Витторио-вампир

оих залитых солнечным светом деревьев.

Я вынужден был прикрыть глаза Я утратил равновесие, воздух стал прохладнее, а мое зрение, казалось, заслонило поднявшееся невесть откуда облако пыли.

Я тряхнул головой. Огляделся вокруг.

Мы оказались внутри самого замка.

Там было очень сыро и почти темно. Свет проникал туда лишь сквозь щели громадного разводного моста, который, разумеется, был поднят и укреплен на опорах. По обе стороны от него возвышались грубо отесанные каменные стены, а на них повсюду виднелись огромные ржавые крючья и цепи, которыми, очевидно, не пользовались по крайней мере на протяжении последнего года

Я повернулся и вошел в едва освещенный внутренний двор, и у меня вдруг перехватило дыхание при виде высоких стен, окружавших меня и устремленных вверх, к отчетливому кубу яркого, прозрачного, синего неба

Несомненно, это был тот же крепостной двор при входе в замок, ибо перед нами возвышалась другая пара огромных ворот, настолько широких, что сквозь них мог бы проехать самый большой соременный фургон с сеном, какой только молено себе представить, или новомодная военная машина

Земля во дворе была грязная. Высоко в стенах со всех сторон были прорезаны окна, ряд за рядом виднелись двухстворчатые арки окон, и все они были зарешечены.

– Ты нужен мне теперь, Мастема, – сказал я. Я снова осенил себя крестным знамением. Вынул из кармана четки и приложился губами к распятию, взглянув на крошечную, искривленную от непереносимых страданий фигурку нашего страждущего Христа

Громадные ворота вдруг растворились передо мной. Раздался громкий скрипящий звук, затем уступили сопротивлению металлические болты, и ворота застонали на своих петлях, открывая проход в отдаленный, залитый солнечным светом внутренний двор еще больших размеров.

Толщина стен, сквозь которые мы прошли, достигала где-то от тридцати до сорока футов. По обе стороны от нас в арочных проемах я увидел двери с некоторыми признаками заботливого ухода, впервые замеченными мной за все время после того, как мы вошли в замок.

– Эти твари даже не входят и не выходят как нормальные существа, – сказал я, ускоряя шаги, чтобы солнце висело у нас над головами, когда мы выйдем во внутренний двор. Горный воздух показался мне слишком прохладным и слишком влажным в сравнении с отвратительной вонью в толще прохода

Здесь, глядя вверх, я увидел окна такими, какими они мне запомнились, с вывешенными в них роскошными знаменами и фонарями, которые должны были зажигаться по ночам. Здесь я заметил гобелены, небрежно наброшенные на подоконники, будто дожди вообще не могли причинить им вред. А на самом верху я увидел зубчатые парапеты с бойницами и прекрасной кладки стены из белоснежного мрамора.

Но даже все это не могло сравниться с великолепием огромного внутреннего двора, оставшегося позади. Эти стены были слишком грубо отесаны. Камни были испачканы, и по ним вряд ли часто ходили. Местами скопились лужи. В трещинах буйно разрастались сорные травы, но, ах, здесь виднелись и прелестные