, попятился. – Я больше не буду! Я клянусь! А уши я уже вот… доел… недосоленные. Не любит меня Пецилла, когда любят – пересаливают, а эти такие пресные, что…

– У-у-у!! Хайден! Он издевается над нами, да?!

– Не знаю… Но это ненадолго… у-у… это пока я на ноги не встал…

– Простите! – пролепетал незадачливый каннибал, тихонько отползая подальше от орешника. Забытый всеми конь плотоядно осклабился…

– Чего он так визжит? – Шатающийся вирусолог, поддерживая за локоть тоже не очень твердо стоящего на ногах после вынужденной чистки организма барона, раздвинул густые ветки. – A-a, понятно… Хайд, не парься и меч убери… за нас уже отомстили!

На дереве, едва слышно поскуливая, сидел несчастный Барбуз, покусанный и побитый. А внизу, с победным видом держа в зубах клок шкуры от набедренной людоедской повязки, гарцевал конь. Его породистая морда излучала глубочайшее моральное удовлетворение…

Стемнело окончательно. Шли молча, изредка роняя пару слов только ради того, чтобы удостовериться, все ли здесь, не отстал ли кто. Барбуз, несмотря на кромешную темень, курс держал четко и темп не снижал – чему здорово способствовало наличие в арьергарде людоеда мстительно фыркающего коня. Что уж благородному скакуну сделал великан – так и осталось загадкой (скорее всего, просто хотел спокойно забить на шашлык, только кому же, извините, такое понравится?), но злобного непарнокопытного Барбуз теперь боялся даже больше собственной авторитарной супруги…

– Может, передохнем? – Еле волочащий ноги Аркадий умоляюще воззрился на сгусток темноты впереди – там, по идее, должен был находиться их провожатый.

– Скоро уже! – отозвался голос Барбуза. – Деревьев меньше стало. Лес кончается. Сейчас выйдем к брошенному поместью, там и заночуем. Во-он лужайку уже видно!

– Мне вот лично ни черта не видно… А почему это поместье брошенное?

– Потому что там никто не живет. Уже много лет. Еще с тех пор, как старые хозяева ушли…

– Куда? – подал голос Хайден. В отличие от вирусолога, ему сверху уже были видны просветы между деревьев.

– А кто их знает, – ответил людоед. – Я не спрашивал… Слышал только, что вернулись они как-то с охоты, как обычно, к закату. Пировать сели, как положено… А утром в поместье скупщики приехали – за мясом и шкурами, а там – никого! Ушли, видать. Еще потом наследники заезжали, добро делить – князья-то были зажиточные, – да только ничего брать не стали и дня не прошло, как ворота заколотили, да и убрались восвояси не оглядываясь… Вот! Пришли!

– Дождь… – ни к кому не обращаясь, сказал Хайден.

Они стояли на небольшой лужайке у самой кромки черного леса. Сверху упругими потоками хлестал дождь. Без защиты густых древесных крон стало неуютно.

– Милая картинка, – протянул Аркаша. – Это, что ли, ваше поместье? Гм. Я б отсюда тоже ушел…

Возвышающаяся на пригорке старая усадьба в свете бледной луны являла собой зрелище крайне неприятное. Мокрые склизкие доски когда-то крепкого и высокого забора кое-где темнели провалами, как щербатый рот дряхлого бродяги. А за забором угрюмой горой чернело здание заброшенного дома – покосившаяся крыша, накрест заколоченные окна, развалившийся дымоход…

– Хайден, предлагаю залечь в лесу, – охрипшим от непонятной тревоги голосом сказал медик. – Мне эта хибара определенно не нравится!

– Мне тоже, – честно признал барон. – Но в лесу холодно и мокро… – Он посмотрел на небо. – До рассвета всего несколько часов, как-нибудь перетерпим. Барбуз! Здесь где-нибудь можно достать сухих веток? Вряд ли внутри теплее, чем снаружи…

– Сейчас! – Под контролем бдительного коня шустрый каннибал метнулся обратно в лес и скоро приволок на загривке хорошую охапку хвороста. – Вот сухостой! Если что, я потом еще сбегаю. Пойдемте в дом?

Аркаша и Хайден переглянулись. Идти не хотелось обоим. Но… не признаваться же?!

– Подумаешь, – решившись, самонадеянно передернул плечами Ильин. – Ну поместье! Ну пустое!

– Раз пустое, так отдохнем спокойно, – подхватил барон. – А утром – дальше… Пошли, Барбуз!

Каннибал потрусил к дому, шлепая босыми пятками по мокрой траве. Остальные двинулись следом.

– И что там такого страшного? – сам себя успокаивая, бормотал Аркаша. – Что я, развалюх не видел, что ли? И вообще, нас же трое! Плюс лошадь, а от нее даже людоеды шарахаются… Пересидим! И без проблем!

Скажем прямо – насчет последнего он несколько просчитался. А если уж совсем по правде – просчитался на все сто…

Старая колдунья отошла от котла и, согнав с кресла дремлющую кошку, начала взбивать разбросанные по сиденью замызганные подушки. Когда-то они переливались шелком и радовали глаз искусной вышивкой, но со временем шелк вытерся, а узоры потускнели, как и сам дворец, как его хозяйка…

– Где-то тут оно было, – себе под нос бормотала старуха, – точно помню… Кошка!

– А?!

– Хватить дрыхнуть! Тебе что было велено – за котлом следить? Вот и следи! Не герой, а сплошная головная боль… Зеркало не видала?

– Вы ж последнее сем-мдесят лет назад об стенку кокнуть соизволили! – недовольно буркнула советница, лениво вспрыгивая на эбонитовый столик.

– Да я не про эти зеркала, шельма! Мое волшебное зеркало!

– Мурр… в вашей спальне видела, кажется…

Кошка подперла голову лапкой и, зевая, уставилась на воду в котле. Из-за потери последнего реактива котел был переведен старухой в режим «прямой трансляции».

– Ах да… – вспомнила колдунья. – Пойду-ка с племянницей пообщаюсь. Дура набитая, вся в кузину покойную, но до власти и денег жадная… А ты – чтоб ни шагу от котла! Прозеваешь что – на горжетку пушу!

Шаркая туфлями, старуха прошла по темному коридору, свернула три раза направо, четыре – налево и толкнула дверь в спальню. За пять сотен лет она изучила свой дворец вдоль и поперек, и свет ей был уже не нужен…

– Так-так… – Колдунья порылась среди хлама на подоконнике, сунула нос в сундук, заглянула под кровать – и выудила оттуда овальное зеркало размером в две ладони. – Вот оно! Ишь куда я его… Гхм! Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду… тьфу! Не то… А! Границы сотри, сквозь стены смотри и ту, что велю, покажи, не соври! Яви-ка мне дворец диктатора Тайгета, покои королевы Гатты…