Последняя война

"Степь? — рассуждал вейгил, шагая по галерее, опоясывавшей второй этаж дома. — Что нам может грозить из Степи? Мергейты заняты восстановлением своих домов, ближние к нам становища весной должны были перекочевать ближе к горам… Не удивлюсь, если за пять дней конного пути к полуночи всадник-саккаремец не встретит ни одного мергейта. Наверное, Фейран действительно заболела или… Или, как говорил аррант, с возрастом теряет свой дар…"

…Этим утром в дом Халаиба первым примчался сотник городской стражи, разбудил привратников и, вздрагивая, будто от зимнего холода, потребовал встречи с управителем области Шехдад.

Фейран не спала. Только сейчас дочь вейгила ясно увидела, что произойдет. Она знала: отвратить столь четко явившееся и столь недалекое будущее невозможно. И потому Фейран очень боялась наступающего дня. Потому что знала многие не увидят следующий рассвет.

— Невероятно… — бормотал Халаиб. Он стоял у бойницы надвратной башни Шехдада, взирая на постепенно разворачивающуюся возле стен города жутковатую картину.

Благородный вейгил, услышав от подчиненного ему сотника странную новость, вначале не поверил. Мергейты? Многие сотни, если не тысячи? Откуда?

Халаиб, разбуженный внезапным визитом, обругал пожилого седоусого вояку и отправил его обратно к городским укреплениям. Пускай наблюдает. Господин управитель не спеша оделся, приказал слугам принести разбавленного водой красного мельсинского вина и лепешек, политых горячим маслом, покушал и лишь затем спустился в обширный двор дома. Он подошел к конюшне, желая проведать любимого скакуна — вороного жеребчика, купленного в Эль-Дади за пять сотен золотых монет и два алмаза. Да будет благословен незримый Атта-Хадж, ибо спустя две луны на город налетели мергейты и увели всех лошадей, если не считать прочих похищенных сокровищ, коими славно саккаремское побережье…

Коневоды Эль-Дади лет сто назад вывели особую породу, скрестив выносливых степных лошадок и высоких, длинноногих саккаремских коней, благодаря которым и слыла непобедимой армия шада. Потомки двух столь противоположных родов унаследовали от предков с равнин Степи и зеленых холмов Саккарема все лучшее могли идти почти без отдыха от рассвета до заката, не требовали золотого овса, вполне удовлетворяясь степными травами и колючками пустыни. Вместе с тем эль-дадские скакуны сохранили стать и благородство, присущие мельсинским жеребцам. Разве можно найти лошадь, более всего подходящую для владыки обширной области, вынужденного по делам государства проводить много дней в седле?

Вейгил толкнул дверь, ведущую в конюшню. Наверняка Туркан — главный конюх — еще спит, хотя солнце уже поднялось достаточно высоко. Давно пора выгнать из дому этого бездельника! Разве служит ему оправданием родство с третьей женой, которая вдобавок была бесплодной и со вздорным характером?

— Туркан! — рявкнул Халаиб. По-утреннему прохладные желтовато-оранжевые солнечные лучи пробивались сквозь щели в крыше, пронзая пыльный воздух конюшни. Пахло свежим сеном и навозом.

— Господин? — Конюх не спал. Он, вынырнув из-за яслей, подбежал к хозяину. — Хорошо ли спал, господин?

— Плохо проснулся, — скривился Халаиб. — Оседлай Уголька. Мне нужно сейчас же уехать.

— Но… — Туркан побледнел и поклонился. — Нет Уголька…

— Что? — Невыспавшегося Халаиба едва не хватил удар. Воображение мигом нарисовало жуткую картину: столь драгоценный для него конь нашел в привезенном с полей сене мышиное гнездо, съел его и, разумеется, пал. Не жалко денег, жаль друга, каким за последний год стал этот конь… — Ты что несешь, мерзавец?

Господин… — Кожа Туркана из бледной постепенно превращалась в зеленоватую. Разъяренный вейгил вполне мог приказать своим воинам выдать незадачливому конюху плетей за небрежение. — Совсем недавно приходила твоя дочь… Она и взяла Уголька.

— Фейран? — поднял брови Халаиб. Разумеется, только старшая и любимая дочь могла позаимствовать отцовского коня. — И куда же она уехала?

— Сказала, что на стену, — скороговоркой ответил Туркан и уточнил: — На городскую стену. По-моему, молодая госпожа была очень расстроена…

"Великое небо! — обомлел благородный вейгил. — Что произошло? Сотник не мог ничего сказать Фейран, евнухи не пустили бы чужого мужчину на девичью половину дома… Или она встретила посланца во дворе? А может быть, моя прорицательница сама обо всем догадалась? Ну хорошо…"

— Седлай любого! — непререкаемым тоном приказал Халаиб Туркану и тотчас обернулся. Дверь конюшни отворилась, светлый проем загородила чья-то тень. Обвыкнувшиеся с полутьмой конюшни глаза вейгила не сразу смогли узнать безусое лицо молодого десятника личной охраны управителя области Берикея. Ему-то что понадобилось в такую рань?

— Что? — коротко спросил вейгил. — Что еще?

Берикей слегка поклонился, поприветствовав владыку Шехдада, шагнул вперед и, держа ладонь на рукояти сабли, отчеканил:

— Купцы, о славнейший. Пришли к воротам дома. Хотят тебя видеть.

"Начинается день… — мельком подумал Хала-иб. — Сначала какие-то мергейты рядом со стенами, потом дочь увела лучшего коня, теперь явились эти грязные торговцы…"

— Зачем?

— Стража не открывает городские ворота, — ответил Берикей. И, слегка запнувшись, добавил: — Господин, разве тебе не сказали? Под городом войско. Огромное войско…

— Поедешь со мной, — не раздумывая, приказал вейгил. — Купцов гнать взашей, не до них. Берикей, прикажи своим воинам немедленно разыскать… Впрочем, командир войска уже наверняка на стенах. Отыщите и приведите к надврат-ной башне верховного мардиба из храма, главу купеческого совета Самарди и Джендек-эмайра. Быстро!

— Слушаю и исполняю, — с достоинством ответил Берикей и стремительным шагом покинул конюшню.

Пока Туркан с двумя помощниками споро седлал каурого жеребца по прозвищу Желтоглазый, вейгил ходил по конюшне от стены к стене и по въевшейся с детства дурной привычке бормотал себе под нос:

— Войско? Конное войско мергейтов? Не может быть… А у меня пять десятков ни на что не способных болванов, едва умеющих держать в руках саблю… Стена на закате не укреплена… Ворота опять же… Нет, ерунда! Хаган Степи не осмелится воевать с Саккаремом!

Вскоре со двора дома управителя выехали пятеро всадников. Возглавлял маленькую процессию сам Халаиб, рядом шел конь десятника Берикея, зачем-то облачившегося в пластинчатый доспех и высокий островерхий шлем, а позади гарцевали три телохранителя вейгила.

…Шехдад — маленький город, и потому миновать несколько улиц, базарную площадь, а за ней зеленоватый пруд у стены было делом недолгим. И вот Халаиб бросает поводья какому-то воину, замечает стоящего у коновязи Уголька и шагает ко входу в башню над воротами городка. Со стороны Степи доносится смутный гул, будто звук камнепада.

— Невероятно! — теперь уже более громко повторил Халаиб. Он долго стоял возле бойницы, оглядывая равнину, на которой был выстроен Шехдад. За его спиной перешептывались люди, которых он приказал собрать, — высокий и худощавый Самарди, наиболее уважаемый в городе купец и глава торговой управы, "хранитель веры", многоученый мардиб Поднебесного Биринджик и доблестный воин Джендек-эмайр.

Фейран сидела на каменной ступеньке, ведущей к бойнице, и смотрела в беловато-синее небо пустыми глазами безумной. Молодой воин Берикей переминался с ноги на ногу рядом с дочерью вейгила и бросал на нее столь необычные для бесстрашного саккаремского богатыря смущенные взгляды. Десятник давненько заглядывался на Фейран, однако светлоглазая госпожа уделяла куда больше внимания голосам звезд, нежели участливости красивых мужчин.

Огибая город, на полдень двигалась неисчислимая конница степняков. Нет, это было не просто большое кочевье. Нигде не замечалось кибиток на цельных деревянных колесах, нет овечьих стад или табунов лошадей… Только многие сотни бунчуков из окрашенных конских хвостов или грив и узкие змееподобные вымпелы над маленькими отрядами. Справа, примерно в десяти полетах стрелы от Шехдада, в небо поднимался столб черно-коричневого дыма — горела деревня. Немного погодя дымные облака появились и к полудню от города, там, где начиналась дорога на Мельсину.