Два дурака на чемодан алмазов (СИ)

— Ну нифигассе перец! — поразился Григорий. — Да, если такой помрёт, — это будет очень большой потерей.

— Но если выживет его можно будет удержать от другой ошибки — от которой он реально в двадцать шестом году ласты склеил.

— Чё, расстреляли?

— Нет. Я же говорил, что он был учёным. И сделал институт переливания крови. Изучали что и как делать. Но один раз он поставил эксперимент на себе. Не знали тогда, что кровь делится не только по группам, но и по резусу. Короче… капец мужику настал безвременный.

— Ну… Если он такой безбашенный был… Не удивительно, что его и сейчас во славу науки понесло прививать на себя чуму и выступать в роли подопытной крыски.

— Я им на Котлин уже отправил схемы лечения и всю наличную партию стрептомицина…

— …«Антипа»! — тут же «поправил» его братец.

— Не важно! — отмахнулся Василий. — Остаётся только надеяться… А там на Котлине сейчас уж поверь — Содом и Гоморра. Начальство рвёт и мечет. Не знает кого гвоздями к воротам прибить… В виду того, что главный виновник валяется в жару вместе с остальными… камикадзе!

Это как в «законе подлости»: если всё хорошо, то на серьёзные предупреждения о надвигающейся беде никто не реагирует. Или когда предлагается что-то что, что может спасти — тоже в игнор пока беда не грянет. Когда часто уже поздно.

С лекарствами «от Эсторских» сработали все эти механизмы, плюс то, что благодаря шумной деятельности, эпатажному поведению, большинство учёных их не воспринимали всерьёз. Даже полёт самолёта восприняли как «повезло дуракам».

А уж когда они начали деятельность в области вообще неожиданной, которая совершенно не укладывалась в ранее формирующийся образ эдаких богатых повес, развлекающихся распространением басен, то тут их вообще списали в шарлатаны. Именно так, как шарлатанов, восприняла их «официальная медицина» когда они предложили миру роганивар. А появление стрептомицина, под названием «антип» вообще породило кучу анекдотов.

Впрочем, свою нехорошую роль сыграла и обычная инерционность мышления. Даже здоровый скептицизм с осторожностью. А напор со стороны братьев, на учёное сословие был, по тем временам, просто бешеный.

Это братья привыкли жить в стремительном темпе двадцать первого века. Где от сообщения о новшестве до проверки его, часто проходили считанные сутки. И это было нормой, при современных-то, лабораториях.

Но в конце девятнадцатого века жили не спеша. И от появления сообщения о новшестве, до реального подтверждения что новшество не пшик, не ошибка и не очередное мошенничество шарлатана, часто проходили годы. Потому и получалось, что Василий, весь из себя такой довольный результатом, начинал кампанию по внедрению, а встречал глухую стену непонимания, недоверия и скепсиса. По тем временам, стоит повторить, вполне нормальную. А если учесть вал откровенного шарлатанства, то и вполне оправданные скепсис с недоверием.

Но, так как братья торопились, это приводило лишь к ещё большему скепсису с недоверием и сопротивлению. У них постепенно создавалось твёрдое ощущение, что они бьются в глухую стену.

Фармаколог Кравков, когда узнал, что братья делают лаборатории по испытанию лекарственных средств, также поначалу отнёсся к этому как к блажи сверхбогатых меценатов. И был готов работать, отблагодарив братьев за создание лабораторий. По своим методикам (кстати говоря очень продвинутым на тот день) и со своими лекарствами.

Но когда он увидел реальную работу, и те самые лекарства, которые его же коллеги уже успели обсмеять, его изумлению не было предела. И это изумление только множилось.

Это с его подачи, роганивар, ранее игнорировавшийся коллегами и практикующими врачами, наконец-то получил тот толчок в жизнь, который был необходим. Пошли публикации с таблицами и выкладками врача частной больницы при заводе братьев. Те самые, где в сухой цифири показывалась эффективность медикамента. Где показывалось разительное отличие протекания болезней без применения роганивара и с его применением.

А уж когда появился «антип»…

Вообще, идея испытания препарата на чуме его действительно сильно испугала. У него был ещё серьёзный осадок на душе от «экстравагантного» поведения братьев. Он реально боялся, что по дилетантизму или шапкозакидательству братья наделают фатальных ошибок и страшная болезнь вырвется на свободу. Даже при том, что возможно, то лекарство будет эффективным.

Но опять-таки… Сильный скепсис: а вдруг с роганиваром им повезло, а этот новый — пустышка? Тогда эксперимент с чумой вполне может вылиться в настоящую катастрофу.

Следовало быть очень осторожным. И ситуация на его взгляд, с его стороны, со стороны уже опытного фармаколога, выглядела совершенно иначе, нежели со стороны братьев.

Братья хорошо знали, что стрептомицин, названный здесь «антипом» действительно лечит. И туберкулёз и чуму. Но этого местные учёные не знали. И это им надо было доказать.

Доказать даже такому энтузиасту и профессионалу как Кравков.

Николаю Павловичу тоже хотелось, чтобы те дифирамбы, что «напел» про новое средство Василий, оказались реальностью. Но для того, чтобы медикамент пошёл, надо было соблюсти кучу формальностей. И таких, которые совершенно необходимы. Не «для бумажки». Для дела.

Поэтому, настроившись на длительную и кропотливую работу, он начал подтягивать своих коллег. Он знал кому и что надо сказать. В военно-медицинской академии же работает! Поэтому пошёл сразу к начальнику — Пашутину Виктору Васильевичу.

Сей славный начальник, был также весьма серьёзным учёным сделавшим немало открытий и изобретений. В частности, именно он спроектировал, предложил тот самый противочумный костюм, что применялся в «Чумном форте» на острове Котлин. Фактически Пашутин был основателем такой науки как патофизиология. Так что человек он был более чем серьёзный и знающий. В отличие от разных прочих бюрократов-сановников, что сидели по кабинетам выше него.

— Виктор Васильевич! Я Вас очень хорошо понимаю, что доверия к братьям Эсторским по причине их литературных изысканий и дикого поведения, мало! — убеждал его Кравков. — Но ведь роганивар наши медики уже оценили как исключительный. Далее, смею отметить, успехи в применении аминазина в клиниках Санкт-Петербурга. Он реально лечит психические заболевания. Насколько серьёзно лечит, правда… Это ещё рано говорить. Надо подождать когда и в нашей академии его испытают в отделении психических… Но речь идёт о средстве, которое… Я не побоюсь это сказать, действует на грамотрицательную микрофлору! Ведь сколько мы уже теряли пациентов: сделали успешную полостную операцию, всё, казалось бы хорошо, но перитонит и… смерть! И часто как раз про причине инфицирования грамотрицательной микрофлорой!

Начальник, мерно вышагивающий по своему кабинету остановился и пристально посмотрел на Кравкова. Нахмурился. Покрутил ус и пригладил свою обширную лысину.

— Я понимаю, что вы пришли ко мне за разрешением на клинические испытания. Так? — спросил он у профессора. Вопрос был излишним, так как изначально фигурировал в рапорте. Однако, как и в своё время Кравкова, Пашутина сильно нервировала скандальная слава Эсторских. Не способствующая доверию.

— Да так. Средство, имеющее название «антипест». Это предварительное название.

— Даже так?! — хмыкнул начальник академии. — Впрочем, замах правильный. Всё-таки чума из той категории заразы.

— И я пришёл потому, что надо бы поторопиться с этими испытаниями. А то эти братья, боюсь, наделают глупостей. А с чумой и вообще подобными заболеваниями — не шутят.

— Они хотели делать опыты с заражёнными животными?

— Да, Виктор Васильевич. Я отговорил, указав, что на то есть «Чумной форт».

— А там что ответили? — Пашутин уже пристально смотрел на Кравкова.

— Там… Удалось уговорить взять. Но эта история с эболой в Англии наделала много шума в верхах… — Кравков — бросил многозначительный взгляд на потолок — и им запретили временно производить опыты. Так как там проводятся опыты по производству вакцин, полностью остановить нельзя. Но опытами с заражением чумой на крысах и собаках, пришлось пожертвовать.