Конан и Крипта Хроноса (СИ)

   Он понизил голос и сказал, обращаясь к обоим:

   -Кажется у меня созрел план...

   Еще задолго до полуночи таверна Карима стала наполняться народом. Все, кто был здесь накануне вечером, знали, что шайка Ацака провернула какое-то крупное дело и теперь они сорят деньгами направо и налево. Да не просто деньгами, а полновесными золотыми денариями. Слух об этом быстро распространился в преступной и полупреступной среде, поэтому к полуночи, в таверне не где было и яблоку упасть. Рассчитывая на дармовую выпивку, сюда явились все карманники, кто, хотя бы шапочно был знаком с Ацаком и его дружками, а также слетелись "ночные бабочки", чуть ли не со всего Пурушапура, привлеченные запахом золота.

   Действительно, веселье в таверне шло полным ходом. Помощницы Карима, в юбочках, едва прикрывающих их обнаженные бёдра, носились по залу с подносами, уставленными всяческими яствами и напитками, в изобилии заказанными посетителями, так как прошел слух, что сегодня Ацак платит за всех. Сам виновник торжества. и трое его приятелей сидели на своих обычных местах за столом, уставленным горой закусок и кувшинами с вином, которым щедро угощали всех, кто к ним подходил с приветственными словами. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что сами они пьют мало, лишь слегка изредка пригубливая свои чаши с вином, а все их внимание приковано к столу для особо важных персон, в противоположном углу зала, за которым в одиночестве сидел человек в белом бурнусе и таком же тюрбане. По виду это был какой-то богатый купец, судя по его внешности и синему взгляду глаз, из далеких краев, лежащих к западу от моря Вилайет. Хозяин таверны Карим носился вокруг него, лично обслуживая дорогого гостя и кланяясь ему столько, сколько он не кланялся за всю свою жизнь. И как тут не будешь кланяться, когда уже изрядно выпивший богатый клиент, на глазах у всех расстегнул свой пояс и, достав оттуда горсть золотых монет, передал их Кариму, указав рукой на самую молоденькую и смазливую из проституток, находившихся в зале. Карим, едва ли не вприпрыжку подбежал к ней и спустя минуту, она, гордая и даже несколько смущенная оказанной ей честью, переместилась за стол к купцу.

   Наблюдая за кутилой-купцом, Ацак и его дружки все чаще обменивались между собой короткими репликами, лишь изредка пригубливая свои чаши с вином. Купец же, опрокидывал одну чашу с рубиновой жидкостью за другой, попутно не пренебрегая и ощупыванием прелестей своей подружки, короткая юбка которой задралась чуть ли не до пояса. "Ночная бабочка" громко хихикала, словно от щекотки и как бы невзначай раздвигала пошире ноги, чтобы купцу было удобнее ласкать ее ляжки и бедра..

   Наконец, он, уже достаточно пьяный и возбужденный, подозвал к себе Карима и громко сказал, что желает подняться в свою комнату, куда следует подать кувшин вина, фрукты и закуски.

   Услышав эти слова, Ацак что-то коротко шепнул своим приятелям и те с интервалом в несколько минут, чтобы не привлекать к себе внимания, стали выходить из таверны. Сам главарь шайки оставался за столом, продолжая наблюдать за купцом.

   Но вот купец, негромко сказав что-то своей одноразовой подружке, поднялся из-за стола и нетвердой , пошатывающейся походкой направился к входной двери. Едва только он переступил порог, выходя в тамбур, как Ацак тоже поднялся из-за стола и направился вслед за ним. Открыв дверь на улицу, он не успел даже оглядеться по сторонам, как получил могучим кулаком такой сокрушительный удар в челюсть , что не устоял на ногах, упал и грохнулся головой о землю, потеряв на некоторое время сознание. Когда же он очнулся, то увидел, что лежит позади таверны рядом со своими дружками, связанными, как и он сам, кожаными ремнями и с кляпами во рту.

   -Ну, что, мразь, очухался?- раздался грубый мужской голос и над ним склонилась какая-то гигантская фигура, в которой он не без удивления признал человека, на чьи деньги они с приятелями пировали уже второй день

   -Говори быстро, где мой пояс с деньгами, а не то, клянусь Кромом, я не стану с тобой церемониться!

   Ацак промычал что-то нечленораздельное.

   -Только не вздумай кричать, -сказал Конан, освобождая его от кляпа,-иначе я вобью твои зубы тебе в глотку.

   -Хорошо, хорошо,- пробормотал Ацак, - я все верну, только там уже немного и осталось.

   -Знать ничего не знаю и знать не хочу,- в твердом голосе киммерийца прозвучала угроза. - Вернешь все до последнего денария, что было в поясе.

   -Плюс компенсацию за моральный вред,- послышался голос кутилы-купца, который, как оказалось, был совершенно трезв и стоял рядом с киммерийцем.

   -Хорошо,-ответил Ацак, не особенно понявший насчет компенсации морального вреда, но догадавшийся по смыслу, что это означает расстаться со всеми деньгами, которые у него есть,- развяжите Азама, Азиза или Юлдуза, кого не важно, он сбегает и принесет пояс и деньги.

   -Не принимай нас за слабоумных! Пойдешь с нами и лично все отдашь,-непререкаемым тоном произнес киммериец.

   -Баярд!- негромко позвал кого-то кутила -купец.

   Из-за угла таверны, важно переступая тонкими изящными ногами, вышел черный, как смола, конь, в седло которого Конан и Рашид посадили связанного Ацака.

   -Прихвати его захватами, чтобы не упал,-велел коню Рашид.

   С обеих сторон седла выдвинулись тонкие на вид металлические прутья, которые плотно охватили ноги Ацака.

   -А теперь показывай дорогу!- распорядился киммериец.

   Утренняя заря еще только робко окрасила узкую полоску неба на востоке, когда они возвратились назад. Довольный Конан то и дело поглаживал свой кожаный пояс, в котором помимо денариев, было немало и других золотых и серебряных монет, а угрюмый Ацак уныло брел рядом с конем, на котором восседал теперь его хозяин. Завернув за угол таверны, где продолжали лежать Азам, Азиз и Юлдуз, киммериец непререкаемым тоном сказал.

   -Вы все четверо сегодня же еще до полудня. покинете Пурушапур и в течение ближайших десяти лет появляться здесь не должны. Если я случайно обнаружу кого-то из вас в городе, то клянусь Кромом, лишу всех четверых вашего мужского достоинства.

   Они с Рашидом повернулись и ушли в таверну, а Ацак, проклиная день, когда он повстречал на свою беду киммерийца, стал развязывать своих приятелей.