Время волков

По двору бегали ополоумевшие люди с ведрами. Все кричали, сбивали друг друга с ног. Пламя перекинулось на другие строения. Никто не обращал на нас внимания. Перепуганные собаки метались по двору, жалобно воя, на нас они никак не отреагировали. Я отошел подальше от пожара, положил Волчонка на землю и, развернув обуглившуюся тряпку, с радостью обнаружил, что на его теле нет ожогов. Он был весь черный от сажи и еле дышал. Только тогда я вспомнил о собственной боли, испытанной мною в горящем доме, осмотрел свои руки и ноги — ожогов не было. Я сел рядом с Волчонком, пытаясь сосредоточиться и прийти в себя. То, что произошло со мной, было по меньшей мере чудом. Мой умерший вождь спас меня из горящего дома. Я прошел за ним сквозь огонь и остался жив.

Пламя перекинулось с дома на пристройки. Сараи, где жили ученики мага, уже пылали. Их даже не пытались тушить, все усилия были направлены на дом. Огромный дом сопротивлялся, горели пока лишь его гостевое крыло и центральная часть.

Видя, как огонь пожирает деревянные строения, я испытывал почти кощунственное удовольствие. Пламя, пламя, все сгорит в этом пламени, ничего не останется. Пусть сгорит в нем мое прошлое, моя память, все, все!

Среди пылающих строений мне вновь померещился силуэт Бренна, его хохот оглушил меня, и тогда я догадался, что смеется он надо мной, над моими мыслями, над моим желанием сжечь в этом пожаре собственное прошлое. В огне можно сжечь все, все, кроме огня.

Теперь я понял, почему Гвидион не позволил сжечь тело Бренна на погребальном костре. Пламя не горит в огне. Бренн — Огонь! И тогда под каркающий смех и гудение пламени вновь зазвучал голос Жреца, голос-колокол:

«Фомор! Огонь!» Я вспомнил вторую фразу из произнесенного Жрецом заклинания. Охваченный волнением, я чувствовал, что сейчас вспомню что-то еще, что-то очень важное, но в это время меня начал дергать за руку Волчонок и отвлек от моих воспоминаний.

— Залмоксис, — стонал мальчик, — о, Залмоксис, ты вынес меня из огня.

Я взглянул на ребенка и увидел, как его чумазая детская физиономия расплывается в глупом выражении благоговения. Тогда я поднялся на ноги и, проверив, хорошо ли держится Меч, схватил детеныша за шиворот и поволок за собой.

Ворота были распахнуты, множество людей сновали по двору с ведрами, кувшинами и прочими нехитрыми приспособлениями, которыми обычно пытаются бороться с огнем.

— Самое время покинуть этот гостеприимный дом, — сказал я. — Хайре, Аристокл!

Преобразившись в волков, мы бросились прочь из горящей усадьбы. Почти два дня мы мчались без остановки, преодолев огромное расстояние, пока не выбежали к небольшому селению. Усталые и измученные, мы улеглись спать на опушке леса, а утром проснулись голодные.

— Мы должны перевоплотиться в людей, — сообщил я Волчонку.

— Это еще зачем?

— Охота может занять много времени, нам проще поесть какую-нибудь человеческую пищу в селении. Мы там разузнаем получше, что это за места, поедим, а потом решим, что делать дальше.

— Как это, что делать?! — завопил Волчонок. — Нам нужно спешить на помощь дакам! Я думал, раз мы бежали, значит, ты согласен нам помочь.

— Слушай, у меня есть свои дела, можешь ты это понять? Кроме проблем твоего племени, на свете имеются еще и другие вещи.

— Но тогда мое племя погибнет! — заплакал мальчик.

— Знаешь, мое племя тоже погибло, — безжалостно проговорил я.

— Не говори «тоже»! — завопил Волчонок и затопал ногами. — Мои родичи еще живы!

Внезапно он замолчал, вытер сопли и слезы, очень серьезно посмотрел на меня. Мне трудно было вынести его детский, полный мольбы, взгляд. Волчонок всхлипнул, и я подумал: он еще такой маленький, себя я даже не помню в его возрасте. А этот малыш уже борется за существование всего племени, он такой серьезный и ответственный для своих лет. Может быть, это потому, что он сын вождя. Хотя сын вождя того племени, в котором я вырос, мой друг Шеу даже в более старшем возрасте, чем Волчонок, был отпетым хулиганом и гулякой. Он, как, впрочем, и я, бросил свое племя ради женщины. Наши сородичи погибли в бою с врагом, пока мы наслаждались обществом своих возлюбленных.

Тяжелым камнем лежала у меня на душе вина. Я ушел из стаи, погнавшись за глупой мечтой. И вместо того чтобы отомстить убийцам моего племени, я стал служить им. Я оправдываю себя тем, что моя воля, мой Гвир, принадлежала тогда Моране, жене одного моего врага и сестре другого. Она никогда не позволила бы убить их, а пойти против Гвира было невозможно. А когда я стал свободен от клятвы, я уже был слишком привязан к своим бывшим врагам и простил их, но не себя. Правы те, кто утверждает, что волки не знают преданности. Конечно, нет. Волки могут только любить или ненавидеть, волки слишком эмоциональны для промежуточных чувств.

Это воспоминание и навело меня на мысль: я помогу племени Волчонка выжить и этим искуплю свою вину перед собственной погибшей стаей. Я заглянул в небесные глаза заплаканного детеныша и сказал:

— Что ж, будь по-твоему. Я сделаю для твоих сородичей, что смогу.

Мордашка Волчонка тут же повеселела, он завизжал и повис у меня на шее.

— Я знал, я сразу понял, что ты настоящий бог, Залмоксис! Ты самый лучший, самый лучший!

Я отцепил от себя ребенка и, взяв его за подбородок, сказал ему, стараясь придать своему голосу строгость:

— Запомни, глупыш, я не бог. Я — оборотень, как ты и твои сородичи.

Волчонок запрокинул голову и залился детским, беззаботным смехом, Я уселся перед ним, дернул его за руку. Он плюхнулся напротив и уставился на меня задорными глазками.

— Рассказывай, где искать твое племя.

— Я не знаю дорогу, но чую ее. Нужно долго идти туда, — Волчонок махнул рукой на северо-восток. — Идти нужно, а не разговаривать, — серьезно добавил он.

— Нет уж, сначала расскажи мне, что там за места.

— Севернее, где кончается эта страна, начинается Бескрайний Лес. Он очень древний. Он простирается далеко на север и на восток, и никто не знает, где он заканчивается, такой он огромный. В этом лесу протекает Великая Река. Вдоль реки много человеческих селений. За рекой — Волчий Дол и гора, ну, не очень большая, зато названная в твою честь — гора Залмоксиса. Там и живет мое племя.

Итак, место, где родился Волчонок, звалось Волчьим Долом, впрочем, как же ему еще зваться? Волчья Застава — так звались горы на Медовом Острове, где я вырос. Волчья Долина, Волчьи Пещеры, Волчья Тропа — каких только названий не приходилось мне встречать. Что уж взять с волков, если даже каждого второго своего ребенка они называют Волком. Природа дала нам многое, но, видно, обделила воображением.

Что ж, если я не смог участвовать в битве за Волчью Заставу, где погибло, сражаясь, мое племя, может быть, мне удастся отвоевать Волчий Дол и этим хоть частично искупить свою вину.

— А Звероловы живут дальше по реке, — сказал Волчонок.

— Звероловами вы зовете охотников? По лицу Волчонка пробежала тень, он горестно вздохнул и сказал:

— Как же, охотники! Стали бы мы тебя тревожить из-за охотников. Звероловы даже не люди! То есть они были людьми. Они — колдуны, оборотни. У них нет запаха, их нельзя почуять заранее, они подбираются незамеченными. У них железное оружие, и они истребляют нас. Нет, не так, как люди-охотники. Их не интересуют простые волки, только волколаки.

— Колдуны-оборотни? — Я покачал головой, такого мне еще не приходилось слышать.

— Да, это настоящие убийцы, наш жрец говорит, они такие сильные, потому что пользуются железным оружием.

— Ты сказал «наш жрец»? Разве у волков бывают жрецы? Волчонок смутился:

— А как же иначе? Кто же будет доносить до нас волю Залмоксиса, если не его жрец?

Действительно, странное это племя. Обычно волчьи племена обходятся без жрецов или шаманов, поскольку, не поклоняясь никому и не проводя никаких обрядов, не нуждаются и в служителях. Но, видимо, даки уподобились людям не только тем, что изобрели себе бога, объект для поклонения, но и завели, как и другие племена, собственного жреца для проведения ритуалов.