Отыгрывать эльфа не просто. Дилогия (СИ)

— Сколько в среднем занимает обучение? И нет ли способов его ускорить?

— Титул подмастерья дают на сороковом году учебы. Ну а на мага необходимо проучиться не менее ста лет! — Посмотрев на вытянувшиеся лица окружающих, Ссешес досадливо зашипел и быстро добавил: — Свет меня побери! Совсем забыл — в хумансовских академиях сроки гораздо меньше, правда, знаний там дают с гулькин нос, поэтому и обучают узких специалистов. Взять хотя бы тех же погодников, начальные знания заклинаний сферы воздуха и воды — вот и все, чем они владеют, даже нормальный огнешар не в состоянии кинуть. Так что пять лет для подмастерья плюс еще три для мага и еще десять для мастера-мага. При условии активной работы и самообразования. Хотя в ваших условиях и ученик при достаточной подпитке будет довольно эффективной боевой единицей. — После этих слов дроу в очередной раз поудобнее ухватился за ложку и с легкой усмешкой взмолился: — Ради Ллос, дайте поесть спокойно…

13.08.1941 г. Поздняя ночь (почти утро). Ссешес Риллинтар

Иногда прошедшее вспоминается урывками. Почему? Наверное, потому, что самый совершенный в природе биокомпьютер — мозг — не в состоянии переработать и разложить по полочкам весь красочный веер событий, раскрывшийся перед глазами за время бодрствования. Яркие кусочки мозаики, составляющие воспоминания сегодняшнего длинного дня и не менее протяженной ночи, беззвучно скатываются в бездонную копилку воспоминаний, с каждой секундой расслабляя сжатую пружину моего разума.

Легкий ночной ветерок тихо перебирает мои распущенные волосы, вольно рассыпавшиеся по плечам, ласкает своими невидимыми пальцами кожу лица, опрокинутого к уже бледнеющему ночному небу… Тишина… тишина, прерываемая только тихим дыханием пристроившейся сбоку Ва Сю. Не спрашивающей ничего, не требующей ничего… и щедрой рукой дарящей бесценные мгновения молчания, наполненного безграничным пониманием и теплотой… Завтра — завтра будет новый день, наполненный суетой, еще один яркий, выматывающий день…

Но он будет еще не скоро. А пока можно просто сидеть в ночной прохладе, согревая доверчиво прижавшееся девичье тело, закутанное в мой собственный плащ, и по кусочку, по блестке рассматривать произошедшее сегодня… Отбросив переживания, страхи, ярость и презрение — всю эту палитру уже ненужных чувств, растворяющихся в величии и всепрощении окружающей ночи…

Кусочки памяти:

…потрескивание остывающих на воздухе стеклянных форм…

…мерцание заполняемого маной драгоценного камня…

…ощущение сжимающих правое предплечье ремешков, удерживающих массивный браслет…

…бесшумный вихрь бега, проносящиеся мимо стволы деревьев и серебристые, почти прозрачные в ночном зрении тени кустов…

…блеск накопителей ловушки, аккуратно засыпаемой тонким слоем земли…

…легкий испуг и удивление часового из команды Иванова…

…окутывающая спящее подземелье тишина и всепонимающий взгляд встречающей перед входом, укутанной в оставленный в лагере плащ Ва Сю…

Глава 18СКАЗОЧНАЯ

Боже мой, какой текст, какие слова!

Якин. К/ф «Иван Васильевич меняет профессию»

14.08.1941 г. Лагерь отряда

— Иван-царевич у Бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит — стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его трудно.

Вдруг откуда ни возьмись прибежал медведь и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц и пустился наутек во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. Из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь — на нее селезень кинулся, как ударит ее — утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море…

Тут Иван-царевич залился горькими слезами — где же в море яйцо найти! Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.

Иван-царевич пошел в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости!

Уставившиеся на старшину дракончики, покачивающиеся в такт перипетиям сюжета и поскуливающие в особенно страшных или захватывающих местах, представляли собой зрелище намного белее интересное, чем рассказывающий детские сказки Сергеич. Поэтому большинство окружающих смотрело как раз на чешуйчатую троицу и не обращало внимания на прокатывающиеся в глазах старшины волны ничем не разбавленного родительского счастья. Эта сюрреалистическая картина дополнялась фигурой устроившегося в самой глубине отбрасываемой деревьями тени дроу и нежащейся на солнцепеке лисицей размером с хорошую собаку. И если первый, что не укрылось от внимательного взгляда Иванова, просто поблескивал белозубым оскалом в довольно странных местах сюжета, то вторая изображала из себя английскую королеву на выгуле и только презрительно морщила мордочку, надо сказать, очень заинтересованную мордочку с горящими интересом и весельем глазами. И даже вздрогнула пару раз в самом начале сказки. Этот факт, как и повышенное внимание к рассказу старшины, тоже не остался без внимания окружающих. Особенно бурно отреагировал Сергей, чуть ли не подпрыгнувший от удивления при виде реакции лисы, и один боец из команды гостей, поперхнувшийся свежезаваренным чаем.

А вот окончание сказки про Царевну-лягушку, рассказанное густым баритоном Сергеича, вызвало волну протестующего попискивания чешуйчатой троицы и вопрос Сергея, обращенный к ухмыляющемуся дроу:

— Ссешес, а вообще, все то, что рассказывалось в сказках, возможно?

При этих словах улыбка у греющего в ладонях берестяной стаканчик с чаем дроу немного погасла, а потом засияла с новой силой…

14.08.1941 г. Ссешес Риллинтар

Нет, чай — это зло! Или наркотик, пока еще не понял. Но от стаканчика утреннего чая, даже без сахара, отказаться просто не могу. И дело не в том, что он так замечательно согревает озябшее тело. Физиология дроу в этом отношении более удобна, чем человеческая, ведь проживание в условиях подземелий с их часто повышенной влажностью и не особенно высокими температурами требует немного другого отношения к теплорегуляции организма. Так что по утрам, да и ночью, если уж на то пошло, холод не особенно ощущается. Просто чай, правильно заваренный, крепкий, духмяный чай, омывающий небо своим божественным вкусом и ароматами, — это нечто. Его даже необязательно много пить. Глоток-два — и водопад аромата обрушивается на темноэльфийскую голову. В общем, утро начиналось великолепно. Сидел в теньке как король, услаждал свой слух сказкой, рассказываемой старшиной, окидывал взглядом коллектив, который внимательно прислушивался и приглядывался к происходящему, и потихоньку, по глоточку, потягивал свежесваренный чаек. Самое главное — сдержаться и не заржать как конь. Ибо уж слишком картина происходящего смахивала на воздействие мощных галлюциногенов. Старшина рабоче-крестьянской Красной армии с выражением умиления на лице рассказывал сказку про Василису Прекрасную трем дракончикам, с обожанием смотрящим на него, подергивая чешуйчатыми хвостами от сопереживания героям. Представили? А теперь добавьте к этой картине еще спецгруппу Ставки с ее неугомонным и любопытным начальником, расположившегося в теньке со стаканом чая дроу и с большим интересом слушающую повествование о самой себе ту самую Василису. Ах да совсем забыл, полейте все происходящее соусом из творящейся вокруг магии, подтягивающихся с середины ночи чернющих грозовых туч и вроде бы наличествующих у Ва Сю амнезии и «незнания» русского языка. В последнем и предпоследнем имелись громадные и с каждой секундой прогрессирующие сомнения.